Чтение 59–й страницы книги ~Три товарища~

При счете "пять" швейцар поднялся, точно стеклянный. Как и раньше, я
видел перед собой его лицо, опять это здоровое, широкое, глупое, подлое
лицо; я видел его всего, здорового, сильного парня, свинью, у которой
никогда не будут больные легкие; и вдруг я почувствовал, как красноватый
дым застилает мне мозг и глаза, я кинулся на него и принялся его изби-
вать. Все, что накопилось во мне за эти дни и недели, я вбивал в это
здоровое, широкое, мычащее лицо, пока Густав меня не оттащил...

- С ума сошел, забьешь насмерть!.. - крикнул он.

Я оглянулся. Швейцар прислонился к стене. Он истекал кровью. Потом
согнулся, упал и, точно огромное блестящее насекомое, пополз в своей
роскошной ливрее на четвереньках к входу.

- Теперь он не скоро будет драться, - сказал Густав. - А сейчас давай
ходу отсюда, пока никого нет! Это уже называется тяжелым телесным пов-
реждением.

Мы бросили деньги на мостовую, сели в машину и поехали.

- У меня тоже идет кровь? - спросил я. - Или это я об него замарался?

- Из носу опять капает, - сказал Густав. - Он очень красиво навесил
тебе слева.

- А я и не заметил.

Густав рассмеялся.

- Знаешь, - сказал я, - а мне сейчас гораздо лучше.

XVIII

Наше такси стояло перед баром. Я вошел туда, чтобы сменить Ленца,
взять у него документы и ключи. Готтфрид вышел со мной.

- Какие сегодня доходы? - спросил я.

- Неважные, - ответил он. - То ли слишком много развелось такси, то
ли слишком мало пассажиров... А у тебя как?

- Плохо. Всю ночь за рулем, и даже двадцати марок не набрал.

- Мрачные времена! - Готтфрид поднял брови. - Сегодня ты, наверно, не
очень торопишься?

- Нет, а почему ты спрашиваешь?

- Не подвезешь ли?.. Мне недалеко.

- Ладно.

Мы сели.

- А куда тебе? - спросил я.

- К собору.

- Что? - переспросил я. - Не ослышался ли я? Мне показалось, ты ска-
зал, к собору.

- Нет, сын мой, ты не ослышался. Именно к собору!

Я удивленно посмотрел на него.

- Не удивляйся, а поезжай! - сказал Готтфрид.

- Что ж, давай.

Мы поехали.

Собор находился в старой части города, на открытой площади, вокруг
которой стояли дома священнослужителей. Я остановился у главного порта-
ла.

- Дальше, - сказал Готтфрид. - Объезжай кругом.

Он попросил меня остановить у небольшого входа с обратной стороны и
вышел.

- Ну, дай тебе бог! - сказал я. - Ты, кажется, хочешь исповедоваться.

- Пойдем-ка со мной, - ответил он.

Я рассмеялся:

- Только не сегодня. Утром я уже помолился. Мне этого хватит на весь
день.

- Не болтай чушь, детка! Пойдем! Я буду великодушен и покажу тебе
кое-что.

С любопытством я последовал за ним. Мы вошли через маленькую дверь и
очутились в крытой крестовой галерее. Длинные ряды арок, покоившихся на
серых гранитных колоннах, окаймляли садик, образуя большой прямоу-
гольник. В середине возвышался выветрившийся крест с распятым Христом.
По сторожам были каменные барельефы, изображавшие этапы крестного пути.
Перед каждым барельефом стояла ветхая скамья для молящихся. Запущенный
сад разросся буйным цветением.

Готтфрид показал мне несколько огромных кустов белых и красных роз:

- Вот смотри! Узнаешь? Я остановился в изумлении.

- Конечно, узнаю, - сказал я. - Значит, здесь ты снимал свой урожай,
старый церковный ворюга!

За неделю до того Пат переехала к фрау Залевски, и однажды вечером
Ленц прислал ей с Юппом огромный букет роз. Цветов было так много, что
Юппу пришлось внести их в два приема. Я ломал себе голову, гадая, где
Готтфрид мог их раздобыть. Я знал его принцип - никогда не покупать цве-
ты. В городском парке я таких роз не видел.

- Это идея! - сказал я одобрительно. - До этого нужно было доду-
маться!

Готтфрид ухмыльнулся:

- Не сад, а настоящая золотая жила! Он торжественно положил мне руку
на плечо:

- Беру тебя в долю! Думаю, теперь тебе это пригодится!

- Почему именно теперь? - спросил я.

- Потому что городской парк довольно сильно опустел. А ведь он был
твоим единственным источником, не так ли?

Я кивнул.

- Кроме того, - продолжал Готтфрид, - ты теперь вступаешь в период,
когда проявляется разница между буржуа и кавалером. Чем дольше буржуа
живет с женщиной, тем он менее внимателен к ней. Кавалер, напротив, все
более внимателен. - Он сделал широкий жест рукой. - А имея этакий сад,
ты можешь стать совершенно потрясающим кавалером.

Я рассмеялся.

- Все это хорошо, Готтфрид, - сказал я. - Ну, а если я попадусь? От-
сюда очень плохо удирать, а набожные люди скажут, что я оскверняю свя-
щенное место.

- Дорогой мой мальчик, - ответил Ленц. - Ты здесь видишь кого-нибудь?
После войны люди стали ходить на политические собрания, а не в церковь.

Это было верно.

- А как быть с пасторами? - спросил я.

- Им до цветов дела нет, иначе сад был бы ухожен получше. А господь
бог будет только рад, что ты доставляешь кому-то удовольствие. Ведь он
не вредный.

- Ты прав! - Я смотрел на огромные, старые кусты. - На ближайшие не-
дели я обеспечен!

- Дольше. Тебе повезло. Это очень устойчивый, долгоцветущий сорт роз.
Дотянешь минимум до сентября. А потом расцветут астры и хризантемы. Пой-
дем, покажу, где.

Мы пошли по саду. Розы пахли одуряюще. Как гудящее облако, с цветка
на цветок перелетали рои пчел.

- Посмотри на пчел, - сказал я и остановился. - Откуда они взялись в
центре города? Ведь поблизости нет ульев. Может быть, пасторы разводят
их на крышах своих домов?

- Нет, братец мой, - ответил Ленц. - Голову даю наотрез, что они при-
летают с какого-нибудь крестьянского двора. Просто хорошо знают свой
путь... - он прищурил глаза, - а мы вот не знаем...

Я повел плечами:

- А может быть, знаем? Хоть маленький отрезок пути, но знаем. Нас-
колько это возможно. А ты разве нет?

- Нет. Да и знать не хочу. Когда есть цель, жизнь становится мещанс-
кой, ограниченной.

Я посмотрел на башню собора. Шелковисто-зеленым силуэтом высилась она
на фоне голубого неба, бесконечно старая и спокойная. Вокруг нее вились
ласточки.

- Как здесь тихо, - сказал я.

Ленц кивнул:

- Да, старик, тут, собственно, и начинаешь понимать, что тебе не хва-
тало лишь одного, чтобы стать хорошим человеком, - времени. Верно я го-
ворю?

- Времени и покоя, - ответил я. - Покоя тоже не хватало.

Он рассмеялся:

- Слишком поздно! Теперь дело дошло уже до того, что покой стал бы
невыносим. А поэтому пошли! Опять окунемся в грохот!

Я отвез Готтфрида и возвращался на стоянку. По пути проехал мимо
кладбища. Я знал, что Пат лежит в своем шезлонге на балконе, и дал нес-
колько гудков. Но она не показалась, и я поехал дальше. Зато вскоре я
увидел фрау Хассе. В развевающейся пелерине из шелковой тафты она проп-
лыла вдоль улицы и скрылась за углом. Я поехал за ней, чтобы спросить,
не нужно ли подвезти ее куда-нибудь. Но у перекрестка заметил, как она
села в стоявший за поворотом лимузин, довольно потрепанный "мерседес"
выпуска двадцать третьего года. Машина тут же тронулась. За рулем сидел
мужчина с носом, похожим на утиный клюв. На нем был пестрый клетчатый
костюм. Довольно долго я смотрел вслед удаляющемуся лимузину. Так вот
что получается, когда женщина непрерывно сидит дома в одиночестве. Раз-
мышляя об этом, я приехал на стоянку и пристроился в хвост других такси.

Солнце накалило крышу. Машины очень медленно подвигались вперед. Меня
охватила дремота, и я старался уснуть. Но образ фрау Хассе не переставал
меня тревожить. Правда, у нас все было по-другому, но ведь в конце кон-
цов Пат тоже сидела весь день дома одна.

Я сошел на тротуар и направился вперед, к машине Густава.

- На, выпей, - предложил он мне, протягивая термос. - Великолепный
холодный напиток! Собственное изобретение - кофе со льдом. Держится в