следствию. А на суде в случае непредвиденного затруднения, в самую сложную
минуту я попрошу председателя дать вам слово.
ответственного задания еще не давала ему Советская власть!
для ГПУ слишком тонко. Как и все, достался Якубович мясникам-следователям, и
применили они к нему всю [гамму] -- и морозный карцер, и жаркий
закупоренный, и битьё по половым органам. Мучили так, что Якубович и его
подельник Абрам Гинзбург в отчаянии вскрыли себе вены. После поправки их уже
не пытали и не били, только была двухнедельная бессонница. (Якубович
говорит: "Только бы заснуть! Уже ни совести, ни чести...") А тут еще и очные
ставки с другими, уже сдавшимися, тоже подталкивают "сознаться", городить
вздор. Да сам следователь (Алексей Алексеевич Наседкин): "Я знаю, знаю, что
ничего не было! Но -- требуют от нас!"
арестанта. Следователь усмехается: "Вот Моисей Исаевич Тейтельбаум просит
вас принять его в вашу антисоветскую организацию. Поговорите без меня
посвободнее, я пока уйду". Ушел. Тейтельбаум действительно умоляет: "Товарищ
Якубович! Прошу вас, примите меня в ваше Союзное Бюро меньшевиков! Меня
обвиняют во "взятках с иностранных фирм", грозят расстрелом. Но лучше я умру
контриком, чем уголовником!" (А скорей -- обещали, что контрика и пощадят?
Он ошибся: получил детский срок, пятерку). До чего ж скудно было у ГПУ с
меньшевиками, что набирали обвиняемых из добровольцев!.. (И ведь важная роль
ждала Тейтельбаума! -- связь с заграничными меньшевиками и со Вторым
Интернационалом! Но по уговору -- пятерка, честно.) С одобрения следователя
Якубович [принял] Тейтельбаума в Союзное Бюро.
Матвеевича Дмитриева было созвано [первое] оргзаседание Союзного Бюро
меньшевиков: чтоб согласовать и каждый бы роль свою лучше понял. (Вот так и
ЦК "промпартии" заседал! Вот [[где]] подсудимые "могли встретиться", чему
дивился Крыленко.) Но так много наворочено было лжи, не вмещаемой в голову,
что участники путали, за одну репетицию не усвоили, собирались и второй раз.
всю ложь, натолканную в грудь -- устроить на суде мировой скандал? Но ведь:
жизненной цели, для которой Якубович живет, всего того пути, которым он
выдирался из ошибочного меньшевизма в правильный большевизм;
снова пытать, уже в месть, доведут до безумия, а тело и без того измучено
пытками. Для такого еще нового мучения -- где найти нравственную опору? в
чём почерпнуть мужество?
получить как бы "посмертно" объяснение участника такого процесса. И я
нахожу, что это все равно, как если бы причину своей загадочной судебной
покорности объяснили нам Бухарин или Рыков: та же искренность, та же
партийная преданность, та же человеческая слабость, такое же отсутствие
нравственной опоры для борьбы из-за того, что нет [отдельной позиции].)
выше которой не поднялась фантазия ни Сталина, ни его подмастерий, ни
измученных подсудимых. Но и сыграл он свою вдохновенную роль, обещанную
Крыленке.
их ЦК) напечатала в "Vоrwаerts" свое отмежевание от подсудимых. Они писали,
что это -- позорнейшая судебная комедия, построенная на показаниях
провокаторов и несчастных обвиняемых, вынужденных к тому террором. Что
подавляющее большинство подсудимых уже более десяти лет как ушли из партии и
никогда в неё не возвращались. И что смехотворно большие суммы фигурируют на
процессе -- такие деньги, которыми и вся партия никогда не располагала.
же дерганье всеми нитками сразу, как и на Промпартии). И все выступили. И
все защищали методы ГПУ против меньшевистского ЦК...
последней речи? Что он говорил отнюдь не только по обещанию, данному
Крыленке, что он не просто поднялся, но его подхватил, как щепку, поток
раздражения и красноречия. Раздражения -- на кого? Узнавший и пытки, и
вскрывавший вены, и обмиравший уже не раз, он теперь искренне негодовал --
не на прокурора! не на ГПУ! -- нет! на Заграничную Делегацию!!! Вот она,
психологическая переполюсовка! В безопасности и комфорте (даже нищая
эмиграция конечно комфорт по сравнению с Лубянкой) они там, бессовестные,
самодовольные -- как могли не пожалеть [[этих]] за муки и страдания? как
могли так нагло отречься и отдать несчастных их участи? (Сильный получился
ответ, и устроители процесса торжествовали.)
Делегацию, на их предательство, отречение, их измену социалистической
революции, как он упрекал их еще в 1917 году.
удивился: в каждой мелочи, в каждой дате и имени такая точная память
Якубовича здесь его подвела: ведь он сказал на процессе, что заграничная
делегация по поручению 11-го Интернационала [давала им директивы вредить!]
-- и не помнит теперь. Заграничные меньшевики писали не бессовестно, не
самодовольно, они именно ЖАЛЕЛИ несчастные жертвы процесса, но указывали,
что это давно не меньшевики -- так и правда. На что же так устойчиво и
искренне разгневался Якубович? А как заграничные меньшевики могли бы НЕ
отдать подсудимых их участи?
человеке. И аргументы сами как-то ловко подскакивают, что мы правы.
контрреволюционной идеи, и потому он требует для него -- [расстрела]!
но и по сей день, протащась по многим лагерям и изоляторам, еще и сегодня
благодарен Крыленке, что тот не унижал, не оскорблял, не высмеивал его на
скамье подсудимых, а верно назвал [фанатиком] (хотя и противоположной идеи)
и потребовал простого благородного расстрела, кончающего все муки! Якубович
и сам в последнем слове согласился: преступления, в которых я сознался (он
большое значение придаёт этому удачному выражению "[в которых я сознался]".
Понимающий должен же, мол, уразуметь: а не [которые я совершил]!) достойны
высшей меры наказания -- и я не прошу снисхождения! не прошу оставить мне
жизнь! (Рядом на скамье переполошился Громан: "Вы с ума сошли! вы перед
товарищами не имеете такого права!")
1936-38 годов? А не над этим разве процессом понял и поверил Сталин, что и
главных своих врагов-болтунов он вполне загонит, он вполне сорганизует вот в
такой же спектакль?
моё перо, не сжималось сердце, и мы скользили беззаботно, потому что все 15
лет находились под верной защитой то законной революционности, то
революционной законности. Но дальше нам будет больно: как читатель помнит,
как десятки раз нам объяснено, начиная с Хрущева, "примерно с 1934 года
началось нарушение ленинских норм законности".
проволочиться еще по этому горькому плёсу? Впрочем по знатности имён
подсудимых [[эти]], следующие, суды были на виду у всего мира. Их не
обронили из внимания, о них писали, их истолковывали. И еще будут толковать.
И нам лишь немного коснуться -- их [загадки].
совпадали со сказанным на процессах. Один писатель, имевший пропуск в числе
подобранной публики, вёл беглые записи и потом убедился в этих
несовпадениях. Все корреспонденты заметили и заминку с Крестинским, когда
понадобился перерыв, чтобы вправить его в колею заданных показаний. (Я так
себе представляю: перед процессом составлялась аварийная ведомость: графа
первая -- фамилия подсудимого, графа вторая -- какой приём применять в
перерыве, если на суде отступит от текста, графа третья -- фамилия чекиста,
ответственного за приём. И если Крестинский вдруг сбился, то уже известно,
кто к нему бежит и что делать.)
проглядел мир три пьесы подряд, три обширных дорогих спектакля, в которых
крупные вожди бесстрашной коммунистической партии, перевернувшей,
перетревожившей весь мир, теперь выходили унылыми покорными козлами и блеяли
всё, что было приказано, и блевали на себя, и раболепно унижали себя и свои
убеждения, и признавались в преступлениях, которых никак не могли совершить.
после недавнего процесса Димитрова в Лейпциге: как лев рыкающий отвечал
Димитров нацистским судьям, а тут его товарищи из той же самой несгибаемой
когорты, перед которой трепетал весь мир, и самые крупные из них, кого
называли "ленинской гвардией", -- теперь выходили перед судом облитые
собственной мочой.
Кёстлером) -- [загадка] всё так же расхоже обращается.
этого при объяснении никак не стоит отвергать: если средства такие были в
руках НКВД, то непонятно, КАКИЕ МОРАЛЬНЫЕ НОРМЫ могли бы помешать прибегнуть
к ним? Отчего же бы не ослабить и не затмить волю? А известно, что в 20-е
годы крупные гипнотизёры покидали гастрольную деятельность и переходили
служить в ГПУ. Достоверно известно, что в 30-е годы при НКВД существовала
школа гипнотизёров. Жена Каменева получила свидание с мужем перед самым
процессом и нашла его заторможенным, не самим собою. (Она успела об этом