же злая случайность, по которой лагерные вышки никогда не попадали в кадры
киносъемок, ни на пейзажи художников.
распоряжении есть книга, и по крайней мере эту главу мы можем писать,
руководясь документальным и ответственным свидетельством.
источник, полагается его охарактеризовать. Сделаем это.
выдавленным на картонной обложке барельефом Полубожества. Книга
"Беломорско-Балтийский канал имени Сталина" издана ГИзом в 1934 году и
посвящена авторами XVII съезду партии, очевидно к съезду она и поспела. Она
есть ответвление горьковской "Истории фабрик и заводов". Её редакторы:
Максим Горький, А. Л. Авербах и С. Г. Фирин. Последнее имя мало известно в
литературных кругах, объясним же: Семен Фирин, несмотря на свою молодость,
-- заместитель начальника ГУЛага. *(11)
двадцати писателей по только что законченному каналу на пароходе.
Заключённый прораб канала Д. П. Витковский был свидетелем, как во время
шлюзования парохода эти люди в белых костюмах, столпившись на палубе, манили
заключённых с территории шлюза (а кстати там были больше уже
эксплоатационники, чем строители), в присутствии канальского начальства
спрашивали заключённого: любит ли он свой канал, свою работу, считает ли он,
что здесь исправился, и достаточно ли заботится их руководство о быте
заключённых? Вопросов было много, но в этом духе все, и все через борт, и
при начальстве, и лишь пока шлюзовался пароход. После этой поездки 84
писателя каким-то образом сумели увернуться от участия в горьковском
коллективном труде (но, может быть, писали свои восторженные стихи и
очерки), остальные же 36 составили коллектив авторов. Напряженным трудом
осени 1933 года и зимы они и создали этот уникальный труд.
по роковому стечению обстоятельств большинство прославленных в ней и
сфотографированных руководителей через два-три года все были разоблачены как
враги народа. Естественно, что и тираж книги был изъят из библиотек и
уничтожен. Уничтожали её в 1937-м году и частные владельцы, не желая нажить
за неё [срока]. Теперь уцелело очень мало экземпляров, и нет надежды на
переиздание -- и тем отягчительнее чувствуем мы на себе бремя не дать
погибнуть для наших соотечественников руководящим идеям и фактам, описанным
в этой книге. Справедливо будет сохранить для истории литературы и имена
авторов. Ну, хотя бы вот эти: М. Горький. -- Виктор Шкловский. -- Всеволод
Иванов. -- Вера Инбер. -- Валентин Катаев. -- Михаил Зощенко. -- Лапин и
Хацревин. -- Л. Никулин. -- Корнелий Зелинский. -- Бруно Ясенский (глава:
"Добить классового врага"). -- Е. Габрилович. -- А. Тихонов. -- Алексей
Толстой. -- К. Финн.
объяснил так: "у каналоармейцев *(12) не хватает запаса слов" для выражения
сложных чувств перековки -- у писателей же такой запас слов есть, и вот они
помогут. Необходимость же её для писателей он объяснил так: "Многие
литераторы "после ознакомления с каналом... получили зарядку, и это очень
хорошо повлияет на их работу... Теперь в литературе [появится то настроение,
которое двинет её вперёд] и поставит её на уровень наших великих дел"
(курсив наш. -- А. С. Этот уровень мы и посегодня ощущаем в советской
литературе). Ну, а необходимость книги для миллионов читателей (многие из
них и сами скоро должны притечь на Архипелаг) понятна сама собою.
уверенность в правоте всех приговоров и в виновности всех пригнанных на
канал. Даже слово "уверенность" слишком слабое: этот вопрос недопустим для
авторов ни к обсуждению, ни к постановке. Это для них так-же ясно, как ночь
темнее дня. Они, пользуясь своим запасом слов и образов, внедряют в нас все
человеконенавистнические легенды 30-х годов. Слово "вредитель" они трактуют
как основу инженерского существа. И агрономы, выступавшие против раннего
сева (может быть -- в снег и в грязь?), и ирригаторы, обводнявшие Среднюю
Азию, -- все для них безоговорочно вредители. Во всех главах книги эти
писатели говорят о сословии инженеров только снисходительно, как о породе
порочной и низкой. На странице 125 книга обвиняет [значительную часть
русского дореволюционного инженерства -- в плутоватости]. Это -- уже не
индивидуальное обвинение, никак. (Понять ли, что инженеры вредили уже и
царизму?) И это пишется людьми, никто из которых не способен даже извлечь
простейшего квадратного корня (что делают в цирке некоторые лошади). Авторы
повторяют нам все бредовые слухи тех лет как историческую несомненность: что
в заводских столовых травят работниц мышьяком; что если скисает надоенное в
совхозе молоко, то это -- не глупая нерасторопность, но -- расчёт врага:
заставить страну [пухнуть с голоду] (так и пишут). Обобщенно и безлико они
пишут о том зловещем собирательном кулаке, который [поступил на завод и
подбрасывает болт в станок]. Что ж, они -- ведуны человеческого сердца, им
это легче вообразить: человек каким-то чудом уклонился от ссылки в тундру,
бежал в город, еще большим чудом поступил на завод, уже умирая от голода, и
теперь вместо того, чтобы кормить семью, он подбрасывает болт в станок!
руководителями канальных работ, работодателями, которых, несмотря на 30-е
годы, они упорно называют чекистами, вынуждая к этому термину и нас. Они
восхищаются не только их умом, волей, организацией, но и в высшем
человеческом смысле, как существами удивительными. Показателен хотя бы
эпизод с Яковом Раппопортом (фото на стр. 80, не скажешь, что глуп). Этот
недоучившийся студент Дерптского университета, эвакуированного в Воронеж, и
ставший на новой родине заместителем председателя губернского ЧК, а затем
заместителем начальника строительства Беломорстроя, -- по словам авторов,
обходя строительство, остался недоволен, как рабочие гонят тачки и задал
инженеру уничтожающий вопрос: а вы помните, чему равняется косинус сорока
пяти градусов? И инженер был раздавлен и устыжен эрудицией Раппопорта *(13),
и сейчас же исправил свои вредительские указания, и гон тачек пошел на
высоком техническом уровне. Подобными анекдотами авторы не только
художественно сдабривают своё изложение, но и поднимают нас на научную
высоту!
описывается авторами. Безудержные похвалы выстилаются начальнику ГУЛага
Матвею Берману. *(14) Много восторженных похвал достаётся Лазарю Когану,
бывшему анархисту, в 1918 году перешедшему на сторону победивших
большевиков, доказавшему свою верность на посту начальника Особого Отдела IX
армии, потом заместителя начальника войск ОГПУ, одному из организаторов
ГУЛага, а теперь начальнику строительства Беломорканала. Но тем более авторы
могут лишь присоединиться к словам товарища Когана о [железном наркоме]:
"Товарищ Ягода -- наш главный, наш повседневный руководитель". (Это пуще
всего и погубило книгу! Славословия Генриху Ягоде и его портрет были вырваны
даже из сохранившегося для нас экземпляра, и долго пришлось нам искать этот
портрет.)
шлюз No. 3 пришли почётные гости (их портреты висели в каждом бараке) --
товарищ Каганович, Ягода и Берман. Люди заработали быстрее. [Там наверху]
улыбнулись -- и улыбка передалась сотням людей в котловане." *(15) И в
казённые песни:
панегирику: "В какой бы уголок Союза ни забросила вас судьба, пусть это
будет глушь и темнота, -- отпечаток порядка... четкости и сознательности...
несет на себе любая организация ОГПУ". А какая ж в российской глуши
организация ГПУ? -- да только лагерь. [Лагерь как светоч прогресса] -- вот
уровень нашего исторического источника.
беломорстроевцев 25.8.33 в городе Дмитрове (они уже переехали на
Волгоканал), Горький сказал: "Я с 1928 года присматриваюсь к тому, как ОГПУ
перевоспитывает людей". (Это значит -- еще раньше Соловков, раньше того
расстрелянного мальчишки; как в Союз вернулся -- так и присматривается.) И,
уже еле сдерживая слезы, обратился к присутствующим чекистам: "Черти
драповые, вы сами не знаете, что' сделали..." Отмечают авторы: тут чекисты
только [улыбнулись]. (Они знали, ЧТО сделали...) [О чрезмерной скромности]
чекистов пишет Горький и в самой книге. (Эта их нелюбовь к гласности,
действительно, трогательная черта.)
есть не следуют трусливому рецепту [полуправды], но прямо пишут (стр. 190),
что [никто] не умирает на строительстве! (Вероятно вот они как считают: сто
тысяч начинало канал, сто тысяч и кончило. Значит все живы. Они упускают
только этапы, заглотанные строительством в две лютых зимы. Но это уже на
уровне косинуса плутоватого инженерства.)
подневольном труде они усматривают одну из высших форм пламенного
сознательного творчества. Вот теоретическая основа исправления: "Преступники
-- от прежних гнусных условий, а страна наша красива, мощна и [великодушна],
её надо [украшать]". По их мнению все эти пригнанные на канал никогда бы не
нашли своего пути в жизни, если бы работодатели не велели им соединить
Белого моря с Балтийским, Потому что ведь "[человеческое сырье]
обрабатывается неизмеримо труднее, чем дерево" -- что за язык! глубина
какая! кто это сказал? -- это Горький говорит в книге, оспаривая "словесную
мишуру "гуманизма" ". А Зощенко глубоко вникнув пишет: "перековка -- это не
желание выслужиться и освободиться (такие подозрения всё-таки были? -- А.
С.), а на самом деле перестройка сознания и гордость строителя". О,
человековед! Катал ли ты канальную тачку да на штрафном пайке?..