из стакана.
-- Набивай уж второй.
кивнул латышу и ушел.
пропустить, как тот с посылкой вернется.
Что он принес, разложено было у него по койке и по тумбочке, но только свет
туда не падал прямой от лампы, а шуховским же верхним щитом перегораживался,
и было там темновато.
с вечерней пайкой.
очередь занимал и теперь имеет право на долю. Он и так знал, что имеет. Но
он не был шакал даже после восьми лет общих работ -- и чем дальше, тем
крепче утверждался.
лагерника, обежали, проскользнули вмиг по разложенной на койке и на тумбочке
цезаревской посылке, и, хотя бумажки были недоразвернуты, мешочки иные
закрыты, -- этим быстрым взглядом и подтверждающим нюхом Шухов невольно
разведал, что Цезарь получил колбасу, сгущенное молоко, толстую копченую
рыбу, сало, сухарики с запахом, печенье еще с другим запахом, сахар пиленый
килограмма два и еще, похоже, сливочное масло, потом сигареты, табак
трубочный, и еще, еще что-то.
посылку получив, и всякий таким становится) махнул на хлеб рукой:
полная доля Шухова от Цезаревой посылки.
разложенных Цезарем угощений. Хуже нет, как брюхо растравишь, да попусту.
Двести сейчас нажать, завтра утром пятьсот пятьдесят улупить, четыреста
взять на работу -- житуха! А те, в матрасе, пусть еще полежат. Хорошо, что
Шухов обоспел, зашил -- из тумбочки, вон, в 75-й уперли -- спрашивай теперь
с Верховного Совета!
разобраться, как приходит у него легко, так и уходит легко. Бывает, перед
передачей и посылочники-те рады лишнюю кашу выслужить. И стреляют докурить.
Надзирателю, бригадиру, -- а придурку посылочному как не дать? Да он другой
раз твою посылку так затурсует, ее неделю в списках не будет. А каптеру в
камеру хранения, кому продукты те все сдаются, куда вот завтра перед
разводом Цезарь в мешке посылку понесет (и от воров, и от шмонов, и
начальник так велит), -- тому каптеру, если не дашь хорошо, так он у тебя по
крошкам больше ущиплет. Целый день там сидит, крыса, с чужими продуктами
запершись, проверь его! А за услуги, вот как Шухову? А банщику, чтоб ему
отдельное белье порядочное подкидывал, -- сколько ни то, а дать надо? А
парикмахеру, который его с бумажкой бреет (то есть бритву о бумажку
вытирает, не об колено твое же голое) -- много не много, а три-четыре
сигаретки тоже дать? А в КВЧ, чтоб ему письма отдельно откладывали, не
затеривали? А захочешь денек [закосить], в зоне на боку полежать, -- доктору
поднести надо. А соседу, кто с тобой за одной тумбочкой питается, как
кавторанг с Цезарем, -- как же не дать? Ведь он каждый кусок твой считает,
тут и бессовестный не ужмется, даст.
понимает жизнь и на чужое добро брюха не распяливает.
рукавички, осмотрел и решил с завтрева искать камешек хороший и на том
камешке затачивать ножовку в сапожный нож. Дня за четыре, если и утром и
вечером посидеть, славный можно будет ножичек сделать, с кривеньким острым
лезом.
поперечную связку загнать. И пока внизу кавторанга нет, значит, сору в лицо
ему не насыплешь, отвернул Шухов с изголовья свой тяжелый матрас, набитый не
стружками, а опилками, -- и стал прятать ножовку.
соседней вагонке -- два брата-эстонца. Но от них Шухов не опасался.
Опять, значит, побили его там за миски. Ни на кого не глядя и слез своих не
скрывая, прошел мимо всей бригады, залез наверх, уткнулся в матрас.
поставить.
бараке стоят две бочки с чаем, но что то за чай? Только что тепел да
подкрашен, а сам бурда, и запах у него от бочки -- древесиной пропаренной и
прелью. Это чай для простых работяг. Ну, а Буйновский, значит, взял у Цезаря
настоящего чаю горстку, бросил в котелок, да сбегал в кипятильник. Довольный
такой, внизу за тумбочку устраивается.
кладет, Шухов закрыл матрас, чтоб не видеть и не расстраиваться. А опять без
Шухова у них дела не идут -- поднимается Цезарь в рост в проходе, глазами
как раз на Шухова, и моргает:
тоже он его в щите держит. Если вот палец в средней косточке согнуть, так
меньше того ножичек складной, а режет, мерзавец, сало в пять пальцев
толщиной. Сам Шухов тот ножичек сделал, обделал и подтачивает сам.
кого вовсе человеческой совести нет, тот может так: дай нам, мол, ножик, мы
будем колбасу резать, а тебе хрен в рот.
Сейчас же он взял оттуда щепоть, ровную с той, что занимал, и через проход
протянул эстонцу: спасибо, мол.
буркнул, и завернули они эту щепоть отдельно в цигарку -- попробовать,
значит, что за шуховский табачок.
какими-то часами там, в нутре своем, чует, что осталось до проверки
чуть-чуть. Сейчас самое время такое, что надзиратели шастают по баракам.
Чтобы курить, сейчас надо в коридор выходить, а Шухову наверху, у себя на
кровати, как будто теплей. В бараке ничуть не тепло, и та же обметь снежная
по потолку. Ночью продрогнешь, но пока сносно кажется.
сам же слушал обневолю, как внизу под ним, чай пья, разговорились кавторанг
с Цезарем.
Колбасу берите.
такое внезапное изобилие напоминает мне один случай. Попадаю я раз в
Архангельск...
будто об рельс звонили. Но не слышал никто. И еще приметил Шухов: вошел в
барак надзиратель Курносенький -- совсем маленький паренек с румяным лицом.
Держал он в руках бумажку, и по этому, и по повадке видно было, что он
пришел не курильщиков ловить и не на проверку выгонять, а кого-то искал.
кавторанга. Ну, и молодец бригадир, никогда за словом не запнется). Ручек
нет, чернила нет.
пообещал Курносенький. -- Чтоб утром завтра до развода объяснительные были в
надзирательской! И указать, что недозволенные вещи все сданы в каптерку
личных вещей. Понятно?
ничего, над колбасой там заливается.)
есть у тебя такой?
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман
Каргалов Вадим
Контровский Владимир
Сертаков Виталий
Прозоров Александр