озабоченных романистов.
сдвинутыми на лоб модными очками в белой оправе с розовыми стеклами.
Издали она смотрелась зрелой взрослой женщиной, и мы непроизвольно
замедлили шаг, когда подходили к ней. Увидев нас, она отложила свое
чтиво, опустила очки на глаза и как ни в чем ни бывало сказала:
вчерашней вечеринки.
шезлонгах или валяясь на траве в тени под липами. Про ночной случай
никто из нас не обмолвился ни словом, ни полсловом, ни даже намеком.
Когда стало смеркаться, Лина сказала "до завтра", помахала рукой и ушла.
Мы проводили ее долгим пристальным взглядом.
академическим тоном.
активно бодрствовали, а потом она уходила к себе, чтобы ничего не
заметили воспитатели. Днем мы отсыпались в шезлонгах у бассейна, а ночью
все начиналось по новому кругу... Нет, скорее не по кругу, а по
возрастающей спирали, потому что каждый раз Лина требовала от нас все
большего. Во вторую ночь мы занимались любовью сразу втроем. На третью
ночь Лина заявила, что хочет испробовать "все, что только можно", а на
четвертую к "все, что можно" добавилось "и все, что нельзя".
изобретательная Лина удивит нас на этот раз. Но не отгадали... Лина
принесла самодельную плетку, которую сплела из разрезанных на полоски
кожаных ремешков. Она приказала нам завязать ей глаза, связать руки и
выпороть ее. Когда мы раздели ее, связали и уложили вниз лицом, я
протянул плетку Игору. Он молча помотал головой в ответ. Я поморщился,
не предвкушая ни малейшего удовольствия от порки. Но оказалось, что я
плохо себя знал: после первых же ударов я почувствовал возбуждение и
вошел в раж. Я с неожиданным удовольствием полосовал Лину вдоль и
поперек, она под моими ударами жалобно скулила, кусая подушку, а Игор
подбадривал ее, нашептывая на ухо какие-то утешения. Минут через десять
я жутко возбудился от этой какофонии - свиста плети, жалобных стонов и
сострадательного шепота - и грубо, по-животному, овладел Линой сзади.
Игор в этом не участвовал, а только внимательно наблюдал за мной,
поглаживая орущую Лину по голове.
вареньем. Я сидел с одной стороны от Лины и обнимал ее за плечи, а Игор
лежал с другой стороны, положив ей голову на колени. Внезапно я ощутил в
глубине души одиночество. Сначала я не понял, в чем дело, но скоро
заметил, что между Линой и Игором установилась какая-то своя особая
связь, которая на меня не распространялась. Он мирно дремал у нее на
коленях, а она любовно ерошила его волосы, гладя "против шерсти" и
смотрела в его лицо. Я почувствовал, что нахожусь хотя и рядом, но не с
ними. Через какое-то время Игор поднялся, взял Лину за руку и увел ее на
кровать. Я остался в одиночестве хлебать чай на диване.
нет. Я опять лупил Лину, и опять Игор горячо утешал ее, и опять я грубо
овладел ей, и опять все кончилось чаепитием в тех же позах, и опять я
почувствовал пустоту вокруг себя и одиночество в себе. На этот раз я
страдал еще больше, удрученный повторением сценария прошлой ночи, а
Игору с Линой не было до этого никакого дела. Я пытался привлечь к себе
внимание: я рассказывал им о том, как мне бесконечно одиноко и тоскливо,
но мои слова падали в пустоту, в ответ на меня удивленно смотрели, как
на капризного ребенка, - и в то же время стоило Игору чуть нахмуриться
или поморщиться, как Лина тут же склонялась над ним и принималась
ласкать с новой силой. И опять Игор увел Лину на кровать, и опять я
остался в одиночестве.
Игором.
больше внимания.
в этом не участвую, а потом, во второй части нашей с ней встречи, ты не
участвуешь в моих с ней развлечениях. Мы по очереди развлекаемся с ней,
только и всего.
удовольствие. К твоему сведению, я делаю это для тебя.
возбуждаешься.
происходило открыто и честно, - но я и не ревновал, это было нечто
другое, тяжелое и темное, не щекочущее нервы, а напрочь убивающее любые
чувства.
демонстрировал равнодушие к тому, что делает другой, а в итоге
появлялось раздражение к другому и апатия к себе. Внешне все было на том
же уровне, но сама любовь снизошла до механического трения интимных
частей тела. Хуже всего было то, что это отразилось на наших чувствах к
Лине: мы к ней охладели, и она не могла не заметить этого.
своему обычаю перебрались под конец встречи на диван.
произошло. В комнате повисла гнетущая атмосфера всеобщего отчуждения.
в темноте.
раньше оно выражало невозмутимость оптимиста, теперь на нем было
написано угрюмое равнодушие человека, уверенного в том, что ничего
хорошего его ждет. Впервые его вид подействовал на меня угнетающе. Я
выключил ночник и постарался поскорее заснуть в надежде на то, что утро
разрешит ночные недоразумения.
неизменной точностью в восемь утра, как во время учебы. На этот раз я
проснулся в половине десятого. Игор еще спал. Это было вдвойне необычно,
потому что он как правило вставал раньше меня. На дворе было пасмурно,
накрапывал мелкий дождь, и сквозь раскрытое окно в комнату вкрадчиво
пробирался шорох промокших листьев, настойчивым шепотом внушая тревожные
предчувствия. Я разбудил Игора - он широко открыл глаза и посмотрел на
меня мягким теплым взглядом. Видно, ему приснилось что-то приятное... Но
в следующую секунду по его лицу прошла тень какой-то мрачной мысли,
словно он вспомнил, что его ожидало в этот день нечто тяжелое, и
мимолетная радость пробуждения растворилась в унылой беспросветности
сырого утра.
Дежурная на входе сказала нам, что она куда-то вышла. Искать ее на
огромной территории Интерната было практически безнадежным делом, но мы
все же целый день слонялись из конца в конец, высматривая ее в
спортзале, столовой, кафетерии, магазине, библиотеке и многочисленных
аудиториях. Пройдя полный круг, мы возвращались к дежурной, чтобы
узнать, не появлялась ли Аллина, и начинали свой поиск по новой. Под
вечер мы промокли до последней нитки, в ботинках хлюпала вода, сырость
холодила тело, а в нас самих леденящим сердце страхом крепло
предчувствие, что мы никогда больше не увидим Лину. Все это время мы
сосредоточенно молчали, обмениваясь лишь короткими репликами о том, в
какую сторону идти. Когда стемнело, нам стало ясно, что ходить и дальше
под дождем бессмысленно, но ни я, ни Игор не хотели сказать об этом
первым. После очередной встречи с дежурной Игор направился в сторону
проходной. Я нехотя поплелся за ним. Нам оставалось только узнать на
пропускном пункте, не выходила ли Аллина за территорию Интерната.
Пропуск на выход без воспитателей или родителей выдавался лично
Директором только в особых случаях, и нам с Игором было слишком хорошо
понятно, что "особый случай" в положении Лины означал ее безвозвратный
уход из Интерната, из нашей жизни и из мира.
усами, смерял нас насмешливым взглядом. Он не обязан был давать справки,
но и делать этого никто ему не запрещал.