Чтение 15–й страницы книги ~Плоть, прах и ветер~

и видел везде темноту, за исключением светящегося круга над головой. В
этот неясно очерченный круг уходила толстая веревка, к которой я был
подвешен. Сверху, из круга, доносились голоса и приглушенная органная
музыка. Там была жизнь, таинственная и недосягаемая.

Снизу послышался хриплый нечленораздельный голос. Я всмотрелся в темноту
и увидел безобразное синее лицо с высунутым набок опухшим языком.
Туловища не было видно, только изуродованную кровоподтеками шею.

- Кто это? - спросил я самого себя.

- Это Каальтен, - ответил я себе сам.

- Тот самый?

- Да.

- Почему он так беспомощен?

- Потому что он ничего не может.

- Но он ведь Человеко-Бог.

- Такой же, как его изображение. Ни больше ни меньше. Люди поработили
его душу.

- Зачем мне это знать? - спросил я самого себя. - Если я вернусь на
Земмлю, это знание помешает мне.

- Ты вернешься на Земмлю и забудешь то, что видел, - ответил я себе сам.
- А если вспомнишь, тебе это покажется собственной фантазией.

Я почувствовал, что поднимаюсь вверх на веревке. Снизу послышались
нечленораздельные вопли, и я увидел, как ко мне протягивается из темноты
прозрачно-голубая рука с ветхой книгой. Я взял эту книгу - она мне
показалась важной, и я крепко прижал ее к груди. Свет становился все
сильнее и сильнее, и когда он стал совсем нестерпимо слепить глаза, я
увидел над собой небо. Я лежал в глухом церковном дворике на носилках и
крепко прижимал руки к груди, словно в них должно было что-то быть. Но
что - я не помнил. (Когда позднее ко мне вернулось воспоминание о книге,
я решил завести себе записыватель мыслей, чтобы никогда не терять их).

Под вечер все одиннадцать человек окончательно пришли в чувство после
посвящения, и нам сказали десятую заповедь, которую никто во время
обряда не услышал: "Девятую заповедь установи себе сам". Тотчас мой мозг
озарила мгновенная вспышка, и я на долю секунды вспомнил, что на том
свете говорил с самим собой, а при возвращении потерял какую-то книгу.
Этой ничтожно малой доли секунды мне хватило, чтобы зафиксировать свое
воспоминание, и я сформулировал для себя собственную заповедь: "В мире
нет ничего, кроме меня самого, моего воображения и моей книги". Эту
заповедь я вывел не логическим путем, но на основе собственных ощущений.
Разумеется, это платоника чистой воды, и такой постулат трудно принять
нормальному здраво мыслящему человеку, но, как ни странно, его
невозможно опровергнуть, по крайней мере, в рамках данного
повествования, потому что любые аргументы и контраргументы будут плодами
моего собственного разума, отраженными в моей же книге.

6. Привет от дяди

Пока я предавался воспоминаниям, мы прибыли в гостиницу. Снаружи она
выглядела так же неказисто, как и остальные хибары, но просторному
светлому холлу не чужды были элементы роскоши: живые цветы в красочных
вазах, миниатюрные фонтанчики по углам и в центре - причудливо изогнутая
гипсовая виселица с лепкой в стиле барокко и с подвешенными к ней
целующимися розовыми ангелочками. Но и на этом идеальном образце кича
лежала печать декаданса: у ангелочка мужеского пола был отбит гипсовый
членик. "Пьяные господа офицеры упражнялись в стрельбе", - театрально
вздохнула Лина, поймав мой взгляд.

Портье провел нас в номер. Я осмотрелся по сторонам и несколько
опешил... В центре огромной комнаты стояла необъятных размеров овальная
кровать под атласными покрывалами и воздушно-легкими капроновыми
балдахинами, которые затейливо отражались разноцветными лоскутами на
потолке, щедро усеянном осколками зеркал; за ее изголовьем в стену был
вделан бар из красного дерева с плотными рядами разнокалиберных бутылок,
веселящих глаз яркими этикетками. По одну сторону от кровати
насыщенно-алым углублением в форме сердца красовалось джакузи, а по
другую - широкий камин из крупного неотесаного камня. За легкой
стеклянной перегородкой голубел прозрачной водой объемный бассейн.

- Это что, взятка? - изумленно поднял я брови.

- Произошло небольшое недоразумение, - пояснил Игор. - Директор
распорядился выдать тебе самый лучший номер, и хозяин гостиницы тут же
выполнил приказ, не зная, кто в этом номере будет жить. Только перед
самым твоим приездом выяснилось, что "самый лучший номер" - это люкс для
молодоженов. Менять что-либо было поздно: все приличные номера заняты.

- Может, мне и молодую жену в придачу выдадут? - усмехнулся я.

- О, тут есть и сауна, - сообщила Лина. Она была занята тем, что
открывала все двери подряд и любопытно заглядывала внутрь. - И парилка!

- И двухсот-ваттная квадрофоническая система с шестью колонками, -
заметил Игор, пробуя все кнопки подряд.

Воздух вокруг нас оглушительно сотрясся блюзовыми нотами.

- Как дети, ей-богу! - сделал я своим друзьям выговор, уворачивая звук.
- Директор сказал, что ждет меня к ужину. Вы в курсе?

- Да, - ответил Игор. - Нам нужно быть у него уже через полчаса. Прими
душ и переоденься. Я займусь тем же и заеду за тобой. У тебя есть
цивильная одежда?

- А что, униформа здесь не приветствуется? - саркастически вопросил я.

- На званых директорских ужинах - нет, - серьезно ответил Игор. - Я
распоряжусь, чтобы тебе принесли все, что надо.

- Чао! - помахала рукой Лина, выходя из комнаты вслед за Игором.

Как только они удалились, я первым делом достал из портфеля спутниковый
телефон засекреченной связи и, как мне предписывалось, набрал номер
личного секретаря Главного инспектора. Когда я доложил о своем прибытии
на объект, секретарь пожелал мне удачи и добавил:

- Главный передает вам привет от дяди Юрга.

- Спасибо, - ответил я, не задавая лишних вопросов.

На этом разговор был закончен. Разумеется, я не знаком ни с каким "дядей
Юргом", хотя и допускаю, что в целях конспирации было взято настоящее
имя одного из моих многочисленных родственников. Эта фраза явно была
кодовой, но я пока не знал, что она означает. Оставалось только
запомнить ее и ждать, когда она всплывет в дальнейшем. Такая тщательная
конспирация стала особенно необходима в последние месяцы, когда
межведомственная борьба за раздел сфер влияния между инспекцией, тайной
полицией и контрразведкой приобрела формы жестокой войны с
использованием любых доступных средств, кроме физического уничтожения
соперников.

Я принял горячий массажный душ и только вышел из ванной, в дверь
постучали. Портье вкатил в комнату тележку. На ней одиноко стояли черные
лакированные ботинки, над которыми на высокой перекладине покачивались
на вешалках смокинг цвета антрацита, брюки с шелковыми лампасами,
открытый жилет и крахмальный пластрон. Вдобавок я получил от портье
широкий атласный пояс, галстук-бабочку и серебряные запонки. В этом
городе проявляли фантастическую заботу обо мне! Но к добру ли это?

Когда за мной заехал Игор, я был полностью экипирован. На нем была точно
такая же светская "униформа".

- Отлично смотришься, - коротко бросил он, смерив меня быстрым взглядом
с головы до ног. - Нас ждет машина.

Внешне он был как всегда сосредоточенно-спокоен, но по отрывистости речи
можно было заключить, что он не в духе.

- А где Лина? - спросил я его, когда водитель усадил нас на заднее
сидение роскошного черного лимузина.

- Официально мы не женаты, как ты можешь догадаться, - ответил он. -
Кроме того, она не "вечная". Поэтому я не могу ее брать с собой на
приемы.

- Но у нее ведь есть какой-то статус?

- Статус моей служанки, - невесело усмехнулся Игор.

- Долго вы вместе? - спросил я, вспомнив, что никто не имеет права
держать прислугу из числа ликвидантов больше года.

- В любом законе есть лазейки, - уловил он мою мысль. - В конце года я
ее увольняю, а первого января снова принимаю на работу. И так
четырнадцать лет...

- Сколько?! - я был ошеломлен. - Но это значит... Это значит, что ты
сразу разыскал ее, когда она ушла из Интерната!

- Да, - невозмутимо подтвердил он.

Черт побери, почему мне не пришла тогда в голову мысль броситься в
догонку за Линой, чтобы спасти ей жизнь?! Почему Игору пришла в голову
такая очевидная идея, а мне - нет?

- И ты мне ничего не сказал, уходя из Интерната, чтобы найти ее? -
посмотрел я на него с укором.

- Только не говори мне ничего про братство, - спокойно предупредил он
меня. - На мою психику это давно не действует.

- Значит, любовь выше братства? Я тебя не упрекаю ни в чем, я просто
хочу понять...

- Я скажу тебе честно, как прежде, когда мы во всем доверяли друг другу,
- он понизил голос. - Я всЯ всегда любил Лину, но мне казалось, что ты
любишь ее больше меня, поэтому я не хотел мешать тебе. Но в ту последнюю
ночь я увидел, что ты любишь меня больше нее. Это давало мне моральное
прав

- Какая же ты свинья! - перебил я его, пораженный таким цинизмом.

- Извини, - сказал он, не обижаясь на мое оскорбление. - Просто я люблю
ее больше всего на свете, понимаешь? Больше тебя, больше себя и больше
своей жизни.

- Ладно, ты тоже извини, - хлопнул я его ладонью по руке.

Лимузин подкатил к светящейся огнями резиденции Директора. Это была
классическая помпезная вилла в два этажа, с порталом и колоннами, с