магистралям, разрезающим столицу, как златоглавый и краснозвездный
бисквитный торт, был открыт. Удивительным гостям не препятствовали двигаться
к бывшему хамовническому болоту, заполнять скамейки и газоны Лужников,
каждый мог свободно устраиваться, выбирать себе место на площади у
плавательного бассейна, где провалившие дело администраторы молодежного
праздника успели сколотить, обвив лентами и гирляндами (не иначе как для
демонстрации единства и солидарности), деревянный помост, сцену, трибуну, в
общем, сооружение, одним своим видом обещавшее кайф и воплощение мечты.
полковник Беседа, потирая белые сухие ладони (короткие пальцы с рыжими
конопушками) в теплом конусе света настольное ламвы. Оперативный план
Афанасия Антоновича предусматривал поддержание (под строгим наблюдением и
контролем, конечно) атмосферы некой нездоровой сенсации и ажиотажа вокруг
сорванного мероприятия. Дело поимки наглых ловкачей, изготовителей билетов,
требовало поощрения циркуляции разноцветных бумажек с контурами БСА, спроса
и предложения. Впрочем, об этом несколько позже. Это уже лишнее. Пока, во
всяком случае, ибо главное стало ясно,- именно лагерь у Москвы-реки, бивуак,
табор и подразумевал шеф совхоза "Белые липы", употребляя выражение "психдом
под открытым небом".
систематическому развенчанию иллюзорной наивности своего юного попутчика,
оказался не расположен.
прежним неистребимым желанием творить разумное, доброе, вечное. Во всяком
случае, едва сев, немедленно поинтересовался:
демонстрацию отягощавшего рюкзак запаса не слишком даже грязного овоща,
отказался. Тогда незнакомец, одержимый благородным, но навязчивым желанием,
попытался всучить ему последовательно журнал "Аврора" без обложки, но с
продолжением милицейского детектива, одноразовую, но французскую зажигалку,
изящный предмет - перочинный ножик с пилочкой для ногтей и в конце концов
еще нестарые часы "Слава" в корпусе из желтого металла.
гордыни, брезгливости и непонимания физиологии углеводородного сгорания
организма.
дезертир трудового фронта уже в виду конечной для него платформы Перово.
лицо собеседнику, вымолвил Лысый.
корочке, не то пластиковый чехольчик. извлек из него какую-то картонку и
протянул Мишке.
с корочкой расстаться,- катайся на здоровье с именем дяди Саши, с моим то
есть, на устах. Желаю счастья.
ОТКРЫВАЙТЕ ШИРЕ ДВЕРИ
обрести благословенную секунду свободы от бесконечного конфликта тупого и
острого углов. Шестнадцать десять на глазах превращались в шестнадцать
одиннадцать.
Лысый, обладатель единого проездного билета на июнь, двигался к выходу с
тринадцатой платформы.
популярного сорок седьмого километра ("Электрозаводская", "Новая", "Перово",
"Ждановская" и далее со всеми).
узкобедрая и сероглазая наследница дома и сада в дачном кооперативе "имени
Папанина".
которого в еде и питье лишала естественных пропорций на груди его синей
майки изображенный солярный знак одного из старейших учебных заведений Новой
Англии. Сумка в руках у Лысого (черная, болоньевая) сделала тон знатока
насмешливым и категоричным.- Это Малаховка по колбасу прибыла.
не обратил внимания, не придал значения. Добрая, ласковая толпа несла его
мимо табло и указателей, сумок, сеток и картонных коробок со щедрой
мадьяркой "Винимпэкс". Он шел, доверившись этой сороконожке, увлекшей по
усеянным апельсиновой кожурой ступеням вниз, в переполненные катакомбы залов
и переходов, минуя киоски, открытые и закрытые, лотки, тележки, столики,
холодные ящики автоматических касс и освещенные клетки с тетрадками, тетками
и компостерами, вглубь, рассекая хвост, выползший из камеры хранения, огибая
сумки, сетки, чемоданы, картонки с промасленным австрийским орлом, по
шипящим дневным электричеством тоннелям, вверх, вниз, навстречу красной
фуражке метрополитена, не извиняясь и не останавливаясь, скорее, скорее
вдохнуть гудящий вдохнуть гудящий сквозняк платформы, вдоль которой,
подталкивая друг друга лиловыми носами по никотиновым разводам кафеля,
скользнули короткие стрелки и замерли, уткнувшись в божественное слово
"Университет".
сине-красную будку "Союзпечать", а пересек перрон наискосок, предпочел
целеустремленный рокот сырой преисподни разнообразию звуков площади,
пропахшей резиной и трехкопеечным сиропом. Он вошел в беспересадочный вагон,
и двери, к которым не следовало прислоняться, осторожно закрылись у него за
спиной. А вышел бы на площадь, в кармане между эстакадой с замершей на ней
вереницей спальных вагонов и людским многоголосьем у стен казанского
терминала, мог бы, и очень даже запросто, свидеться с вечно датым субъектом.
Вечно датым, но непременно в железнодорожной фуражке с черным околышком.
не исключено, но с фатальной неизбежностью, впрочем, не угрожало ему, ибо
Винтяра на площади перед смрад отпускного лета источавшими дверями (для нужд
разнополых пассажиров выделенных отделений вокзала) стоял не один, горячась
и волнуясь, он толковал о чем-то с наглым коротышкой в курточке из
растрескавшейся и облупившейся искусственной кожи и в форменной, как это и
ни смешно, чуть набок съехавшей кепке с алой на фоне белого кружка буквой
"Т".
в некотором удалении и представлял собой Ленку Лапшу. Вяло долизывая обмылок
мороженого "Бородино", она загорала у солнышком пригретого, салатного цвета
(со следами недавней рихтовки) крыла автомобиля ГАЗ-24, и на затылке ее
красовалась некогда сердобольным Емелей Грачику презентованная самодельная
шапка с длинным козырьком из синего денима.
пустом купе, она прислушивалась к внешнему миру, холодея и замирая, ибо до
ее ушей доносились странные и зловещие звуки - вскрики, удары, хлопанье
дверей, возбужденные голоса и слово "кровь", произнесенное кем-то,
стремительно пробежавшим по коридору.
за полночь среди мирной раскачки и убаюкивающего скрипа. Гуляка долго
урезонивал ее через пластик и убедил, лишь пригрозив проводником.
полку, забралась туда и дышала беззвучно и после того, как опустевший
состав, вздрогнув, отправился по звонким стрелкам отыскивать тупик, а Винт,
задраив парадное, обходить свои владения.
в случае особого расположения обыкновенно определения "потная"), фамильярно
удивился ее находчивости, после чего предложил немедленно слезть и перестать
бояться, ибо:
стороны, демонстрируя свойственное своей натуре необыкновенное легкомыслие,
с другой - особую беззаботность, проистекавшую от принятого им в это утро
решения, никого не предупреждая, сменить профессию. И хотя в выборе нового
поприща он еще колебался, но ввиду внезапно открывшейся перспективы сделать
бригадирше "тухлой" козью морду испытывал на фоне редко покидавшего его
подъема и возбуждения особое вдохновение.
восхитительно, как рыцарь и джентльмен, а именно - накормил хлебом со
сладким чаем, дал из эмпээсовского энзе димедрола, нацедил валерианки и
уложил у себя в "конторке" спать, пообещав лично отвезти в Лужники после
обеда.
люди с примерно одинаковым настроением. К распахнувшейся двери двенадцатого
вагона подошел небрежно одетый мужчина сумрачного вида и коротко спросил, не
тратя времени на приветствия:
стесняться. Для гостя он отомкнул пассажиров в пути не принимавший ватер и,
кивнув головой в сторону мягких, черемшовые фитонциды источавших мешков,
сообщил:
Журавлев Владимир
Посняков Андрей
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия