когда начинались какие-нибудь домашние кампании, она впадала в
панику и творила глупости. Ей казалось, что Кирилл ни за что не
поступит, если не мобилизовать Рафика. Честно говоря, я считал,
что он и с Рафиком не поступит. Все-таки он обалдуй, наш
парень. Сего ростом, басом и этакой наружной, молодцеватой
независимостью он еще какой-то пацан и рохля. Сочинения писал
посредственно, почерк ужасен, в математике соображал слабо.
Газет и журналов не читал вовсе, кроме "Советского спорта" и
"Экрана". Английский язык? Ну, разве что. В детстве силой
заставляли ходить в английскую группу, а потом пристрастился к
detective story. Но ведь только лексика, а в грамматике -- как
в лесу. Кроме того, наш парень, наглый и очень бойкий на язык
дома, совершенно меняется с чужими людьми. Тут он слова не
может вымолвить, мямлит, конфузится и вообще производит
впечатление Митрофанушки. Где ему выдержать бой на
вступительных! Вначале говорили, что двенадцать человек на
место, потом оказалось -- девять, тоже не ерунда.
нутру. Рафик из тех людей, которые ни одного доброго дела не
могут сделать просто так, без расчета на ответ, без "два пишем,
один в уме". Нет, не вульгарно "товар -- товар", а в смысле
лобызания своего благородства, вымогательства, дружбы, ощущения
вечной благодарности и так далее. Все добрые дела Рафика надо
хорошо помнить. Это нудно, но ничего не поделаешь, входит в
правила игры. А я со своей расхлябанностью и ленью часто
нарушал правила, вот же в чем дело. Этого никто не может
понять, как ни объясняй. Надо знать Рафика, этого
самодовольного сморчка, но в сущности добрейшего человека.
Незадолго до того, как возникла проблема Меченова, я получил от
Рафика большую работу, очень солидную, она заняла у меня потом
полгода интенсивнейшего труда -- спасибо ему по гроб жизни,
thank you very much , как сказал бы наш обалдуй, -- но вышло
так, что, получив сию работу, я тут же исчез с Рафикова
горизонта. Провалился. Схватил и уполз в нору. А где дружба?
Где вечная благодарность? Вместо этого вдруг явлюсь с новой
просьбой. Я отлынивал, искал другие возможности, но ничего не
находилось, Рита и Кирилл наседали на меня -- самым
недопустимым было, конечно, то, что Кирилл посвящался во все
секретные предприятия! Я много раз делал за это выговор Рите --
и кончилось тем, что Рита, потеряв терпение, тайно от меня сама
позвонила Рафику и встретилась с ним.
молчаливо-напряженная, с пятнами на лице -- эти аллергические
пятна всегда выдавали ее возбуждение -- и вдруг объявила, что
только что видела Рафика, все ему сказала и он все сделает. Она
была на бегах, выиграла полтора рубля.
встречу у метро "Динамо", откуда, разговаривая, дошли до
ипподрома, и там уж она решила -- "чтоб сделать ему приятное,
потому что он сказал, что новичкам всегда везет" -- пойти с ним
на бега. Мудрейший шаг! Вначале он был сух, а расстались
друзьями. Во-первых, он действительно выиграл. А во-вторых, она
ему понравилась, это точно. Эге, матушка, да не пьяна ли ты?
Нет, пила лишь воду, съела мороженое и два апельсина, угощал
Рафик в буфете, но, в самом деле, она как будто пьяна. Потому
что все замечательно удалось. Жалко, что он такой страшненький,
такой уродушка-квазимодушка. Познакомил ее с какими-то
дядьками, они целовали ей руку и говорили "мадам". Меченов его
старый приятель, они из одного города, так что -- дело в
шляпе...
чувство. Конечно, хорошо, что дело сделано и, может быть,
поможет нашему обалдую, но я представлял себе выражение лица
Рафика, когда они встретились, и Рита, покрываясь аллергической
сыпью от волнения, бормотала первые слова. "Он был сух!" Слабо
сказано. Надо знать Рафика. Он тут же решил, что я подослал ее,
и, наверное, возмутился: "Какова скотина! Почему я должен без
конца делать ему одолжения?" Но потом она его как-то размочила.
Никаких подозрений, ни намека на ревность я не испытывал. Эти
студенческие чувства теперь посещали меня довольно редко, так
же, например, как желание поиграть в волейбол -- у Риты было,
кажется, то же самое,-- и, кроме того, известно, что Рафик
женщинами не интересуется. Всю эту историю я отнес к разряду
Рафиковых чудачеств. Но там были еще какие-то дядьки,
целовавшие ей руку и говорившие "мадам". И почему надо было
торчать до последнего заезда?
различных действий, делений, умножений и извлечений корня,
осталось одно: чувство неловкости и возникшее отсюда
раздражение.
на ногу, на диване с сигаретой в зубах и с еще не отошедшими
пятнами на шее, и старался увидеть ее так, как ее видели Рафик
и дядьки на ипподроме. Рита относится к тем женщинам, которые
выглядят явно моложе своих сорока. Сорок-то лет видны, но
одновременно видно и то, что выглядит моложе. Она хорошего
роста, статная, длинноногая, правда, если отпустить все
крючочки, стан заметно деформируется. Но это не беда. Она еще
вполне ничего. Когда-то, лет двадцать назад, когда я отбил ее у
одного молодого человека, сына гомеопата, она была красоткой.
Ради нее я оставил первую жену, сына (он геолог, где-то тут, в
Средней Азии), ради нее тяжело ссорился с матерью, которая была
против развода. Просто мать, при ее бесконечной доброте, должна
была кого-то жалеть. Ей делалось больно, когда кому-то
причинялась боль. Потом-то она подружилась с Ритой. И жалела
ее, когда ей казалось, что я ее обижаю. Далеко же это ушло.
Давно нет ни матери, ни той Риты, которая обижалась, ни моей
любви, ни нашей старой квартиры на Житной, коммунальной толчеи,
тесного дивана, криков Кирки по утрам и знобящего чувства, что
-- все впереди, все еще случится, произойдет. Не надо было Рите
бросать работу. Не надо было сооружать этот кооперативный храм
в шестьдесят два метра жилой площади, не считая кладовки.
красивом шерстяном платье, с красивым и несколько бледным
лицом, на котором читались намеки на увядание, но и прекрасная
зрелость, вегетативный невроз, холецистит, любовь к сладкой
пище, ежегодные морские купания, и говорил ей спокойно: "Ты ему
понравилась? Дело плохо. Это должно тебя насторожить". И она
отвечала так же спокойно: "Очень остроумно!" Не надо было жить
вместе двадцать лет. Also, sprach Zarathusta: это слишком
долго. Двадцать лет, шутка ли! За двадцать лет редеют леса,
оскудевает почва. Самый лучший дом требует ремонта. Турбины
выходят из строя. А каких гигантских успехов достигает наука за
двадцать лет, страшно подумать! Происходят перевороты во всех
областях научных знаний. Перестраиваются города. Октябрьская
площадь, рядом с которой мы жили когда-то, совершенно изменила
облик. Не говоря уж о том, что возникли новые африканские
государства. Двадцать лет! Срок, не оставляющий надежд.
строк. Называется "Золотой колокольчик". Колокольчик, как можно
догадаться, это прозвище девушки: односельчане прозвали ее так
за звонкий, мелодичный голосок. Поэма будет напечатана здесь, в
Москве и в Минске. Не знаю, почему в Минске. Это уж его дело. Я
спешу, мне нужны деньги, и мне надо уехать отсюда не позднее
десятого июня. Нынешняя жара временна, она может ослабеть,
смениться дождем, но с июня жара ляжет прочно, чугунно -- не
даст поблажки ни облачку, ни капле дождя. Я делаю по шестьдесят
строк в день -- это много. Вдохновенья не жду: в восемь утра
выпиваю пиалушку чаю, принесенного с вечера в термосе, сижу за
столом до двух, в два обедаю в паршивенькой чайхане возле почты
и с трех сижу до пяти или шести, когда начинает давить в
затылке и мухи мелькают перед глазами. А что делать? Переводить
стихи -- моя профессия. Больше я ничего не умею. Перевожу я с
подстрочника. Практически могу переводить со всех языков мира,
кроме двух, которые немного знаю -- немецкого и английского,--
но тут у меня не хватает духу или, может быть, совести. Слава
мне ненужна, это уже было (не слава, разумеется, а нужда в
ней).
ресторане "Чинар", и жизнь моя станет легче. На днях,
доработавшись до черных мушек, я пошел в чайхану -- это
обыкновенный трактир, по-нашему "павильон" или "забегаловка",
где, кроме водки, воды, пива, крепленого красного вина, крутых
яиц, лука, пампушек, рыбных консервов, бывают иногда чай и плов
из мяса неопределенного происхождения, боюсь, что
верблюжьего,-- и, чтоб ободриться, выпил рюмки две дрянной
ашхабадской водки. Пил с удовольствием, но с некоторым страхом.
И она на меня странным образом подействовала. Не то чтобы я
опьянел -- сказалось, должно быть, долгое воздержание,-- голова
работала ясно, все было в норме, кроме одного пункта, как в