Джон Стейнбек.

И проиграли бой

перевод И.Багрова

Мятежных духов буйные полки

Тех, что его презрели произвол,

Вождем избрав меня. Мы безуспешно

Его престол пытались пошатнуть

И проиграли бой. Что из того?

Не все погибло: сохранен запал

Неукротимой воли, наряду

С безмерной ненавистью, жаждой

И мужеством - не уступать вовек.

А это ль не победа?

Дж. Милтон "Потерянный рай"

Наконец стало смеркаться. На улице зажглись фонари, замигала
неоновая вывеска ресторана: в воздухе яркими цветами распускались
красные огоньки. В комнате Джима Нолана по стенам побежали розоватые
отблески рекламы. Два часа просидел Джим в маленьком, без подушек,
кресле-качалке, положив ноги на белое постельное покрывало. Но вот
совсем стемнело, он опустил ноги на пол, похлопал по затекшим икрам,
замер, чувствуя, как их закололо. Встал, включил свет; лампочка без
абажура осветила обстановку комнаты: большую белую кровать с
белоснежным покрывалом, письменный стол золотистого дуба, чистый,
некогда красный ковер, - ворс давно выносился и проглянула бурая
основа.

Джим подошел к умывальнику в углу, вымыл руки, пригладил мокрыми
пальцами волосы. Взглянул в зеркало над умывальником, чуть задержавшись
на собственных небольших серых глазах. Достал из кармана расческу с
прищепкой, как у авторучки, пригладил прямые каштановые волосы,
аккуратно разделил их на косой пробор. На Джиме был темный костюм и
серая шерстяная рубашка с открытым воротом. Взяв полотенце, он вытер им
обмылок и бросил в открытый бумажный пакет на постели. В пакете лежали:
безопасная бритва, четыре пары новых носков, сменная серая шерстяная
рубашка. Он оглядел комнату и небрежно закрыл пакет. Еще раз, по старой
привычке, взглянул в зеркало, выключил свет и вышел.

Спустился по узкой, голой лестнице и постучал в соседнюю с выходом
дверь. Она чуть приоткрылась, выглянула хозяйка, увидев Джима, открыла
дверь шире, была она крупной блондинкой с черной родинкой на губе.

- Это вы, ми-и-стер Нолан? - улыбаясь, протянула она.

- Я уезжаю,- сказал Джим.

- Комнату за вами оставить, ведь вы же вернетесь?

- Нет, я уезжаю насовсем. Получил письмо, зовут.

- Не получали вы у меня никаких писем, - недоверчиво произнесла
женщина.

- Оно пришло на работу. Я не вернусь. У меня уплачено за неделю
вперед.

Улыбка сползла с лица хозяйки и сменилась злобной гримасой.

- Вы должны были уведомить меня заранее, за неделю, - бросила она.
- Таков порядок. А раз не уведомили, недельный аванс я вам не верну.

- Не беда. Я и не прошу. Просто я не знал, надолго ли у вас
задержусь.

И вновь на лице хозяйки заиграла улыбка.

- Хоть вы и недолго у меня прожили, а хорошим таким постояльцем
себя зарекомендовали. Будете в наших краях - милости прошу. Найду для
вас местечко. Вот моряки; как в порт заходят, непременно у меня
останавливаются. И всегда у меня для них есть комната. И они идут
только ко мне.

- Спасибо, я учту, миссис Миэр, ключ я оставил в двери.

- Свет выключили?

- Конечно.

- Ладно, уж завтра утром все схожу проверю. Не хотите чуток выпить
на дорожку?

- Нет, спасибо. Мне пора.

Она догадливо прищурилась.

- Может, вы скрываетесь? Может, я чем помочь смогу?

- Да нет, никто за мной не гонится. Просто я меняю работу. Ну, что
ж, доброй вам ночи, миссис Миэр.

Она протянула напудренную руку. Джим пожал ее, переложив пакет в
свободную руку: пальцы у хозяйки оказались мягкими и слабыми.

- Помните, у меня всегда найдется комната. Из года в год у меня
одни и те же постояльцы, будь то моряки или торговцы.

- Запомню. Спокойной ночи.

Она смотрела ему вслед, пока он выходил из дома, спускался с
бетонного крыльца на тротуар.

На углу он взглянул на часы в витрине ювелира - половина восьмого.
Он прибавил шагу, держа путь на восток; миновал кварталы универсальных
магазинов и дорогих лавок с экзотическим товаром; потом пошел узкими,
уже притихшими и опустевшими в вечерний час улочками оптовых складов, -
все ворота заперты на деревянные засовы, упрятаны за проволочные
решетки. Наконец он вышел на старую, с особняками в три этажа, улицу.
На нижних этажах держали ломбарды, торговали старым инструментом; на
верхних - принимали неудачливые зубные врачи и юристы. Джим вглядывался
в каждую дверь и наконец нашел нужный номер. Вошел в темный подъезд,
поднялся по узкой лестнице с резиновой дорожкой, прижатой медными
спицами на каждой ступеньке. Наверху горел лишь маленький ночничок, а в
длинном коридоре из-за одной двери с матовым стеклом пробивался тусклый
свет. Джим подошел, увидел номер "16" на матовой панели и постучал.

- Войдите! - послышался резкий голос.

Джим открыл дверь и вошел в маленькую, с голыми стенами, комнату:
стол, металлический шкафчик с картотекой, армейская кровать и два
стула. На столе - электрическая плитка, на ней побулькивал и попыхивал
маленький жестяной кофейник. Человек за столом пристально посмотрел на
Джима, перевел взгляд на бумажку перед собой.

- Вы - Джим Нолан? - спросил он.

- Да.

Джим тоже пригляделся: щуплый человечек в аккуратном темном
костюме. Густые волосы от макушки разделены на прямой пробор, однако не
скрывают небольшой шрам - белую полоску над правым ухом. Взгляд черных
глаз проницателен и быстр, не задерживается: с Джима на календарь на
стене, тотчас же - на будильник и опять - на Джима. Крупный, сужающийся
к кончику, нос. Губы, очевидно, некогда полные и добрые, из-за
давнишней привычки собрались в тугой морщинистый узелок. Человек этот
вряд ли был старше сорока, однако на лице глубокими бороздами
запечатлелись стойкость и непреклонность. Руки так же подвижны, как и
глаза: большие, даже чрезмерно большие кисти, длинные пальцы с
плоскими, "лопаточкой", ногтями. Руки бегали по столу, точно у слепца:
трогали бумаги, ощупывали край стола, перебирали пуговицы на жилете. Он
потянулся к электрической плитке, выдернул шнур из розетки.

Джим тихо прикрыл за собой дверь и подошел к столу.

- Мне велели прийти сюда.

Человечек вдруг поднялся, резко протянул правую руку.

- Меня зовут Гарри Нилсон. Вот ваше заявление.

Джим пожал ему руку.

- Присаживайтесь, Джим,-нарочито спокойно сказал человечек.

Джим подвинул свободный стул и присел к столу. Гарри открыл ящик
стола, достал початый пакет молока в нем спичками были проделаны две
дырки, - сахарницу и две глиняные кружки.

- Кофе выпьете?

- С удовольствием.

Нилсон разлил черный кофе по кружкам и заговорил.

- Над заявлениями мы работаем так: его рассматривает комиссия по
приему, а мне нужно сначала с вами поговорить и доложить на комиссии.
Комиссия обсуждает мое мнение и выносит его на всеобщее голосование.
Поэтому не обижайтесь, если буду "копать" глубоко. Обязан. Он налил
себе молока, взглянул на Джима, и в глазах мелькнула улыбка.

- Что да как, я знаю, - сказал Джим. - К вам, говорят, труднее
попасть, чем в самый престижный клуб.

- А что нам остается! - он сунул Джиму сахарницу и ошарашил
вопросом. - А почему вы хотите вступить в партию?

Лицо у Джима напряглось; размешивая кофе, он обдумывал ответ.
Потупившись, проговорил:

- Ну... если по мелочам, так много причин наберется. А главное -
вся моя семья крепко пострадала от этого строя. Старику моему, отцу то
есть, уж так досталось во всяких там рабочих передрягах, что у него с
головой плохо сделалось. Взбрело ему в голову, дескать, неплохо бы
скотобойню, где работал, взорвать. Ну и получил заряд дроби в грудь от
усмирителей.

- Ваш отец - Рой Нолан? - перебил его Гарри.

- Ну да. Убили его три года назад.

- Вот досада! Ведь он был силачом, каких по всей стране не
сыскать. Мог, говорят, пятерых легавых голыми руками уложить.

- Может, оно и так, - усмехнулся Джим, - только всякий раз ему
попадалось шестеро. И они его до полусмерти избивали. Придет, бывало,
домой, весь в крови. Сядет у плиты на кухне, и лучше его не трогать.