Чтение 68–й страницы книги ~Три товарища~

- Если вам все-таки хочется немедленно поехать, возьмите любое такси,
- продолжал я, - но не советую. Лучше подождите еще немного, - тогда я
поззоню моему другу Ленцу, и он поедет с вами на поиски.

Мне казалось, что он совсем не слушает меня.

- Вы не видели ее сегодня утром? - вдруг спросил он.

- Нет, - ответил я удивленно. - Иначе я бы уже давно сказал вам об
этом.

Он снова кивнул и с совершенно отсутствующим видом, не проронив
больше ни слова, ушел в свою комнату.

Пат успела зайти ко мне и нашла розы. Когда я вошел в ее комнату, она
рассмеялась.

- Робби, - сказала она, - я все-таки довольно наивна. Только от Фриды
я узнала, что свежие розы в воскресенье, да еще в этакую рань, несомнен-
но, пахнут воровством. Вдобавок она мне сказала, что этот сорт не найти
ни в одном из ближайших цветочных магазинов.

- Думай, что хочешь, - ответил я. - Главное, что они доставляют тебе
радость.

- Теперь еще большую, чем когда-либо, милый. Ведь ты добыл их, под-
вергая себя опасности!

- Да еще какой опасности! - Я вспомнил священника. - Но почему ты так
рано поднялась?

- Не могла больше спать. Кроме того, я видела сон.

Ничего хорошего.

Я внимательно посмотрел на нее. Она выглядела утомленной, под глазами
выделялись синие круги.

- С каких пор ты видишь плохие сны? - спросил я. - До сих пор я счи-
тал это своей специальностью.

Она покачала головой:

- Ты заметил, что на дворе уже осень?

- У нас это называется бабьим летом, - возразил я. - Ведь еще цветут
розы. Просто идет дождь, - вот все, что я вижу.

- Идет дождь. Слишком долго он идет, любимый. Иногда по ночам, когда
я просыпаюсь, мне кажется, что я похоронена под этим нескончаемым дож-
дем.

- По ночам ты должна приходить ко мне, - заявил я. - Тогда у тебя не
будет таких мыслей. Наоборот, так хорошо быть вместе, когда темно и за
окном дождь.

- Может быть, - тихо сказала она и прижалась ко мне.

- Я, например, очень люблю, когда в воскресенье идет дождь, - сказал
я. - Как-то больше чувствуешь уют. Мы вместе, у нас теплая, красивая
комната, и впереди свободный день, - по-моему, это очень много.

Ее лицо просветлело:

- Да, нам хорошо, правда?

- По-моему, нам чудесно. Вспоминаю о том, что было раньше. Господи!
Никогда бы не подумал, что мне еще будет так хорошо.

- Как приятно, когда ты так говоришь. Я сразу всему верю. Говори так
почаще.

- Разве я не часто говорю с тобой так?

- Нет.

- Может быть, - сказал я. - Мне кажется, что я недостаточно нежен. Не
знаю почему, но я просто не умею быть нежным. А мне бы очень хотелось...

- Тебе это не нужно, милый, я и так понимаю тебя. Но иногда все-таки
хочется слышать такие слова.

- С сегодняшнего дня я их стану говорить всегда. Даже если самому се-
бе буду казаться глупым.

- Ну уж и глупым! - ответила она. - В любви не бывает глупостей.

- Слава богу, нет, - сказал я. - А то просто страшно подумать, во что
можно было бы превратиться.

Мы позавтракали, потом Пат снова легла в постель. Так предписал Жаф-
фе.

- Ты останешься? - спросила она, уже укрывшись одеялом.

- Если хочешь, - сказал я.

- Я бы хотела, но это не обязательно...

Я подсел к ее кровати:

- Ты меня не поняла. Я просто вспомнил: раньше ты не любила, чтобы на
тебя смотрели, когда ты спишь.

- Раньше - да... но теперь я иногда боюсь... оставаться одна...

- И со мной это бывало, - сказал я. - В госпитале, после операции.
Тогда я все боялся уснуть ночью.

Все время бодрствовал и читал или думал о чем-нибудь и только на
рассвете засыпал... Это пройдет.

Она прижалась щекой к моей руке:

- И все-таки страшно, Робби, боишься, что уже не вернешься...

- Да, - сказал я. - А потом возвращаешься, и все проходит. Ты это ви-
дишь по мне. Всегда возвращаешься, хотя не всякий раз на то же место.

- В том-то и дело, - ответила она, закрывая глаза. - Этого я тоже бо-
юсь. Но ведь ты следишь за мной, правда?

- Слежу, - сказал я и провел рукой по ее лбу и волосам, которые тоже
казались мне усталыми.

Она стала дышать глубже и слегка повернулась на бок. Через минуту она
крепко спала.

Я опять уселся у окна и смотрел на дождь. Это был сплошной серый ли-
вень, и наш дом казался островком в его мутной бесконечности. Я был
встревожен. Редко случалось, чтобы с утра Пат была печальна. Еще на днях
она была оживленной и радостной, и, когда проснется, может быть, все бу-
дет по-другому. Я знал - она много думает о своей болезни, ее состояние
еще не улучшилось, - это мне сказал Жаффе; но на своем веку я перевидал
столько мертвых, что любая болезнь была для меня все-таки жизнью и на-
деждой; я знал - можно умереть от ранения, этого я насмотрелся, но мне
всегда трудно было поверить, что болезнь, при которой человек с виду
здоров, может оказаться опасной. Вот почему, глядя на Пат, я всегда
быстро преодолевал тревогу и растерянность.

В дверь постучали. У порога стоял Хассе. Приложив палец к губам, я
тихонько вышел в коридор.

- Простите меня, - с трудом вымолвил он.

- Зайдемте ко мне, - предложил я и отворил дверь своей комнаты.

Хассе остался в коридоре. Казалось, что его лицо стало меньше. Оно
было белым как мел.

- Я только хотел вам сказать, что нам уже незачем ехать, - проговорил
он, почти не шевеля губами.

- Вы можете войти ко мне - фройляйн Хольман спит, у меня есть время,
- снова предложил я.

В руке у него было письмо. Он выглядел как человек, в которого только
что выстрелили, но он еще не верит этому и не чувствует боли, он ощутил
пока только толчок.

- Лучше прочитайте сами, - сказал он и дал мне письмо.

- Вы уже пили кофе? - спросил я.

Он покачал головой.

- Читайте письмо...

- Да, а вы пока попейте кофе...

Я вышел и попросил Фриду принести кофе. Потом я прочитал письмо. Оно
было от фрау Хассе - всего несколько строк. Она сообщала, что хочет по-
лучить еще кое-что от жизни, и поэтому решила не возвращаться к нему.
Есть человек, понимающий ее лучше, чем Хассе. Предпринимать что-либо
бесцельно, - она ни в коем случае не вернется. Так будет, вероятно, луч-
ше и для него. Ему больше не придется тревожиться, хватит или не хватит
жалованья. Часть своих вещей она уже взяла; за остальными пришлет ко-
го-нибудь при случае.

Это было деловое и ясное письмо. Я сложил его и вернул Хассе. Он
смотрел на меня так, словно все зависело от меня.

- Что же делать? - спросил он.

- Сперва выпейте эту чашку кофе и съешьте чтонибудь, - сказал я. - Не
стоит суетиться без толку и терять голову. А потом подумаем. Вам надо
постараться успокоиться, и тогда вы примете лучшее решение.

Он послушно выпил кофе. Его рука дрожала, и он не мог есть.

- Что же делать? - опять спросил он.

- Ничего, - сказал я. - Ждать.

Он сделал неопределенное движение.

- А что бы вы хотели сделать? - спросил я.

- Не знаю. Не могу этого понять.

Я молчал. Было трудно сказать ему что-нибудь. Его можно было только
успокоить, остальное он должен был решить сам.

Мне думалось, что он больше не любит эту женщину; но он привык к ней,
а для бухгалтера привычка могла быть сильнее любви.

Через некоторое время он заговорил, сбивчиво и путано; чувствовалось,
что он окончательно потерял всякую опору. Потом он стал осыпать себя уп-
реками. Он не сказал ни слова в укор своей жене и только пытался внушить
себе, будто сам виноват во всем.

- Хассе, - сказал я, - все, что вы говорите, - чушь. В этих делах ни-
когда не бывает виновных. Жена ушла от вас, а не вы от нее. Вам не в чем
упрекать себя.

- Нет, я виноват, - ответил он и посмотрел на свои руки. - Я ничего
не добился в жизни!

- Чего вы не добились?

- Ничего. А раз не добился, значит, виноват.

Я удивленно посмотрел на маленькую жалкую фигурку в красном плюшевом
кресле.

- Господин Хассе, - сказал я спокойно, - это может быть в крайнем
случае причиной, но не виной. Кроме того, вы все-таки кое-чего добились.

Он резко покачал головой: