Алексей Слаповский.
День денег
---------------------------------------------------------------
---------------------------------------------------------------
Закончил филологический факультет Саратовского университета. Автор романов
"Первое второе пришествие", "Я - не я", "Анкета". В "Новом мире" печатается
впервые. Живет в Саратове. Подробнее об авторе см. 27 главу настоящего
романа.
другом месте случиться не могло, даже если б захотело.
детстве; вернее, полностью это звучит: Чингачгук Большой Змей, кличка
возникла под влиянием книг Фенимора Купера и индейских восточногерманских
фильмов, где индейцы были горбоносы (за исключением красавца и мышценосца
Гойко Митича), смуглы и с орлиным взором; мальчик Сережа Углов не имел
орлиного взора, но имел диковинной величины и изогнутости нос и был смугл,
чему объяснений не могли найти ни белокурая круглолицая мама его Лидия
Ивановна, ни сухой, бледный, с остроносым нервным лицом (отчего и умер рано,
то есть от нервов) папа Виктор Алексеевич, особенно когда сравнивали со
старшим сыном Глебом, бледнолицым, с мелкими чертами, но ссор или
недоразумений из-за этого у них не было в силу взаимного доверия и любви,
зато были недоразумения у Змея, особенно с недавних пор, потому что милиция,
давая через себя выход шовинистическим потаенным настроениям народа, к Змею
часто цеплялась, считая его лицом кавказской национальности, и это очень
усложняло и усложняет жизнь Змея, ибо, не являясь лицом кавказской
национальности, он в то же время часто бывает пьян, вполпьяна, в подпитии,
подшофе, под газом, вмазавши, клюкнув, нарезавшись, надравшись и т. п., что
милиционеры при близком зрительном и обонятельном контакте сразу же
просекают, заодно рассмотрев и остальной его внешний вид; обвинение в
кавказской национальности сразу же заменяется на другое, типично русское, и
даже не обвинение, а просто берут молодца под белы (условно говоря) руки и
волокут в вытрезвитель, отпуская, впрочем, без долгих мытарств, так как
взять со Змея нечего: он вот уже лет семь - безработный.
родилось из оценки тяжести своего состояния: чтобы такого состояния достичь,
накануне надо выпить чрезвычайно много, а это Змею удается довольно редко.
несбыточными надеждами; он стал вспоминать о вчерашнем дне: в плохие минуты
надо думать о хорошем.
участвовали, благодаря новым веяниям, и протестующие, и те, против кого
протестовали; более того: объекты протеста в иных городах возглавили
колонны, идя впереди с гордой головой, и можно было видеть потом по
телевизору, как шагает в окружении аппарата и охраны какой-нибудь губернатор
Н., а за ним поспевают злые люди с плакатами: "Долой подлюгу губернатора
Н.!").
нетерпением. Они не забыли еще демонстрации советской поры, те счастливые
шествия, когда празднество начиналось уже у проходных заводов и фабрик, у
дверей учреждений, научно-исследовательских институтов, автобаз и
стоматологических поликлиник: труженики, видя друг друга без должностных уз
и повседневных тягот производственной обстановки, вольно, без чинов и
званий, равные пред лицом пресветлого дня, выпивали вино, водку и казенный
спирт, благодушно украденный с рабочих мест, говорили о погоде и о жизни, а
потом гомонящими потоками отправлялись в путь, к площади Революции (ныне -
Театральная), по пути подкрепляясь, поя песни, играя на музыкальных
инструментах и танцуючи и пляшучи на ходу. В те поры Змей и его друзья еще
где-то работали, тогда еще выпить с утра не стало для них рутиной (хоть и не
такой привычной, как хотелось бы), а - действительно праздником, особенно
если выпадал он не на субботу или воскресенье.
прежних потоков, люди стекались жидкими струйками, а то и вообще поодиночке
- и гуртовались в колонны уже на подступах к площади. По лозунгам и горячим
речам друзья безошибочно определяли, где находятся. Вот коммунисты: воспаляя
друг друга, они кричали; причем один кричал другому то же самое, что и
другой ему кричал, но лица у них были такие, словно они спорили не на жизнь,
а на смерть. Покричав с этими людьми немного, друзья заслужили по первой
порции - в кусточках за оградой площади. В профсоюзных колоннах лица были
суровы и деловиты, но вот стоят, закрывшись спинами, будто греются у костра,
несколько мужчин; друзья вежливо протолкнулись, обнаружили искомое и,
поговорив на профсоюзные темы, удостоились и тут угощения.
своих. И как не принять, если Змей (к примеру), выбрав кого-нибудь
подоверчивей лицом, кричал: "Брат! И ты с нами!" И узнанный брат, хоть,
кажется, не совсем четко помнил его, наливал и Змею, и его друзьям.
и экономических требований, они пошли на площадь в составе пролетариев
физического, умственного и мелкотоварного труда. Но пролетарии через
пятнадцать минут соскучились и ушли в примыкающий к площади сквер. Тут было
раздолье, но безобразий не было - ввиду большого количества милиции. Друзья
потеряли счет выпитым порциям, но Змей поступал по-своему. Приняв с
благодарностью очередной стакан, говорил: "Я тут, с вашего разрешения,
приятелю..." - и шмыгал за куст, и выливал порцию в припасенную двухлитровую
пластиковую бутыль - и наполнил ее таким образом доверху.
родную улицу, и они где-то поспали до вечера (это Змей смутно помнит), потом
проснулись, стали мучиться, стонать и клясть себя за жадность и предаваться
отчаянью от невозможности опохмелиться. Змей выдержал паузу и предъявил свою
бутыль. Его хлопали по плечам, по животу, по спине, его целовали. И пили до
позднего вечера; Змей не помнит, как добрался домой, но, судя по тому, что
он лежал в своей комнате, на своей постели и даже без ботинок, - как-то
добрался.
стул и вешалка для одежды, а телевизор уже не помещается, он стоит на
подоконнике, благо в старом этом доме широкие подоконники; правда, телевизор
уже два года как сломан, зато на нем стоит ламповый радиоприемник, который
хрипло транслирует какую-то одну-единственную программу, она Змею не
нравится, но он не выключает радио, любя чувствовать жизнь - пусть и в этих
нечленораздельных звуках).
принесла и сказала:
полусумерках, чтобы и видно, и не видать, собирала, стесняясь, по мусорным
бакам и возле домов разное тряпье, а иногда и в дома робко звонила, заходя
на отдаленные улицы, просила вещи ненужные, - давали. Они разрывали их с
матерью Змея на полоски и из этих полосок плели в четыре руки коврики,
которые потом кипятили со струганым мылом и мочевиной, полоскали, сушили, и
коврики получались яркие, пестрые, у двери положить - миленькое дельце.
Продавали они их дешево, но эти-то деньги и помогали им выжить, и даже с
лихвой: Нинка имела возможность кофе покупать, без которого не видела смысла
существования, а мать Змея - содержать Змея.
(не любил дурных запахов), выпил еще воды, лег, глубоко вздохнул, послушал
радио и стал тяжело, муторно задремывать.
и бывшем однокласснике Змея, имеющем школьную кличку Парфен из-за фамилии
Парфенов; он вчера тоже присутствовал на Акции Протеста, причем стоял на
трибуне, будучи работником пресс-центра при губернском аппарате, при этом
являясь нигилистом по отношению к власти, но считая, что лучший способ
дискредитировать власть - войти в нее, доводя каждым своим деянием лик
власти до абсурдной гримасы и если не добиваясь каких-то ощутимых
общественно-политических результатов, то получая хотя бы глубочайшее