и не догадались, дети, что это уже первый коготь хищника, запущенный в наше
гнездо. А между тем такая ясная картинка: в новом этапе приехало трое
молодых людей, и всё время они о чём-то между собой рассуждают, спорят, а
один из них -- чёрный, круглый, хмурый, с маленькими усиками, тот, что
устроился в бухгалтерии, ночами не спит и на нарах у себя что-то пишет,
пишет и прячет. Конечно, можно наслать и вырвать, что он там прячет, но чтоб
не спугивать -- проще узнать обо всем у того из них, кто ходит в галифе. Он,
очевидно, армейский и советский человек, и поможет духовному надзору.
полночи не спать -- и так отстоять неплененность творческого духа. У себя на
верхнем щите вагонки, свободном от матраса, подушки и одеял, он сидит в
телогрейке (в комнатах не тепло, ночи осенние), в ботинках, ноги вытянув по
щиту, спиной прислонясь к стене и, посасывая карандаш, сурово смотрит на
свой лист. (Не придумать худшего поведения для лагеря! -- но ни он, ни мы
еще не понимаем, как это видно и как за этим следят.)
двадцатитрёхлетняя жена и башмаков еще не износила, в которых ходила с ним
этой зимой в консерваторию -- а вот уже бросила его: анкеты, пятно, да и
жить хочется. Он пишет другой женщине, которую называет сестрёнкой, скрывая
от себя и от неё, что тоже любит её или готов полюбить (но и та женщина
сейчас выходит замуж). Он умеет писать и так:
Генделя, Чайковского, Дебюсси! Я тоже хотел стать предчувствием, но часы
моей жизни остановились... "
очень много настоящих людей, и мне хочется, чтобы твой муж тоже был
настоящим человеком".
комнате, и я никогда не видел темноты черней. Но только здесь я нашел самого
себя и свою судьбу, на этот раз не в книжках. И ты знаешь. Чижик, никогда я
не был таким оптимистом, как теперь. Теперь я твердо узнал, что в жизни нет
ничего дороже идеи, которой служишь. И еще теперь я знаю, как и что мне
писать -- это главное!" *(3)
испанском республиканце, с которым он сидел в камере и чьей крестьянской
основательностью восхищен. А судьба Кампесино простая: проиграв войну
Франко, приехал в Советский Союз, здесь со временем посажен в тюрьму. *(4)
(написал и подумал: а разве был тёпел я?). Но твердость его -- образец
достойный. Писать в лагере! -- до этого и я когда-нибудь возвышусь, если не
погибну. А пока я измучен своим суетным рыском, придавлен первыми днями
глинокопа, Погожим сентябрьским вечером мы с Борисом находим время лишь
посидеть немного на куче шлака у предзонника.
-- это "праздник победы над Японией". Но унылым тусклым светом горят фонари
нашей лагерной зоны. Красноватый враждебный свет из окон завода. И вереницей
таинственной как годы и месяцы нашего срока уходят вдаль фонари на столбах
обширной заводской зоны.
Иерусалиме. Поздним летом и осенью 1945 года так было на всех островах
Архипелага. Наш приезд -- [фашистов], открывал дорогу на волю бытовикам.
Амнистию свою они узнали еще 7 июля, с тех пор сфотографировали их,
приготовили им справки об освобождении, расчет в бухгалтерии, -- но сперва
месяц, а где второй, где и третий амнистированные зэки томились в
опостылевшей черте колючки -- их некем было заменить.
всё лето в своих законопаченных камерах надеяться на амнистию! Что Сталин
нас [пожалеет!].. Что он "учтет Победу"!.. Что, пропустив нас в первой
июльской амнистии, он даст потом вторую особую для политических...
(рассказывали даже подробность: эта амнистия уже готовая, лежит [на столе у
Сталина], осталось только подписать, но он -- в отпуску. Неисправимый народ
ждал подлинной амнистии, неисправимый народ верил!..) Но если нас помиловать
-- кто спустится в шахты? кто выйдет с пилами в лес? кто отожжет кирпичи и
положит их на стены? Сталин сумел создать такую систему, что прояви она
великодушие -- и мор, глад, запустение, разорение тотчас объяли бы всю
страну.
бытовики теперь почти с любовью смотрели на нас за то, что мы их сменяли. И
те самые пленники, которые в немецком плену узнали, что нет на свете нации
более презренной, более покинутой, более чужой и ненужной, чем русская, --
теперь, спрыгивая из красных вагонов и из грузовиков на русскую землю,
узнавали, что и среди этого отверженного народа они -- самое горькое лихое
колено.
мир". Где, в самом деле, видел мир амнистию, которая не касалась бы
политических?! *(5)
насиловал девушек, растлевал малолетних, обвешивал покупателей, хулиганил,
уродовал беззащитных, хищничал в лесах и водоемах, вступал в многоженство,
применял вымогательство, шантажировал, брал взятки, мошенничал, клеветал,
ложно доносил (да такие и не сидели, это на будущее!), торговал наркотиками,
сводничал, вынуждал к проституции, допускал по невежеству или беззаботности
человеческие жертвы (это я просто перелистал статьи кодекса, попавшие под
амнистию, это не фигура красноречия).
хлебных карточек, спекулянтам и государственным ворам (за государственный
карман Сталин всё-таки обижался).
поголовное [всепрощение дезертиров] военного времени! Все, кто, струсив,
бежал из частей, бросил фронт, не явился на призывные пункты, многими годами
прятался у матери в огородной яме, в подпольях, в запечьях, (всегда у
матери! женам своим дезертиры, как правило, не доверяли!), годами не
произнося ни слова вслух, превращаясь в сгорбленного заросшего зверя -- все
они, если только были изловлены или сами пришли ко дню амнистии --
объявлялись теперь равноправными незапятнанными несудимыми советскими
гражданами! (Вот когда оправдалась осмотрительность старой пословицы: не
красен бег, да здоров!)
поплатился за него пленом -- тем не могло быть прощения, так понимал
Верховный Главнокомандующий.
собственное отвращение к службе рядовым, жалкое рекрутство зимою 1917-го
года? Или он рассудил, что его управлению трусы не опасны, а опасны только
смелые? Ведь кажется, даже со сталинской точки зрения было совсем не разумно
амнистировать дезертиров: он сам показывал своему народу, как вернее и проще
всего спасать свою шкуру в будущую войну. *(6)
старухою в их доме приблудного дезертира, потом на них донесшего, супруги
Зубовы получили оба по [десятке] по 58-й статье. Суд увидел их вину не
столько в укрытии дезертира, сколько в [бескорыстии] этого укрытия: он не
был их родственником, и значит, здесь имел место антисоветский умысел! По
сталинской амнистии дезертир освободился, не отсидев и трех лет, он уже и
забыл об этом маленьком эпизоде своей жизни. Но не то досталось Зубовым! По
полных десять они отбыли в лагерях (из них по четыре -- в Особых), еще по
четыре -- без всякого приговора -- в ссылке; освобождены были лишь тем, что
вообще распущена была самая ссылка, но судимость не была снята с них тогда,
ни через [шестнадцать], ни даже через [девятнадцать] лет после события, она
не пустила их вернуться в свой дом под Москву, мешала им тихо дожить жизнь!
*(7)
Закон!
лозунгами украсили внутренние арки и стены лагерей: "На широчайшую амнистию
-- ответим родной партии и правительству удвоением производительности
труда!"
удвоением должны были политические... Чувство юмора -- когда' в истории
просветляло наше управление?
ежедневные освобождения. Еще вчера ты видел этих женщин в зоне безобразными,
отрепанными, сквернословящими -- и вот они преобразились, помылись,
пригладили волосы и в нивесть откуда взявшихся платьях в горошину и в
полоску, с жакетами через руку скромно идут на станцию. Разве в поезде
догадаешься, как она волнисто умеет запетлять матом?
оставили своих развязных манер и там: они ломаются, приплясывают, машут
Ибсен Генрик
Плотников Александр
Прозоров Александр
Жюль Верн
Максимов Альберт
Афанасьев Роман