который получил квартиру на Живописной улице в районе
Хорошево-Мневники и целый месяц упорно зазывал нас на
новоселье, мы под разными предлогами отказывались -- скучнейшая
компания, и в принудительном порядке просмотр любительских
фильмов самого Володи, его жены Ляли, энтузиастов туризма,-- но
настал день, когда отступать некуда, визит неотвратим, иначе
кровная обида на десятилетия. Купили в ГУМе два немецких бра,
бутылку шампанского, нагрузили на Кирилла, поехали.
что-то спрашивал, ходил по магазинам, покупал билеты в метро, я
думал неотрывно о том, что будет со мной завтра, и чем больше
ветвились мои мысли, тем страшнее становилось: я убеждался, что
есть неисчерпаемое количество поводов, по которым я мог быть
привлечен к допросу следователем. Стоит только захотеть. Боже
мой, за мной числились, кажется, все виды нарушений Уголовного
кодекса!
что не раз ходил с Рафиком на бега и угощал его там в
ресторане. Впрочем, были случаи, когда и он угощал меня. Я мог
обвиняться в скупке краденого: иногда приобретал у рабочих
нашего ЖЭКа за цену почти государственную всякую хурду-мурду,
вроде стекла, провода, выключателей, листового железа. А
спекуляция заграничными товарами? Когда в последний раз я
привез Рите кофточки из Австрии и они оказались велики, Рита
продала их Ларисе, а та, подлинная спекулянтка, могла сплавить
подальше и подороже. И где-нибудь попалась. Превосходно: очная
ставка с Ларисой в кабинете следователя! "Это ваши кофточки?"
-- "Собственно..." -- "Где вы их приобрели? Почему не сдали в
комиссионный магазин?" А кража? Однажды за границей я украл в
отеле отличную пепельницу с видом городской ратуши и надписью
по-латыни: "Beati Possidentes". Она и сейчас украшает мой
письменный стол. Как-то случилось украсть в библиотеке дома
отдыха том энциклопедии: он был крайне нужен для работы, а я
уезжал. Правда, когда я приехал в дом отдыха в следующий раз,
через полтора года, я привез этот том и незаметно поставил на
полку. Вот, пожалуй, только с убийством... Впрочем, было и
убийство. Трагическая история шесть лет назад, когда я
возвращался из Риги на машине Арутюняна, его жена сидела за
рулем, и мы сбили на Минском шоссе старика. Бедняга был пьян
вдребезину. Он умер через два часа в больнице. По закону
отвечала жена Арутюняна. Ее сумели спасти, она получила год
условно, но ведь и я был виновен -- я очень спешил в Москву,
так же, как она. Да мало ли...
делит всех родственников и друзей на "своих" и "моих". К
"своим" относится не то что любовно, но -- пристрастно, к моим
же равнодушна и одновременно проявляет немалую зоркость в
оценках. Володю и Лялю она назвала как-то "джентльменами
удачи". Подмечено ловко; тут и глупая тяга к путешествиям, и
недостаточная интеллигентность, и поистине пиратская страсть к
накопительству. Володя -- заводской инженер, Ляля трудится в
проектной организации, доходы не бог весть -- и, однако,
постоянные обновки, всегда есть деньги и даже можно занять на
короткий срок, но лучше не нужно. Чудеса экономии! То, что
нашей семье (бывшей, бывшей семье!) неведомо. Рита однажды зло
заметила, что склонность Володи и Ляли проводить отпуск в пеших
походах -- тоже от скопидомства. Дешевле, чем по путевкам к
морю.
какой-то внутренней настороженностью. Почему-то считали нас
дельцами. Главным дельцом был, конечно, я. Им казалось, что я
гребу деньги лопатой. Когда Рита по простоте жаловалась на
отсутствие денег, они смеялись: "Ах, нету денежек? А если снять
со срочного вклада?" И, конечно, наша квартира, шестьдесят два
метра жилой площади, не считая кладовки, сразила их когда-то
насмерть. В общем, родственники как родственники. Зная их, я
понимал, что упорное зазыванье на новоселье должно иметь
подоплеку. Что-то им нужно, Через час сидения за столом с
яствами из близлежащего ресторана "Орел" это "что-то" четко
нарисовалось.
поступлении. И представьте -- как раз туда, куда поступил
Кирилл. У Кирилла был, кажется, какай-то замечательный
репетитор, со связями, очень помог -- немецкая фамилия, им
говорили... "Гартвиг!" -- выпалил Кирилл. Нельзя ли его
как-нибудь приспособить, так сказать? "Конечно,-- сказала
Рита,-- Почему же нельзя? Но, мне думается, сейчас он уехал. Он
все время в разъездах". Было малоприятно слышать про Гартвига,
что он со связями и что он помог. Хотя это так. Но мы никому не
рассказывали. Как выяснилось, они услышали про него от одной
приятельницы Ларисы, которая знакома с какой-то сослуживицей
Ляли. Все пошло от этого трепла, от Ларисы. Я сказал, что
Гартвиг, по-моему, сейчас не берет учеников, он очень занят в
институте. Это было правдой -- Гартвиг сам говорил,-- но Володя
и Ляля решили, разумеется, что мы не хотим давать им Гартвига.
Впрочем, и это было правдой.
подозрение: а вдруг Гартвиг со своим приятелем, секретарем
приемной комиссии, тем самым, что приезжал в Снегири, попались
на какой-нибудь махинации с приемными делами? Хозяин дачи в
Снегирях мне почти не знаком. Он из Ритиных друзей. Господи,
какая опасность! Я ведь ничего не знаю. Все делалось помимо
меня. Но Гартвиг с его цинизмом способен на что угодно.
желания давать Гартвига Володе и Ляле.
чисто туристическим упорством стали тут же, за столом, выбивать
из нас Гартвига. Они требовали, чтоб мы позвонили и выяснили,
здесь он или уехал. И, если не уехал, можно ли возлагать на
него надежды. Рита сказала, что не помнит телефона. Я тщетно
старался вспомнить, но я-то никогда и не знал наизусть, а Рита
знала. "Телефон Геры? -- вскрикнул наш обалдуй.-- А я помню!"
Пришлось звонить. Эсфирь сказала, что Гарт-виг на концерте в
консерватории. Они требовали, чтоб я звонил завтра утром. Я
обещал. Да, да, завтра утром.
надо выйти из дома, -- у меня будто что-то вжималось в низ
живота и ноги слабели. Догадка насчет Гартвига обуревала меня с
панической силой. Теперь я был почти убежден в том, что Гартвиг
и следователь чем-то связаны. Недаром Гартвиг сгинул в
последние дни, не звонил, не показывался. И ни с одним
человеком я не мог посоветоваться! Володя и Ляля, повеселевшие
оттого, что Гартвиг в Москве-- им казалось, что дело уже
слажено, -- вытащили белую тряпку, киноаппарат, и мука
началась. Я ничего не понимал, что там происходит. То ли там
была тайга, то ли Крым. Какие-то люди куда-то шли, что-то ели
ложками из большого котла. Была новинка: изображение
сопровождалось дикторским текстом, который самим авторам
казался верхом остроумия, и они то и дело, не в силах
сдержаться, прыскали со смеху. Вот Ляля щеголяла голым животом
и какими-то немыслимыми бриджами, и голос Володи произносил:
"Людмила Александровна потрясала общество туалетами от Диора"
или что-нибудь в таком духе. Рита вздыхала, но Кириллу
нравилось, и он хохотал. Вдруг Рита сказала: "Между прочим,
дорогие друзья, хотя Герасим Иванович отличный преподаватель,
но прежде всего Кирка помог себе сам. Он занимался как
проклятый. Совершенно как проклятый".
тоже решил вставить слово: "Так что не думайте, что Гартвиг --
это решение проблемы. И никаких особых связей у него нет".-- "А
не особые?"-- лукаво спросила Ляля. Как раз в этот момент на
экране показалась Ляля в купальнике, по колени в воде, делавшая
танцевальные жесты руками. У нее были странные ноги: не круглые
сверху, а какие-то плоские и широкие. В купальнике это
выглядело не блестяще. Донесся голос Володи: "...при переходе
вброд танец умирающего лебедя". "Да нету у него никаких связей!
-- сказал я, вдруг озлобившись.-- Ерунда там, а не связи!"
родственники. Так и впились клешнями, вынь да положь им
Гартвига". Не было сил возражать. Можно было ответить: "Это уж
по твоей части, что касается Гартвига", но Кирилл был рядом и
мысли мои гнуло в другую сторону. Ведь я знал то, чего не знала
она. Я вдруг подумал о ней с жалостью. И о сыне подумал с
жалостью. Кирилл внезапно свистнул по-бандитски и заорал во все
горло: "Эй, шеф, вертай сюда!" Сели в такси, и я подумал, что
неплохо все-таки иметь взрослого сына.
восемь. Всю ночь буравило одно слово: "синтетика".