Чтение 69–й страницы книги ~В круге первом~

Церковь была -- вот она, но молодые люди долго искали, где ж бы им посуху
перебраться через улицу. Далеко вбок пришлось отойти и там ещё повилять и
попрыгать.

В дорогу были вмешаны большие колотые куски плит, облипшие грязью. А у
стен храма лежали чистые мелкие куски и крошки -- белого, розового и жёлтого
мрамора.

Иннокентий разогрелся от солнца, но не разрумянился, а чуть побледнел.
Под краем шляпы у него взмокли волосы.

Подошли к церкви. Тяжёлой вонью разило откуда-то в неподвижном жарком
воздухе -- от застойной ли воды, или от скотьих трупов, или от нечистот? Они
уж сами не рады были, что сюда зашли, и не до осмотра храма было им, да и
нечего тут осматривать. Дальше, за церковью, был спуск, а внизу -- много
шаровых огромных ив, целое царство ивяное, и туда, в зелень, был их
единственный уход, убег.

Но их окликнули:

-- Закурить не будет, граждане?

Небольшой мужичок с головой, сильно втянутой в плечи, как бы от
постоянного озноба или страха, а между тем разбитной, появился откуда-то и
ширял по ним глазами.

Иннокентий с сожалением похлопал по карманам, будто всё же имел надежду
найти там пачку:

-- Не курю, товарищ.

-- Жа-аль, -- огорчился втянутоголовый, но не уходил, а быстрыми глазами
рассматривал диковинных приезжих. Он не видел, на какой они машине
подъехали, но понимал в них особый сорт начальства.

-- Эта церковь -- как называлась?

-- Рождества, -- уже без почтения ответил мужичок, разгадав их по одному
слову и так же быстро ушёл за угол, как и появился.

Но там, куда идти им, ниже, они заметили ещё и одноногого, с открытой
деревяшкой. В синей ситцевой рубахе с белыми бязевыми латками он отдыхал на
камне под липой.

-- Откуда мрамор? -- спросил Иннокентий.

-- Чего? -- отозвался латаный мужик.

-- Ну вон, камень цветной.

-- А-а-а... Алтарь разбили. -- Думал. -- Иконостас.

-- А зачем?

Думал.

-- Дорогу га'тить.

-- Отчего это у вас так... пахнет? -- спросила Клара.

-- Чего? -- удивился одноногий. Думал. -- А-а, это вам наверно от
скотного. Скотный вон у нас, рядом.

Он показал рукой, но они уже не смотрели, они спешили вырваться -- туда,
к ивам, вниз.

-- А что там? -- спросили они.

-- Там? Ничего нет. -- Думал. -- А, речка.

Спускалась битая тропка туда. Клара хотела сбегать, но с тревогой глянула
на бледность Иннокентия и пошла с ним медленно.

-- После такой деревни действительно на то кладбище потянет, -- крутила
она головой. -- А ты -- хромаешь?

-- Да что-то трёт.

В раскидистой тени огромной первой ивы они остановились и оглянулись.
Теперь, когда не воняло, а зелёная влажная свежесть достигла их, когда
церковь оказалась на холме, не видно было страшной изувеченности земли,
только птичьи точки метались и плавали вокруг колокольни -- смотреть отсюда
было приятно.

-- Ты очень устал! -- тревожилась Клара. -- Тебе надо отдохнуть. И ногу
посмотреть.

Он бросил плащи и сел на землю, прислонился к наклонному стволу. Закрыл
глаза. Откинутый, смотрел вверх, на церковь.

-- Вот тебе, Кларочка, два Рождества...

-- Почему -- два?

-- Наше и западное. Наше ты сейчас видела. А западное -- всё небо в
рекламах, все улицы -- в заторе машин, душатся в магазинах, подарки --
каждый каждому. И на какой-нибудь захудалой затёртой витринке -- ясли и
Иосиф с ослом.

-- А какой Иосиф с ослом?

Тут они различили на обрыве у церкви, там, где сохранился рядок лип --
пропущенную ими могилу с обелиском.

-- Жалко, не посмотрели.

-- Давай я сбегаю! -- взялась Клара и наискосок, без дороги, побежала.
Она бежала как весёлая, но совсем не весело было ей.

Постояла, прочла и так же легко спустилась, сильными ногами тормозя на
ямках.

-- Ну, кто ты думаешь?

-- Священник?

-- "Вечная слава воинам Четвёртой дивизии народного ополчения, павшим
смертью храбрых за честь, независимость и так далее... от министерства
финансов."

-- Финансов? -- поразился он, и шевельнулись его удлинённые уши в
изломчатых крупных хрящах. -- Даже и финансов! Бедные клерки... Сколько ж их
тут легло?.. И на сколько человек была одна винтовка? Четвёртая дивизия
ополчения?

-- Да.

-- Дивизия безоружных! -- и четвёртая... Вот дикость этой войны --
народное ополчение...

-- А почему -- дикость? -- онедоумела Клара.

Иннокентий вздохнул и свесил голову.

-- Тебе плохо?... Инк, может вернёмся? Не надо дальше?

Он ещё вздохнул.

-- Да нет, ничего. Жару я плохо переношу. И обулся неудачно, не
сообразил.

-- Я тоже разношенных зря не надела. А где тебе трёт? Давай газеты под
пятку подложим, будет свободней.

Мастерили.

А на небе там и здесь появились перекатные облака. Иногда они прикрывали
и смягчали солнце.

-- Ну что ж, Инк, пойдём дальше или нет? Надо было в лес, да? Хочешь,
пойдём вдоль реки, там тоже тень будет.

Он уже отошёл и улыбался:

-- Вот дохлый, да? Всю жизнь в автомобилях... А ты молодец. Пойдём,
пойдём. По какому берегу?

Ниже их через речку был переброшен трап, на обоих берегах толстой
проволокой прикрученный от наводнения к низам ив.

Перейти? Не перейти? На том и на этом по-разному ляжет дорога, и от этого
разговоры будут разные, и вся прогулка. Перейти?.. Не перейти?..

Перешли. Опять какое-то правильное насаждение было тут на медленном
привольном подъёме от реки. Кроме водолюбивых ив, которые сами выбрали
речку, ещё были посажены берёзы рядком и ели. И заглохший пруд был здесь с
лягушками и палыми листьями -- наверно вырытый, такой правильный. Что это
было всё? Заброшенное ли именье? Не у кого спросить.

Отсюда, между шарами ив, ещё красивее казалась церковь, почти на горе --
и туда-то хаживали под колокольный звон из другой соседней деревни,
начинавшейся неподалеку.

Но довольно было с них деревень, они шли вдоль реки.

Тут очень бы приятно идти, своя тенистая влажная замкнутая жизнь. На
мелких местах слышное журчание и видимая рябь, на глубоких редкие
необъяснимые вздрагивания неподвижной будто бы воды, и всюду -- беготня
водопеших стрекоз, а наверно есть и рыба и раки. Тут надо бы разуться по
колено и идти просто речкою, как мальчишки бродят по раков. А по берегу
мешала им то непроходимая крапива, то ольховый прутняк.

Толстенная причудливая ива вырастала на их берегу, а гнутым стволом
перекидывалась на тот берег -- как мост, и с поручнями таких же кручёных
изогнутых ветвей.

-- Баобаб! -- всплеснула Клара. -- Вот красавец! А давай по нему на тот
берег! Там, кажется, лучше идти.

Иннокентий недоверчиво покачал головой. Но Клара уже вскочила уверенно на
косой ствол и протянула ему сильную руку:

-- Пойдём!

Ей казалось, что это обязательно будет хорошо. Вот на том берегу что-то
встретится или скажется, для чего была вся эта прогулка.

Иннокентий в сомнении протянул свою мягкую кисть.

Ствол ивы, умеренно поднимаясь, уводил, однако, высоко. Иннокентий
следовал небольшими переступами и, кажется, избегал смотреть вниз. А тут ещё
ветка, за которую он держался, пересекала их путь, надо было через неё же и
перелезть. Всё это делал он с лицом сосредоточенного думанья, совсем
замолчал. Не оцарапавшись, они спрыгнули. Но видно было, что удовольствия от
перехода Инк не получил.

И ничто не стало лучше на новом берегу. Малозначное они говорили друг
другу. Слышалось тарахтение трактора где-то выше. Очень скоро и тут не стало
пути близ воды. И пришлось им покинуть тень и подняться от реки единственной
возможной дорогой. Иннокентий всё явнее хромал.

И вышли они -- на разбросанный бригадный двор с одним домиком и одним
малым сараем. Домик был, наверно, контора: на верхушке его чуть шевелился
бледно-розовый флаг с оборванным краем. А сарай имел лишь такую ширину, что
в одну строчку умещался лозунг: "Вперёд, к победе коммунизма!", всё же
множество кирпично-ржавых, облезло-голубых и облупленно-зелёных машин
неизвестного назначения с хоботами, жерлами, зацепами, и цистерны, и полевая
кухня, и прицепы с подпёртыми или опущенными дышлами -- всё было разбросано
и покинуто на большой площади такой же изувеченной, изрытой земли, где и
ногой почти пройти было нельзя. И только один человек в чумазой робе всё