Чтение 82–й страницы книги ~Три товарища~

нюдь не напрасной. В тот же момент во дворе раздались пронзительные
свистки, замелькали черные фуражки шупо [10], которые оцепили двор. Мы
взбежали вверх по лестнице, чтобы скрыться от полицейских. Дальнейший
ход событий мы наблюдали из окна на лестнице. Полицейские работали блес-
тяще. Перекрыв выходы, они вклинились в свалку, расчленили ее и тут же
стали увозить народ на машинах. Первым они погрузили ошеломленного плот-
ника, который пытался что-то объяснить.

За нами отворилась дверь. Какая-то женщина в одной рубашке, с голыми
худыми ногами и свечой в руке, высунула голову.

- Это ты? - угрюмо спросила она.

- Нет, - сказал Ленц, уже пришедший в себя. Женщина захлопнула дверь.
Ленц повернулся и осветил карманным фонариком табличку на двери. Здесь
ждали Герхарда Пешке, каменщика.

Внизу все стихло. Полиция убралась восвояси, и двор опустел. Мы по-
дождали еще немного и спустились по лестнице. За какой-то дверью тихо и
жалобно плакал ребенок.

- Плачет малыш и правильно делает, - сказал Готтфрид.

- Авансом расплакался.

Мы прошли через передний двор. Покинутый всеми астролог стоял у карт
звездного неба.

- Угодно господам получить гороскоп? - крикнул он. - Или узнать буду-
щее по линиям рук?

- Давай рассказывай, - сказал Готтфрид и протянул ему руку.

Астролог недолго, но внимательно рассматривал ее.

- У вас порок сердца, - заявил он категорически. - Ваши чувства раз-
виты сильно, линия разума очень коротка. Зато вы музыкальны. Вы любите
помечтать, но как супруг многого не стоите. И все же я вижу здесь троих
детей. Вы дипломат по натуре, склонны к скрытности и доживете до восьми-
десяти лет.

- Правильно, - сказал Готтфрид. - Моя фройляйн мамаша говорила всег-
да: кто зол, тот проживет долго. Мораль - это выдумка человечества, но
не вывод из жизненного опыта.

Он заплатил астрологу, и мы пошли дальше. Улица была пуста. Черная
кошка перебежала нам дорогу. Ленц сказал на нее рукой:

- Теперь, собственно, полагается поворачивать обратно.

- Ничего, - сказал я. - Раньше мы видели белую. Она нейтрализует дру-
гую.

Мы продолжали идти. Несколько человек шли нам навстречу по другой
стороне. Это были четыре молодых парня. Один из них был в новых кожаных
крагах светло-желтого оттенка, остальные в сапогах военного образца. Они
остановились и уставились на нас.

- Вот он! - вдруг крикнул парень в крагах и побежал через улицу к
нам. Раздались два выстрела, парень отскочил в сторону, и вся четверка
пустилась со всех ног наутек. Я увидел, как Кестер рванулся было за ни-
ми, тут же как-то странно повернулся, издал дикий, сдавленный крик и,
выбросив вперед руки, попытался поднять Ленца, тяжело грохнувшегося на
брусчатку.

На секунду мне показалось, что Ленц просто упал; потом я увидел
кровь. Кестер распахнул пиджак Ленца разодрал на нем рубашку.

Кровь хлестала сильной струей. Я прижал носовой платок к ране.

- Побудь здесь, я пригоню машину, - бросил Кестер и я побежал.

- Готтфрид, ты слышишь меня? - сказал я.

Его лицо посерело. Глаза были полузакрыты. Веки не шевелились. Под-
держивая одной рукой его голову, другой я крепко прижимал платок к ране.
Я стоял возле него на коленях, стараясь уловить вздох или хрип; но не
слышал ничего, вокруг была полная тишина, бесконечная тишина.

- Я улица, бесконечные ряды домов, бесконечная ночь, - Услышал
только, как на камни лилась кровь, и знал, что с ним уже не раз могло
случиться такое, но теперь я не понять, что это правда.

Кестер примчался на полном газу. Он откинул спинку левого сиденья. Мы
осторожно подняли Готтфрида и уложили его. Я вскочил в машину, и Кестер
пустился во весь опор к ближайшему пункту скорой помощи. Здесь он осто-
рожно затормозил:

- Посмотри, есть ли там врач. Иначе придется ехать дальше.

Я вбежал в помещение. Меня встретил санитар.

- Есть у вас врач?

- Да. Вы привезли кого-нибудь?

- Да. Пойдемте со мной! Возьмите носилки.

Мы положили Готтфрида на носилки и внесли его. Врач с закатанными ру-
кавами уже ждал нас. Мы поставили носилки на стол. Врач опустил лампу,
приблизив ее к ране:

- Что это?

- Огнестрельное ранение.

Он взял комок ваты, вытер кровь, пощупал пульс, выслушал сердце и
выпрямился:

- Ничего нельзя сделать.

Кестер не сводил с него глаз:

- Но ведь пуля прошла совсем сбоку. Это не может быть опасно!

- Тут две пули! - сказал врач.

Он снова вытер кровь. Мы наклонились и ниже раны, из которой сильно
шла кровь, увидели другую - маленькое темное отверстие около сердца.

- Он, видимо, умер почти мгновенно, - сказал врач. Кестер выпрямился.
Он посмотрел на Готтфрида. Врач затампонировал раны и заклеил их полос-
ками пластыря.

- Хотите умыться? - спросил он меня.

- Нет, - сказал я.

Теперь лицо Готтфрида пожелтело и запало. Рот чуть искривился, глаза
были полузакрыты, - один чуть плотнее другого. Он смотрел на нас. Он
непрерывно смотрел на нас.

- Как это случилось? - спросил врач.

Никто не ответил. Готтфрид смотрел на нас. Смотрел неотрывно.

- Его можно оставить здесь, - сказал врач.

Кестер пошевелился.

- Нет, - возразил он. - Мы его заберем!

- Нельзя, - сказал врач. - Мы должны позвонить в полицию. И в уголов-
ный розыск. Надо сразу же предпринять все, чтобы найти преступника.

- Преступника? - Кестер посмотрел на врача непонимающим взглядом. По-
том он сказал: - Хорошо, я поеду за полицией.

- Можете позвонить. Тогда они прибудут скорее.

Кестер медленно покачал головой:

- Нет. Я поеду.

Он вышел, и я услышал, как заработал мотор "Карла". Врач пододвинул
мне стул:

- Не хотите пока посидеть?

- Благодарю, - сказал я и не сел. Яркий свет все еще падал на окро-
вавленную грудь Готтфрида. Врач поднял лампу повыше.

- Как это случилось? - спросил он снова.

- Не знаю. Видимо, его приняли за другого.

- Он был на фронте? - спросил врач.

Я кивнул.

- Видно по шрамам, - сказал он. - И по простреленной руке. Он был
несколько раз ранен.

- Да. Четыре раза.

- Какая подлость, - сказал санитар. - Вшивые молокососы. Тогда они
еще, небось, в пеленках лежали.

Я ничего не ответил. Шоттфрид смотрел на меня. Смотрел, не отрывая
глаз.

Кестера долго не было. Он вернулся один. Врач отложил газету, которую
читал.

- Приехали представители полиции? - спросил он.

Кестер молчал. Он не слышал слов врача.

- Полиция здесь? - спросил врач еще раз.

- Да, - проговорил Кестер. - Полиция. Надо позвонить, пусть приезжа-
ют.

Врач посмотрел на него, ничего не сказал и подошел к телефону. Нес-
колько минут спустя пришли два полицейских чиновника. Они сели за стол и
принялись записывать сведения о Готтфриде. Не знаю почему, но теперь,
когда он был мертв, мне казалось безумием говорить, как его звали, когда
он родился и где жил. Я отвечал механически и не отводил глаз от черного
карандашного огрызка, который чиновник то и дело слюнявил.

Второй чиновник принялся за протокол. Кестер давал ему необходимые
показания.

- Вы можете приблизительно сказать, как выглядел убийца? - спросил
чиновник.

- Нет, - ответил Кестер. - Не обратил внимания.

Я мельком взглянул на него. Я вспомнил желтые краги и форму.

- Вы не знаете, к какой политической партии он принадлежал? Вы не за-
метили значков?

- Нет, - сказал Кестер. - До выстрелов я ничего не видел. А потом я
только... - он запнулся на секунду, - потом я только заботился о моем
товарище.

- Вы принадлежите к какой-нибудь политической партии?

- Нет.

- Я спросил потому, что, как вы говорите, он был вашим товарищем...

- Он мой фронтовой товарищ, - сказал Кестер.

Чиновник обратился ко мне:

- Можете вы описать убийцу? Кестер твердо посмотрел на меня.