"Гогенцоллерна"! Ты омерзительная свинья!
сказать, если этого не было?
самой ледяной воды, но сейчас он, без сомнения, погиб. На лестнице я
посоветовал ему не допускать словесных препирательств, а просто на коленях
вымаливать у фрау Бекман прощение и ни в чем не сознаваться. А вместо того
он начинает упрекать ее по поводу какого-то господина Клетцеля. В ответ она
наносит ему ужасный удар по переносице. Карл отскакивает и хватается за свой
толстый нос, проверяя, идет ли кровь, и нагибается с воплем ярости, чтобы в
качестве старого борца схватить фрау Бекман за волосы, сорвать ее с постели,
стать ногой на ее затылок и обработать ее мощные окорока своим тяжелым
ремнем. Я даю ему пинок средней силы, он повертывается, готовый напасть и на
меня, видит мой многозначительный взгляд, мои поднятые руки и беззвучно
шепчущие губы и приходит в себя, его бешенство угасло. В карих глазах снова
вспыхивает человеческий разум. Он коротко кивает, причем кровь хлещет у него
из носу, снова повертывается и опускается на пол перед кроватью фрау Бекман,
восклицая:
награды за свое стоянье на коленях и теперь опять готов прийти в ярость.
Если он, при том, что у него из носу течет кровь, начнет борьбу, все
пропало. Фрау Бекман еще, может быть, простит ему кассиршу из
"Гогенцоллерна", но испорченное кимоно - никогда.
говорю:
негодяи... И вы хотите, чтобы я вам поверила?
все.
как вы, польстится на эту рухлядь, на эту развалину, на эту падаль?
одиночества...
их водили по барам, и будем говорить откровенно: если вы не верите, что
меня, молодого холостяка, одинокого среди шторма инфляции, могла привлечь
эта кассирша, то совершенно нелепо предположить, что Карл Бриль, человек,
пользующийся благосклонностью красивейшей и интереснейшей из всех
верденбрюкских дам... правда, совершенно не заслуженно...
окровавленными простынями.
повертывается ко мне. -
довольная.
кимоно цвета морской воды с цветами лотоса, ночные туфли на лебяжьем пуху.
Потом он уходит, чтобы промыть нос холодной водой, а фрау Бекман встает.
пятьдесят миллиардов.
сидит тюлень под надзором Карловых дружков. Мы узнаем, что в наше отсутствие
он попытался смошенничать, но собутыльники Карла успели вырвать у него из
рук молоток. Фрау Бекман презрительно улыбается - и через полминуты гвоздь
лежит на полу. Затем она величественно удаляется под звуки "Свечения Альп".
бывает тоскливо! Но я не ждал, что эта стерва еще будет болтать! Не желаю я
больше иметь дело с этими людьми. А вы, дорогой друг, выбирайте, что хотите!
- он указывает на куски кожи. - В подарок! Башмаки на заказ высшего качества
- какие пожелаете: . опойковые - черные, коричневые, желтые, или
лакированные, или замшевые, - я сам их сделаю для вас...
Кнопф, он только что вернулся и, словно не был смертельно болен, уже
готовится опозорить обелиск.
есть для ваших детских проделок свой собственный памятник. Вот и пользуйтесь
им!
ему вернуться к обелиску.
То, что не удавалось никому, сделало простое понятие собственности!
Фельдфебель пользуется теперь своей уборной. Вот и говори тут о коммунизме!
Собственность рождает стремление к порядку!
понадобились миллионы лет, чтобы, развиваясь от амебы, через рыбу, лягушку,
позвоночных и обезьян, создать старика Кнопфа, существо, набитое физическими
и химическими шедеврами, обладающее системой кровообращения, совершенной до
гениальности, механизмом сердца, на который хочется молиться, печенью и
двумя почками, в сравнении с которыми заводы ИГ Фарбениндустри - просто
халтура; и это в течение миллионов лет тщательно усовершенствуемое чудесное
существо отставной фельдфебель Кнопф - создано было лишь для того, чтобы
прожить на земле весьма недолгий срок, терзать деревенских парнишек и затем,
получив от государства довольно приличную пенсию, предаться пьянству!
Действительно, Господь Бог иной раз усердно трудится, а получается пшик!
Вот еще один шедевр природы, который тоже хорошенько не знает, что ему с
собою делать. Я выключаю свет и раздеваюсь в темноте.
ее в церкви. На ней светлый изящный костюм, маленькая серая шляпка и
замшевые серые туфли. Ее зовут Женевьева Терговен, и она мне кажется странно
чужой.
Вернике, который не в силах скрыть свое торжество. Я обошел весь сад и уже
перестал надеяться, что увижу ее, и вдруг Изабелла одна идет мне навстречу
по аллее, где листья уже почти облетели. Вот она, тонкая, легкая,
элегантная, я гляжу на нее, и ко мне снова возвращаются вся былая тоска по
ней и блаженная радость, и моя кровь кипит. Я не в силах говорить. Я знаю от
Вернике, что она теперь здорова, мрачные тени развеялись, да я и сам
чувствую это: она вдруг очутилась тут, совсем другая, чем раньше, но она тут
вся, уже никакая болезнь не стоит между нами, из моих глаз и рук рвется на
волю вся полнота моей любви, и головокружение, как смерч, поднимается по
моим артериям и охватывает мозг. Она смотрит на меня.
морщинка.
кажется, я должен ей напомнить прошлое.