профилактики]. Брали слишком состоятельных, влиятельных, заодно и слишком
самостоятельных, слишком умных, слишком заметных; в бывших польских областях
-- особенно густо поляков (тогда-то была навербована злополучная Катынь,
тогда-то в северных лагерях заложили силос под будущую армию
Сикорского-Андерса). Всюду брали -- офицеров. И так население встряхивалось,
смолкало, оставалось без возможных руководителей сопротивления. Так
внушалось благоразумие, отсыхали прежние связи, прежние знакомства.
Ленинграду в 40-м году прошло изъятие и переселение лиц с финской кровью. Мы
этого ручейка не заметили: у нас кровь не финская.
изменников Родине. Первый опыт в человеческой истории! -- а ведь вот поди ж
ты, не заметили!
отступление. Из западных республик, оставляемых врагу, надо было спешить в
несколько дней выбрать еще кого можно. В Литве были в поспешности оставлены
целые воинские части, полки, зенитные и артиллерийские дивизионы, -- но
управились вывезти несколько тысяч семей неблагонадежных литовцев (четыре
тысячи из них отдали потом в Красноярском лагере на разграб уркам.) С 28
июня спешили арестовывать в Латвии, в Эстонии. Но жгло, и отступать пришлось
еще быстрей. Забыли вывезти целые крепости, как Брестскую, но не забывали
расстреливать политзаключённых в камерах и дворах Львовской, Ровенской,
Таллинской и многих других западных тюрем. В Тартусской тюрьме расстреляли
192 человека, трупы бросали в колодезь.
тебя стреляют. Ты предсмертно кричишь -- и никто, кроме тюремных камней не
услышит и не расскажет. Говорят, впрочем, были и недострелянные. Может быть
мы еще прочтём об этом книгу?
паники], по специальному внекодексному Указу, изданному в первые дни войны.
*(38) Это было пробное кровопускание, чтобы поддержать общую подтянутость.
Давали всем по 10 лет, но не считалось 58-й статьёй (и те немногие, кто
пережил лагеря военных лет, были в 1945 году амнистированы).
найденную (по доносу) радиолампу давали 10 лет.
Северного Кавказа, и всех вообще немцев, где-либо в Советском Союзе живших.
Определяющим признаком была [кровь], и даже герои гражданской войны и старые
члены партии, но немцы -- шли в эту ссылку. *(39)
потому что больше вещей разрешали взять с собой и не слали в такие гиблые
смертные места. Юридической же формы, как и у раскулачивания, у неё не было.
Уголовный кодекс был сам по себе, а ссылка сотен тысяч человек -- сама по
себе. Это было личное распоряжение монарха. Кроме того, это был его первый
национальный эксперимент подобного рода, это было ему интересно
теоретически.
были защитники отечества, те самые, кого несколько месяцев назад наши города
провожали с оркестрами и цветами, кому после этого досталось встретить
тяжелейшие танковые удары немцев и, в общем хаосе и не по своей совсем вине,
побывать не в плену, нет! -- а боевыми разрозненными группами сколько-то
времени провести в немецком окружении, и выйти оттуда. И вместо того, чтобы
братски обнять их на возврате (как сделала бы всякая армия мира), дать
отдохнуть, съездить к семье, а потом вернуться в строй -- их везли в
подозрении, под сомнением, бесправными обезоруженными командами -- на пункты
проверки и сортировки, где офицеры Особых Отделов начинали с полного
недоверия каждому их слову и даже -- те ли они, за кого себя выдают. А метод
проверки был -- перекрестные допросы, очные ставки, показания друг на друга.
После проверки часть окруженцев восстанавливалась в своих прежних именах,
званиях и доверии и шла на воинские формирования. Другая часть, пока
меньшая, составила первый поток [изменников родине]. Они получали 58-1-б, но
сперва, до выработки стандарта, меньше 10 лет.
Бездействующая на Дальнем Востоке и в Монголии. Не дать заржаветь этой армии
-- была благородная задача Особых Отделов. У героев Халхин-гола и Хасана при
бездействии начинали развязываться языки, тем более, что им теперь дали
изучать до сих пор засекреченные от собственных солдат дегтяревские автоматы
и полковые минометы. Держа в руках такое оружие, им трудно было понять,
почему мы на Западе отступаем. Через Сибирь и Урал им никак было не
различить, что отступая по 120 километров в день, мы просто повторяем
кутузовский заманивающий маневр. Облегчить это понимание мог только [поток]
из Восточной армии. И уста стянулись, и вера стала железной.
Великий же Стратег был в нём повинен!). Это был небольшой, на полсотни
человек, [генеральский] поток, сидевший в московских тюрьмах летом 1941
года, а в октябре 41-го увезенный на этап. Среди генералов больше всего
авиационных -- командующий воздушными силами Смушкевич, генерал Е. С. Птухин
(он говорил: "если б я знал -- я бы сперва по Отцу Родному отбомбился, а
потом бы сел!") и другие.
спокойном рассмотрении оказалось, что те москвичи, кто не бежал и не
эвакуировался, а бесстрашно оставался в угрожаемой и покинутой властью
столице, уже тем самым подозреваются: либо в подрыве авторитета власти
(58-10); либо в ожидании немцев (58-1-а через 19-ю, этот поток до самого
1945 года кормил следователей Москвы и Ленинграда).
и фронту. Её получали эвакуированные, если рассказывали об ужасах
отступления (по газетам же ясно было, что отступление идет планомерно); её
получали в тылу клеветавшие, что мал паек; её получали на фронте
клеветавшие, что у немцев сильная техника; в 1942 году её получали повсюду и
те, кто клеветал, будто в блокированномм Ленинграде люди умирали с голоду.
(еще больше), в ходе крупного южного отступления на Кавказ и к Волге, --
прокачан был еще очень важный поток офицеров и солдат, не желавших стоять на
смерть и отступавших без разрешения -- тех самых, кому, по словам
бессмертного сталинского приказа N227, Родина не может простить своего
позора. Этот поток не достиг, однако, ГУЛага: ускоренно обработанный
трибуналами дивизий, он весь гнался в штрафные роты и бесследно рассосался в
красном песке передовой. Это был цемент фундамента сталинградской победы, но
в общероссийскую историю не попал, а остается в частной истории канализации.
ГУЛаг извне. Непрерывная же в ГУЛаге внутренняя перекачка из резервуара в
резервуар, так называемые [лагерные судимости], особенно свирепствовавшие в
годы войны, не рассматриваются в этой главе.)
упомянутые чехи; поляки; отпускаемые из лагеря на фронт уголовники.
годом до 1946-го всё обильней, многомиллионный поток с оккупированных
территорий и из Европы. Две главных его части были:
[десятку] с буквой "а": 58-1-а);
"б": 58-1-б).
действовал, и поэтому теоретически мог вместе с ежедневным пропитанием
заработать себе и будущий состав преступления: если уж, не измену родине, то
хотя бы пособничество врагу. Однако практически достаточно было отметить
подоккупационность в сериях паспортов, арестовывать же всех было
хозяйственно неразумно -- обезлюживать столь обширные пространства.
Достаточно было для повышения общего сознания посадить лишь некий процент --
виноватых, полувиноватых, четвертьвиноватых и тех, кто на одном плетне сушил
с ними онучи.
дюжину полнокровных лагпунктов.
организации наверняка избавляло от участи попасть в этот поток. Не единый
случай, как с тем киевским комсомольцем, которого подпольная организация
послала для своего осведомления служить в киевскую полицию. Парень честно
обо всём осведомлял комсомольцев, но с приходом наших получил свою
[десятку], ибо не мог же он, служа в полиции, не набраться враждебного духа
и вовсе не выполнять враждебных поручений.
потому что он видел кусочек европейской жизни и мог рассказывать о ней, а
рассказы эти, и всегда нам неприятные (кроме, разумеется путевых заметок
благоразумных писателей), были зело неприятны в годы послевоенные,
разорённые, неустроенные. Рассказывать же, что в Европе вовсе плохо, совсем
жить нельзя -- не каждый умел.
большинство [военнопленных] -- особенно тех из них, кто повидал на Западе
чуть больше смертного немецкого лагеря. *(40) Это наглядно видно по тому,
что неуклонно, как военнопленных, судили и [интернированных]. Например, в
первые дни войны на шведский берег выбросило группу наших матросов. Всю
потом войну она вольно жила в Швеции -- так обеспеченно и с таким комфортом,
как никогда до и никогда впоследствии. Союз отступал, наступал, атаковал,
умирал и голодал, а эти мерзавцы наедали себе нейтральные ряжки. После войны
Швеция нам их вернула. Измена Родине была несомненная -- но как-то не
клеилось. Им дали разъехаться и всем клепанули антисоветскую агитацию за
прельстительные рассказы о свободе и сытости капиталистической Швеции
(группа Каденко). *(41)
Никитин Юрий
Курылев Олег
Буркатовский Сергей
Конюшевский Владислав
Ларссон Стиг