сено?
иногда нравиться, хоть урывками. Ну, на минуту почувствовать, что тебя
предпочли другим, что ты не перестала быть лучшей.)
чуть сбоку мундштук -- и эта манера тоже нравилась Наде.
предупредить вас: у меня есть невеста.
кого Надя встречала среди аспирантов и в лабораториях, носили в себе яд
своего несуществующего превосходства, этого "московского патриотизма", как
называли сами они. Надя ходила среди них, какие ни будь её успехи перед
профессором, в существах второго сорта.
среду, как небрежно рассекает ледокол простую мягкую воду. Однажды при ней в
читальне один молоденький кандидат наук, желая унизить Щагова, спросил его с
высокомерным поворотом змеиной головы:
него, чуть покачиваясь вперёд и назад:
Блиндажный.
годам. У каждого человека есть своя особая пора жизни, в которую он себя
полнее всего проявил, глубже всего чувствовал и сказался весь себе и другим.
И что бы потом ни случалось с человеком даже внешне значительного, всё это
чаще -- только спад или инерция того толчка: мы вспоминаем, упиваемся, на
много ладов переигрываем то, что единожды прозвучало в нас. Такой порой у
иных бывает даже детство -- и тогда люди на всю жизнь остаются детьми. У
других -- первая любовь, и именно эти люди распространили миф, что любовь
даётся только раз. Кому пришлась такой порой пора их наибольшего богатства,
почёта, власти -- и они до беззубых дёсен шамкают нам о своём отошедшем
величии. У Нержина такой порой стала тюрьма. У Щагова -- фронт.
месяц войны. Его отпустили на [гражданку] только в сорок шестом году. И за
все четыре года войны у Щагова редко выдавался день, когда б с утра он был
уверен, что доживёт до вечера: он не служивал в высоких штабах, а в тыл
отлучался только в госпиталь. Он отступал в сорок первом от Киева и в сорок
втором на Дону. Хотя война в общем шла к лучшему, но Щагову доставалось
уносить ноги и в сорок третьем и даже в сорок четвёртом под Ковелем. В
придорожных канавках, в размытых траншеях и меж развалин сожжённых домов
узнавал он цену котелка супа, часа покоя, смысл подлинной дружбы и смысл
жизни вообще.
десятилетия. Он не мог теперь принять никакого другого деления людей, кроме
как на солдат и прочих. Даже на московских всё забывших улицах у него
сохранилось, что только слово "солдат" -- порука искренности и дружелюбия
человека. Опыт внушил ему не доверять тем, кого не проверил огонь фронта.
был начисто сметен бомбой. Имущество Щагова было -- на нём, и чемодан
трофеев из Германии. Правда, чтобы смягчить демобилизованным офицерам
впечатление от гражданской жизни, им ещё двенадцать месяцев после
возвращения платили "оклад по воинскому званию", зарплату ни за что.
которую четыре года защищал: в ней рассеялись последние клубы розового
тумана равенства, сохранённого памятью молодёжи. Страна стала ожесточена,
совершенно бессовестна, с пропастями между хилой нищетой и нахально жиреющим
богатством. Ещё и фронтовики вернулись на короткое время лучшими, чем
уходили, вернулись очищенными близостью смерти, и тем разительней была для
них перемена на родине, перемена, назревшая в далёких тылах.
метро, но одеты кто во что, и уже не узнавали друг друга. И они признали
высшим порядком не свой фронтовой, а -- который застали здесь.
многие и задавали -- но быстро попадали в тюрьму.
постоянно тычется в поисках всеобщей справедливости. Он понял, что всё идёт,
как идёт, остановить этого нельзя -- можно только вскочить или не вскочить
на подножку. Ясно было, что ныне дочь исполкомовца уже одним своим рождением
предназначена к чистой жизни и не пойдёт работать на фабрику. Невозможно
себе было представить, чтобы разжалованный секретарь райкома согласился
стать к станку. Нормы на заводах выполняют не те, кто их придумывает, как и
в атаку идут не те, кто пишет приказ об атаке.
революционной страны. И обидно было, что за капитаном Щаговым не признавали
права его безразувной службы, права приобщиться к завоёванной именно им
жизни. Это право он должен был доказать теперь ещё один раз: в бескровном
бою, без выстрелов, не меча гранат -- провести своё право через бухгалтерию,
закрепить гербовой печатью.
пятого курса и получить диплом. Теперь, после войны, предстояло это
наверстать и пробиваться к кандидатскому званию. Специальность его была --
теоретическая механика, уйти в неё была у него мысль и до войны. Тогда это
было легче. После же войны он застал всеобщую вспышку любви к науке -- ко
всякой науке, ко всем наукам -- после повышения ставок.
он помалу загонял на базаре. Он не гнался за изменчивой модой на мужские
костюмы и ботинки, вызывающе донашивая, в чём демобилизовался: сапоги,
диагоналевые брюки, гимнастёрку английской шерсти с четырьмя планочками
орденов и двумя нашивками ранений. Но именно это сохранённое обаяние фронта
роднило Щагова в глазах Нади с таким же фронтовым капитаном Нержиным.
перед бронированной житейской мудростью Щагова, спрашивала его советов. (Но
и ему с тем же упорством лгала, что её Глеб без вести пропал на фронте.)
в кино, шутливая схватка из-за записной книжки. А сейчас, едва Щагов вошёл в
комнату и ещё препирался с Дашей, -- она сразу поняла, что пришёл он к ней и
что неизбежно случится что-то.
червонец, стояла обновлённая, налитая, готовая к живой жизни -- сейчас.
к медлительной манере держаться.
выйти за него замуж.
у окна и молча рисовала по стеклу пальцем.
оставленной откровенностью, объяснить: бедная аспиранточка, без связей и без
будущего -- что могла бы она ему дать? А он имеет справедливое право на свой
кусок пирога (он взял бы его иначе, если б талантливых людей у нас не
загрызали на полпути). Хотелось поделиться: несмотря на то, что его невеста
живёт в праздных условиях, она не очень испорчена. У неё хорошая квартира в
богатом закрытом доме, где селят одну знать. На лестнице швейцар, а по
лестнице -- ковры, где ж теперь это в Союзе? И, главное, вся задача решается
разом. А что можно выдумать лучше?
безрадостно:
себя!..)
Надя брошена. Он знал, что "без вести пропавший" почти всегда значило
[перемещённое лицо], -- и если такое лицо перемещалось обратно в Союз, то
только за решётку.
комнаты.
Контровский Владимир
Браун Дэн
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Флинт Эрик