заинтересовало. Его принял прокурор. Каретников обнажил ему свою гниющую
ключицу, перебитую табуреткой следователя, и заявил: "Я всё подписал под
пытками." Уж прокурор проклинал себя за жадность к "дополнительным"
показаниям, но поздно. Каждый из них бестрепетен лишь пока он --
незамечаемая часть общей действующей машины. Но как только на нём
сосредодотичилась личная ответственность, луч света уперся прямо в него --
он бледнеет, он понимает, что и он -- ничто, и он может поскользнуться на
любой корке. Так Каретников поймал прокурора и тот не решился притушить
дела. Началось заседание Военной коллегии, Каретников повторил всё и там...
Вот когда Военная Коллегия ушла действительно совещаться! Но приговор она
могла вынести только оправдательный и, значит, тут же освободить
Каретникова. И поэтому... НЕ ВЫНЕСЛА НИКАКОГО!
подержали три месяца. Пришел новый следователь, очень вежливый, выписал
новый ордер на арест (если б Коллегия не кривила, хоть эти три месяца
Каретников мог бы погулять на воле!), задал снова вопросы первого
следователя. Каретников, предчувствуя свободу, держался стойко и ни в чём не
признавал себя виноватым. И что же?.. По ОСО он получил 8 лет.
ОСО. А Державин так писал:
да и вообще редко она протирала свои мутные глаза, чтобы взглянуть на
отдельного оловянного арестантика. А. Д. Р., инженер-электрик, в 1937 году
был втащен наверх, на четвертый этаж, бегом по лестнице двумя конвоирами под
руки (лифт, вероятно, работал, но арестанты сыпали так часто, что тогда и
сотрудникам бы не подняться). Разминуясь со встречным, уже осуждённым,
вбежали в зал. Военная коллегия так торопилась, что даже не сидели, а стояли
все трое. С трудом отдышавшись (ведь обессилел от долгого следствия) Р.
вымолвил свою фамилию, имя-отчество. Что-то бормотнули, переглянулись и
Ульрих -- всё он же! -- объявил: "Двадцать лет!" И прочь бегом поволокли Р.,
бегом втащили следующего.
вежливом сопровождении полковника-парторга, пришлось подняться и мне. И в
зале с круглою колоннадой, где, говорят, заседает пленум Верховного Суда
Союза, с огромным подковообразным столом и внутри него еще с круглым и семью
старинными стульями, меня слушали семьдесят сотрудников Военной Коллегии --
вот той самой, которая судила когда-то Каретникова, и Р. и других и прочее и
так далее... И я сказал им: "Что за знаменательный день! Будучи осуждён
сперва на лагерь, потом на вечную ссылку -- я никогда в глаза не видел ни
одного судьи. И вот теперь я вижу вас всех, собранных вместе!" (И они-то
видели живого зэка, протертыми глазами, -- впервые.)
были не они. Уверяли меня, что ТЕХ -- уже нет. Некоторые ушли на почетную
пенсию, кого-то сняли (Ульрих, выдающийся из палачей, был снят, оказывается,
еще при Сталине, в 1950 году за... бесхребетность!) Кое-кого (наперечет
нескольких) даже судили при Хрущеве, и [те] со скамьи подсудимых угрожали:
"Сегодня ты нас судишь, а завтра мы тебя, смотри!" Но как все начинания
Хрущева, это движение, сперва очень энергичное, было им вскоре забыто,
покинуто, и не дошло до черты необратимого изменения, а значит, осталось в
области прежней.
мне невольно материал для этой главы (а если б они взялись опубликовать да
вспоминать? Но годы идут, вот еще пять прошло, а светлее не стало.)
Вспомнили, как на судебных совещаниях с трибуны судьи [гордились] тем, что
[удалось] не применять статью 51-ю УК о смягчающих обстоятельствах и таким
образом [удалось] давать двадцать пять вместо десятки! Или как были унижено
[Суды подчинены Органам]! Некоему судье поступило на суд дело: гражданин,
вернувшийся из Соединенных Штатов, клеветнически утверждал, что там хорошие
автомобильные дороги. И больше ничего. И в [деле] -- больше ничего! Судья
отважился вернуть дело на доследование с [целью] получения "полноценного
антисоветского материала" -- то есть, чтобы заключённого этого попытали и
побили. Но эту благую цель судьи не учли, отвечено было с гневом: "Вы что
нашим Органам не доверяете?" -- и судья был сослан секретарем трибунала на
Сахалин! (При Хрущеве было мягче: "провинившихся" судей посылали.. ну, куда
бы вы думали?.. [адвокатами]!) *(12) Так же склонялась перед Органами и
прокуратура. Когда в 1942 году вопиюще разгласилось злоупотребление Рюмина в
северо-морской контрразведке, прокуратура не посмела вмешаться своею
властью, а лишь [почтительно] доложила Абакумову, что его мальчики шалят.
Было отчего Абакумову считать Органы солью земли! (Тогда-то, вызвав Рюмина,
он его и возвысил на свою погибель.)
и над этим. Если и суд и прокуратура были только пешками министра
госбезопасности -- так может и главою отдельною их не надо описывать?
вполне ЛЮДИ! Вот они улыбаются! Вот они искренно изъясняют, как хотели
только хорошего. Ну, а если так повернется еще, что опять придется им меня
судить? -- вот в этом зале (мне показывают главный зал).
жестокости. И пора эту пословицу вывернуть: не бойся судьи -- бойся
[закона].
обрадованно говорят, что книга эта облегчила их совесть (так и говорят...).
Признают, что я дал картину еще очень смягченную, что [каждый] из них знает
более тяжелые лагеря. (Так -- ведали?..) Из семидесяти человек, сидящих по
подкове, несколько выступающих оказываются сведущими в литературе, даже
читателями "Нового мира", они жаждут реформ, живо судят о наших общественных
язвах, о запущенности деревни...
психологическая бомба -- что' же будет в нашей стране, когда Правда
обрушится водопадами?
предрешенность приговоров -- дело давнее, что и в 1924-29 годах приговоры
судов регулировались едиными административно-экономическими соображениями.
Что начиная с 1924 года из-за [[безработицы в стране]] суды уменьшили число
приговоров к исправтрудработам с проживанием на дому и увеличили
краткосрочные тюремные приговоры (речь, конечно, идет о бытовиках). От этого
произошло переполнение их на работе в колониях. В начале 1929 года Наркомюст
СССР циркуляром N 5 ОСУДИЛ вынесение краткосрочных приговоров, а 6.11.29 (в
канун двенадцатой годовщины Октября и вступая в строительство социализма)
постановлением ЦИК и СНК было уже просто ЗАПРЕЩЕНО давать срок менее одного
года!
что каждого [[подозрительного]] (СОЭ) негра можно без следствия и суда
арестовать на три месяца!.. Сразу видно слабинку: почему не от трех до
десяти?
года.
триста лет, вешайте! И до смерти за вас руки не подыму, благодетели!"
никогда им не бывший Гюнтер Вашкау -- двадцать пять. Потому что -- волна,
1949 год.
всё благополучно. Чульпенёв -- водитель троллейбуса.
бытового обслуживания при Моссовете. Живет хорошо.
1918 г. судей, выносящих слишком мягкие приговоры, В. И. Ленин требовал
исключать из партии.
Пехов Алексей
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Круз Андрей