(многовато для бригады?) в неурочное время раздобывает и буханку хлеба из
хлеборезки и миску овсяной каши. Значит -- везде свои придурки? И значит, --
подворовываем, благомыслящие?
духа] (вот эти ортодоксы, воруя кашу и хлеб. -- А. С.), другие -- лишней
миской овсяной каши (это -- Иван Денисович)" *(11).
скажите: а камушки? камушки кто на стену клал, а? Твердолобые, вы ли?
Эйхе и в тифозном бреду только тогда успокаивался, когда сестра уверяла его,
что -- да, телеграммы о хлебозаготовках уже посланы). В общем виде они
одобряют и лагерный труд: он нужен для построения коммунизма, и без него
было бы незаслуженно всей ораве арестантов выдавать баланду. Поэтому они
считают вполне разумным, что отказчиков следует бить, сажать в БУР, а в
военное время и расстреливать. Вполне моральным считается у них и быть
нарядчиком, бригадиром, любым погонщиком и понукателем (тут они расходятся с
"честными ворами" и сходятся с "суками").
секретарь киевского комитета комсомола. Рассказывают о ней: обворовывала
выработку своей же бригады (Пятьдесят Восьмой), меняла с блатными.
Откупалась у неё от работы Люся Джапаридзе (дочь бакинского комиссара)
посылочным шоколадом. Зато анархистку Татьяну Гарасёву бригадирша трое суток
не выпускала из лесу -- до отморожения.
зэков, что они нарочно не выполняют нормы (и докладывает об этом по
начальству, тех наказывают). На упреки зэков, что надо же понимать -- их
труд рабский, Пустовер отвечает: "Странная философия! в капиталистических
странах рабочие борются против рабского труда, но мы-то, хоть и рабы,
работаем на социалистическое государство, не для частных лиц. Эти чиновники
лишь временно (?) стоят у власти, одно движение народа -- и они слетят, а
государство народа останется".
человеку.
самих было бы неправильно использовать в общем лагерном труде, так как тогда
им трудно было бы сохраниться для будущего плодотворного руководства
советским народом, да и сами лагерные годы им трудно было бы [мыслить], то
есть, собираясь гужками, повторять по круговой очереди, что правы товарищ
Сталин, товарищ Молотов, товарищ Берия и вся остальная партия.
тайной помощью друг друга они стараются устроиться придурками -- на те
места, которые не требуют знаний (специальности у них ни у кого нет) и
которые поспокойней, подальше от главной лагерной рукопашной. Так и
уцепляются они: Захаров (учитель Маленкова) -- за каптерку личных вещей;
упомянутый выше Заборский (сам Шелест?) -- за стол вещдовольствия;
пресловутый Тодорский -- при санчасти; Конокотин -- фельдшером (хотя никакой
он не фельдшер); Серебрякова -- медсестрой (хоть никакая она не медсестра).
Придурком был и Алдан-Семёнов.
представлена его собственнным пером и достойна удивления. За пять лет своего
срока он умудрился выйти за зону [один раз] -- и то на полдня, за эти полдня
он проработал [полчаса], рубил сучья, и то надзиратель сказал ему: ты
умаялся, отдохни. Полчаса за пять лет! -- это не каждому удаётся! Какое-то
время он [косил] на грыжу, потом на свищ от грыжи -- но, слушайте, не пять
же лет! Чтобы получать такие золотые места, как медстатистик, библиотекарь
КВЧ и каптер личных вещей, и держаться на этом [весь срок] -- мало кому-то
заплатить салом, вероятно и душу надо снести [куму] -- пусть оценят старые
лагерники. Да Дьяков еще не просто придурок, а придурок воинственный: в
первом варианте своей повести *(12), пока его публично не пристыдили *(13),
он с изяществом обосновывал почему умный человек должен избежать грубой
народной участи ("шахматная комбинация", "рокировка" то есть, вместо себя
подставить под бой другого). И этот человек беоётся теперь стать главным
истолкователем лагерной жизни!
Говорят, есть тяжелые свидетельницы против неё. Я не имел возможности этого
проверить.
этим хором авторов, [все показаны вне труда] -- или в больнице или в
придурках, где и ведут они свои мракобесные (и несколько осовремененные)
разговоры. Здесь писатели не лгут: у них просто не хватило фантазии
изобразить этих твердолобых за трудом полезным обществу. (Как изобразишь,
если сам никогда не работал?).
это был бы акт борьбы с режимом, дезорганизация МВД, а значит и подрыв
советской власти. Кроме того у ортодокса всегда странствуют в высших
инстанциях две-три просьбы о помиловании, а побег мог бы быть истолкован там
наверху, как нетерпение, как даже недоверие к высшим инстанциям!
птичьей свободе. Всякая истина конкретна! -- и свобода им была нужна только
из рук государства, законная, с печатью, с возвратом их доарестного
положения и преимуществ! -- а без этого зачем и свобода?
чужие побеги как чистый подрыв системы МВД и хозяйственного строительства.
благонамеренного коммуниста является, когда он узнал, -- донести товарищу
оперуполномоченному? Логично?
гражданской войны! Но их догма обратила их -- в политическую шпану...
никогда себя не смешивали, это было бы непартийно. Иногда тайно между собой,
а иногда и совсем в открытую (тут риска им нет) они противопоставляли себя
этой грязной Пятьдесят Восьмой, они старались от неё очиститься отделением.
Именно эту простоватую массу они возглавляли на воле -- и там не давали ей
вымолвить свободного слова. Здесь же, оказавшись с ней в одних камерах и на
равных, они наоборот подавлены ею не были и сколько угодно кричали на неё:
"Та'к вас и надо, мерзавцы! Все вы на воле притворялись! Все вы враги и
правильно вас посадили! Всё закономерно! Всё идет к великой победе!" (Только
меня неправильно посадили).
ортодоксов, контры и возразить не смеют, будет второй срок) они серьёзно
приписывали силе всепобеждающего учения! *(14)
ортодоксы на всю Пятьдесят Восьмую, кроме себя. Дьяков: "Я в ужасе подумал:
с кем мы здесь?" Конокотин не хочет делать укола больному власовцу (хотя
обязан как фельдшер!), но жертвенно отдаёт свою кровь больному конвоиру.
(Как и вольный врач их Баринов: "прежде всего я -- [чекист], а потом врач".
Вот это -- медицина!) Вот теперь и понятно, зачем в больнице "нужны честные
люди" (Дьяков) -- чтобы знать, кому уколы делать, а кому нет.
классовую ненависть таить в себе?). У Шелеста Самуил Гендаль, профессор
(вероятно коммунистического права) при нежелании кавказцев выйти на работу
сразу даёт затравку: подозревать муллу в саботаже.
предыдущие пункты все подвели нас к тому, что твердокаменным нельзя не
сотрудничать с лучшими и душевнейшими из лагерных начальников -- с
оперуполномоченными. В их положении -- это самый верный способ помочь НКВД,
государству и партии.
не остаются без награды. Только при защите кума можно годами оставаться на
хороших придурочьих местах в зоне.
автором наиположительнейший коммунист Кратов руководствуется в лагере такой
системой взглядов: 1) выжить любой ценой, ко всему приспосабливаясь; 2)
пусть в стукачи идут порядочные люди -- это лучше, чем пойдут негодяи.
той двери избежать. Всех правоверных, громко выражающих свою веру,
оперуполномоченный не упустит ласково вызвать и отечески спросить: "Вы --
советский человек?" И благонамеренный не может ответить "нет". Значит "да".
ничто. *(16)
сотрудничали. Не всегда попадались открыто, как Лиза Котик, обронившая
письменный донос. Но вот проболтаются, что оперуполномоченный Соковиков
дружески отправлял письма Дьякова, минуя лагерную цензуру, лишь не скажут: а
[за что] отправлял? дружба такая -- [откуда?] Придумают, что
оперуполномоченный Яковлев не советовал Тодорскому открыто называться
коммунистом, и не растолкуют: а почему он об этом заботился?
встряхнуться и громко признаться:
благонамеренных? Вместо этого напишем аршинными буквами
Андреев Николай
Зыков Виталий
Володихин Дмитрий
Соломатина Татьяна
Якубенко Николай
Пехов Алексей