же знаете -- бытие определяет сознание! Я и был тихий мальчик, слушался
маму, читал Добролюбова "Луч света в тёмном царстве". Если милиционер манил
меня пальцем -- во мне падало сердце. Во всё это врастаешь незаметно. А что
мне оставалось? Ждать, как кролику -- пока меня второй раз возьмут?
тягостно: вы -- постоянно вне общества! вы -- какой-то лишний гонимый
человек...
как по Тезикову базару походишь, посмотришь... Ведь если новенькие ордена
продают и к ним удостоверения незаполненные, так это -- где продажный
человек работает, а? В какой организации? Представляете?.. Вообще я скажу
вам, Клара, так: я сам -- только за честную жизнь, но чтобы все, понимаете?
-- чтобы все до одного!
должен...
проще. Против чего произошла революция? Против привилегий! Тошно было
русским людям от чего? От привилегий. Одни одеты были в робу, другие -- в
соболя, одни пешкодралом -- другие на фаэтонах, одни по гудочку на фабрику,
другие в ресторанах морду наращивали. Верно?
тянутся к ним? И что говорить обо мне, о пацане? Разве с меня начинается? Я
же на старших смотрю. Я же насмотрелся. Живу в небольшом городке в
Казахстане. Что я вижу? Жёны местных начальников бывают в магазине? Да
никогда! Меня самого посылали первому секретарю райкома ящик макарон
отнести. Целый ящик. Нераспечатанный. Можно догадаться, что не только этот
ящик и не только в этот день...
чем книжке в миллион экземпляров... И вот эти привилегии -- они же
охватывают людей, как зараза. Если кто может покупать не в том магазине, где
все -- обязательно будет там покупать. Если кто может лечиться в отдельной
клинике -- обязательно будет там лечиться. Если может ехать в персональной
машине -- обязательно поедет. Если только где-нибудь мёдом помазано и туда
по пропускам -- обязательно будет этот пропуск выхлопатывать.
сукин сын был мальчишкой -- лазил через купеческий забор, яблоки рвал -- и
тогда был прав! А теперь ставит забор в два роста, да сплошной, чтоб к нему
заглянуть нельзя, ему так уютно оказывается! -- и думает, что опять же он
прав! А в Оренбурге на базаре инвалиды войны, которым объедки одни
достались, играют в решку -- медалью Победы. Бросят вверх и кричат: "Морда
-- или Победа?"
Посмотрите у отца.
для вас... особенно... Не хочу иначе.
этим нужно -- бороться! Но не вашим способом, конечно.
так всем равенство, а если нет -- так к ядреней Фене... Ох, простите меня,
пожалуйста... Ох, простите, я не хотел... И вот видим мы с детских лет такое
дело: в школе говорят красивые слова, а дальше не ступишь без блата, а нигде
нельзя без лапы -- так и мы растём продувные, нахальство -- второе счастье!
через край! Так нельзя! Вы много видели, правильно, много пережили, но
"нахальство второе счастье" -- это же не жизненная философия! Так нельзя!
торжественно: я всей душой был бы рад жить совсем иначе! Но если бы у меня
был друг... с холодной головой... подруга... Если бы мы могли с ней вместе
обдумать. Правильно построить жизнь. В общем я -- это ведь только внешне,
что я -- как будто арестант и на двадцать пять лет. Я... О, если б вам
рассказать, на каком я лезвии сейчас балансирую!.. Любой нормальный человек
умер бы от разрыва сердца... Но это потом... Клара! Я хочу сказать: во мне
-- вулканические запасы энергии! Двадцать пять лет -- ерунда, я могу шутя
когти оторвать...
из Марфина сделал. От того дня, когда невеста моя -- если б только она у
меня появилась -- сказала бы: Руся! Убеги! Я жду тебя! -- клянусь вам, я бы
в три месяца убежал, паспорта бы подделал -- не подкопаешься! Увёз бы её в
Читу, в Одессу, в Великий Устюг! И мы начали бы новую, честную, разумную,
свободную жизнь!
через тридцать лет! через двести лет! Наработаться бы день на кирпичном
заводе, да прийти уставшему! О чём мечтали!.. Нет, это я всё шучу! Я вполне
серьёзно! Я совершенно серьёзно хочу учиться, хочу трудиться! Только не
один! Клара! Посмотрите, как тихо, все ушли. В Великий Устюг -- хотите? Это
-- памятник седой старины. Я там ещё не был.
великого проходимца, гениального картёжника или первого специалиста по
этрусским вазам, по космическим лучам. Хотите -- стану?
Мне нужна только ваша голова, которую вы так медленно поворачиваете, когда в
лабораторию входите...
давно уже служил прокурором по [спецделам], то есть, делам, содержание
которых было бы не полезно знать общественности и которые поэтому
производились скрытно. (Все миллионы политических дел были такими.) К этим
делам, наблюдать за правильностью следствия и всего хода и поддерживать
обвинение, -- не всякие прокуроры допускались, и допускались самим
следствием, то есть ревизуемым МГБ. Но Макарыгин всегда был допущен: помимо
давних там знакомств он ещё с большим тактом умел совмещать свою неуклонную
преданность законам и понимание специфики работы Органов.
гражданской войне, умершей при рождении Клары. Воспитывала дочерей уже
мачеха, сумевшая, впрочем, стать для них тем, что называется хорошая мать.
Дотнара -- ДОчь Трудового НАРода.
десятилетку в сороковом году и, обскакав Динэру, на месяц раньше её вышла
замуж. Отец посердился, что рановато, но правда, зять попался хороший --
выпускник Высшей Дипшколы, способный и покровительствуемый молодой человек,
сын известного отца, погибшего в гражданскую войну. Звали зятя -- Иннокентий
Володин.
математике, болтала ножками на диване и перечитывала всю мировую литературу
от Гомера до Фаррера. После школы, не без помощи отца, она поступила на
актёрский факультет института кинематографии, со второго курса вышла замуж
за довольно известного режиссёра, эвакуировалась с ним в Алма-Ату, снималась
героиней в его фильме, потом разошлась с ним, вышла замуж за женатого
генерала интендантской службы и уехала с ним на фронт -- не на фронт, а в
тот самый [третий] эшелон, лучшую полосу войны, куда не долетают снаряды
врага, но и не доползают тяжести тыла. Там Динэра познакомилась с писателем,
входившим в моду, фронтовым корреспондентом Галаховым, ездила с ним собирать
для газеты материалы о героизме, вернула генерала его прежней жене, а сама с
писателем уехала в Москву.
красивости, ни даже миловидности. Она надеялась, что это с годами исправится
-- нет, не исправилось. У неё было чистое прямое лицо, но слишком
мужественное. По углам лба, по углам подбородка сложилась какая-то твёрдость
-- и Клара не могла её изгнать, да уж и не следила за этим, примирилась. И
руками она двигала тяжеловато. И смех у неё был какой-то твёрдый. Оттого она
не любила смеяться. И танцевать не любила.
замужество обеих сестёр, начало войны, отъезд её с мачехой в эвакуацию в
Ташкент (отец отправил их уже двадцать пятого июня) -- и уход отца в армию
прокурором дивизии.
заместителя одного из Главных тамошних прокуроров. В их покойную квартиру
около окружного дома офицеров, на втором этаже, с надёжно зашторенными
окнами, не проникали зной юга и горе города. Из Ташкента взяли в армию
многих мужчин, но вдесятеро наехало их сюда. И хотя каждый из них мог
убедительными документами доказать, что его место тут, а не на фронте, у
Клары было неконтролируемое ощущение, будто сток нечистот омывал её здесь,
чистота же подвига и вершина духа -- вся ушла за пять тысяч вёрст.
Действовал извечный закон войны: хотя не по волеизъявлению люди уходили на
Посняков Андрей
Конан-Дойль Артур
Свержин Владимир
Андреев Николай
Посняков Андрей
Ильин Андрей