- А если они этого не знают? - поежился Ворошилов.
- Судя по кожаной книге - знают.
- Ну, смотри. Тебе видней.
- Безусловно, - усмехнулся Берия, закуривая папиросу
- Не растает она ? - спросил Микоян.
- Господь с тобой. Теперь заморозки... вон ледок хрустит... - Молотов с хрустом
наступил на лужу.
Ворошилов сощурился на светящиеся окна сталинской квартиры:
- Вроде не ложился еще.
- Пойдемте, товарищи, - Берия повернулся и направился к жилому корпусу
Молотов, Ворошилов и Микоян последовали за ним. Они вошли в здание, поднялись по
лестнице на второй этаж. Возле дверей сталинской квартиры стояли двое старших
лейтенантов МГБ. В стенной нише за тумбочкой с телефоном сидел полковник.
Офицеры отдали честь членам правительства, Берия кивнул полковнику. Тот поднял
трубку телефона:
- Товарищ генерал-майор, здесь товарищи Берия, Молотов, Микоян и Ворошилов,
- Дай-ка мне товарища Берию, - раздался в трубке голос начальника охраны Сталина
Власика.
- Вас, товарищ Берия. - протянул полковник трубку
- Слушаю, - Берия взял трубку, выпуская папиросный дым через узкие ноздри.
- Власик, товарищ Берия. - зарокотала трубка, - Тут у нас ЧП небольшое. С
детьми.
- Что такое?
- Опять с платьями. И товарищ Сталин там... разбирается.
- Доложи, что очень срочно.
- Я-то доложу, товарищ Берия, да эфиоп вас не пропустит.
- Это наша забота, - Берия положил трубку на рычажки.
- Чего там, Лаврентий? - спросил Микоян. - С Надей?
- С детьми, - Берия сунул окурок в подставленную полковником пепельницу.
Дверь отперли изнутри и открыли. Четверо членов правительства вошли в небольшую
прихожую. Стены и потолок были выкрашены в сдержанно-синий цвет. Здесь стояли:
Власик, простой советский стул, столик-тумбочка с телефоном и бочка с солеными
огурцами. Власик козырнул вошедшим и открыл перед ними резную, молочного стекла
дверь, ведущую во вторую прихожую. В ней интерьер был совсем другим: белый
потолок, черные панели эбенового дерева, позолоченные кроше для одежды, в виде
змей, фарфоровые китайские светильники, стоящие по углам. Две
гувернантки-узбечки в узбекских шелковых платьях, шароварах и тюбетейках быстро
сняли верхнюю одежду с вошедших и пригласили их в гостиную. Стены ее были
обтянуты шелком цвета слоновой кости; не слишком высокий потолок с карнизами из
розового мрамора выгибался и сходился к чудесной серебряной люстре в виде ветви
цветущего апельсинового дерева; диваны белой кожи с позолотой окружали низкий
стеклянный стол, толстая, идеально прозрачная столешня которого поддерживалась
основанием в форме массивной волны; на столе стояли золотое скифское блюдо с
виноградом, хрустальная пепельница, хрустальный подсвечник с зажженной розовой
свечой и лежал завтрашний номер газеты "Правда"; во всю гостиную был постелен
черно-серо-розовый египетский ковер; на стенах висели три картины Филонова,
поодаль стояла деревянная скульптура Коненкова "Смеющийся Ленин". В углу дивана
спала, свернувшись на бархатной розовой подушке, левретка Антанта.
Перед дверью, ведущей в личную гостиную Сталина, спал на ковре негр Сисул -
личный слуга вождя. Из-за двери слышались резкие голоса.
Вошедшие направились к этой двери.
- Нельзя идти, - сказал Сисул с сильным акцентом, не открывая глаз.
- Срочное дело, - с ненавистью посмотрел на него Берия.
- Вождь не принимать сегодня.
- Что значит - не принимать?! Мы уже здесь! - повысил голос Берия, но Молотов
взял его под руку, отодвинул в сторону и присел на четвереньки возле лежащего
слуги:
- Сисул, это действительно очень важно,
- Товарищ Сталин решает семейный дело. Нельзя идти. Молотов устало провел
ладонью по своему широкому лицу:
- Ты не понял, Сисул. Это действительно очень важно. Очень.
Негр молчал.
- O, God damn you... - теряя терпение, Берия заходил по гостиной, уперев длинные
руки в узкие бедра..
- Слушай, дорогой, что это в самом деле? - заговорил Микоян. - Ты
государственный человек, или нет?
- Тебе сказали - очень важно! - пнул лежащего Ворошилов.
- Не надо Клим, - Молотов придержал ногу Ворошилова, приблизил свое лицо к
иссине-черному лицу Сисула и продолжил: - От этого дела зависит здоровье всей
нашей страны. И мое, и твое. И товарища Сталина. Если мы промедлим - нам всем
будет плохо. Очень плохо.
Сисул открыл большие красивые глаза, быстро встал, словно и не спал вовсе. Он
был высок и статен, в абиссинском национальном костюме, щитом золотыми и
серебряными нитями; из-за зеленого пояса торчали рукоятки двух кинжалов. Обведя
визитеров своими темными выразительными глазами, Сисул вынул из рукава ключ,
отпер дверь и вошел в нее, плотно притворив за собой. Послышалась его
приглушенная речь.
- А, вот и хорошо! - послышался чистый и громкий голос Сталина. - Очень хорошо,
что они здесь! Вот пусть и посмотрят на вас! Проси!
Сисул вышел, открыл дверь, с поклоном и ритуальной фразой, произнесенной на
безупречном русском:
- Товарищ Сталин сердечно просит вас пожаловать к нему.
Молотов, Микоян, Берия и Ворошилов вошли в личную гостиную вождя. Сисул закрыл и
запер за ними дверь.
Личная гостиная была раза в три меньше главной. В интерьере преобладало розовое
и эбеновое дерево; мягкая мебель алого шелка стояла на китайском ковре теплых
тонов, по углам виднелись большие китайские вазы; на сероватых стенах висели две
картины: "Ленин и Сталин на псовой охоте", кисти Кустодиева и портрет Сталина в
швейцарских Альпах, написанный Бродским. Огромный матовый плафон на потолке
освещал гостиную ровным неярким светом.
Сталин встал с кресла и, не глядя на вошедших, подошел к окну. Вождь был
высокого роста, хорошо сложенным, с открытым, умным, словно выточенным из
слоновой кости лицом; черные, коротко подстриженные волосы его были с проседью,
высокий лоб плавно переходил в залысины, красивые черные брови плавно изгибались
над живыми, проницательными карими глазами; небольшая горбинка не портила носа,
волевые большие губы выступали над небольшим, но упрямым раздвоенным
подбородком; гладкие щеки были слегка впалы. На вид Сталину было лет пятьдесят.
Он был одет в белую шелковую косоворотку, подпоясанную серебряным поясом, и
узкие брюки белого бархата, заправленные в белые лаковые полусапожки с
серебряным шитьем.
Посередине гостиной стояли сыновья Сталина - Яков и Василий, узнать которых было
трудно из-за женских платьев и париков, надетых на них. Худую, стройную фигуру
Якова обтягивало длинное вечернее платье черного бархата с бриллиантовым
скорпионом и белыми пятнами на худой груди; кудрявый каштановый парик утопал в
накинутом на голые плечи синим боа; на тонких женственных руках были черные
сетчатые перчатки до предплечий, одна из которых была разорвана; пальцы и
запястья украшали три кольца белого золота с сапфирами и изумрудами и два
платиновых браслета с мельчайшими бриллиантами; худое, чрезвычайно похожее на
отца, лицо его было сильно напудрено, что не скрывало припухлость правой
подбитой скулы; подведенные синей тушью глаза смотрели в пол; под мышкой он
держал узкую дамскую сумку из змеиной кожи. Невысокий, полноватый Василий был
одет в бежевое крепдешиновое платье со стойкой и высокими плечами, ниспадающее
мелкими складками и расшитое на груди персикового тона розами; на тонкой золотой
цепочке висела большая жемчужина; полные руки обтягивали бежевые лайковые
перчатки, выпачканные уличной грязью; светлые волосы парика с нарушенной
укладкой были, тем не менее, перехвачены перламутровым гребнем; полноватую шею
Василия стягивала черная шелковая лента; нарумяненное пухлое лицо со ссадиной на
подбородке, во многом повторяющее материнские черты, тоже смотрело в пол; на
плече младшего сына вождя висела на массивной золотой цепи лакированная сумка.
- Друзья мои, могучие правители могучей страны, - заговорил Сталин грудным
чувственным голосом, - посмотрите на детей великого Сталина. Внимательно
посмотрите.
Члены правительства посмотрели на двух травести.
- Чем я провинился перед Богом и Россией? За что мне послано такое наказание? -
Сталин оперся о мраморный подоконник и приподнялся на носках. - Почему я и
именно я должен быть унижен детьми своими?
- Отец, я прошу тебя... - поднял голову Яков. - Молчи, молчи... - Сталин закрыл
глаза и прижал свой большой лоб к пуленепробиваемому оконному стеклу - Ты не
достоин ударов палкой, не то что слов. Тебе тридцать два года. И ты до сих пор -
ничто. Мерзкое, грязное, мизерабельное ничто, способное только гнить заживо и
разлагать брата и сестру
- Отец, я очень прошу тебя, не продолжать этого разговора при посторонних, -
проговорил Яков.
- Посторонних? - Сталин резко повернулся, быстрой размашистой походкой подошел к
Якову и заговорил, вплотную приблизив свое выразительное лицо к некрасивому
белому лицу сына: - Здесь нет посторонних, кроме тебя! Здесь только мои друзья,
товарищи по партии, по великому делу, да еще мой младший глупый сын, подпавший
под твое гнусное влияние! Они мне не посторонние! Это ты - посторонний! Навсегда
мне посторонний!
- Папа, ей-богу, ну прости нас, - конфузясь, забормотал Василий - Я тебе обещаю,
я клянусь, что больше...
- Не клянись, не клянись, черт тебя побери! - сморщился Сталин, словно от зубной
боли. - Ты не знаешь, что такое настоящая клятва! Они, - указал тонким пальцем
на членов правительства, - знают, что это такое! Вы - нет! Они знают, что такое
честь и совесть! Вера и преданность! Что такое - высшее! То высшее, что
позволяет нам оставаться людьми! Высшее! Настоящее, подлинное высшее! А не это,
не эта... мразь, мразь, мразь! - обеими руками он вцепился в подолы платьев
своих сыновей и поднял их вверх, разрывая. У Якова обнажились стройные тонкие
ноги в черных ажурных чулках, у Василия - полные, кривоватые, в капроне под цвет
тела.