Умберто Эко
Маятник Фуко
величии описывал колебания.
колебаний определен отношением квадратного корня длины нити к числу p ,
которое, иррациональное для подлунных умов, пред лицом божественной Рацио
неукоснительно сопрягает окружности с диаметрами любых существующих кругов,
как и время перемещения шара от одного полюса к противоположному
представляет результат тайной соотнесенности наиболее вневременных мер:
троичности числа p - скрытой четверичности квадратного корня - совершенства
круга.
крепления, находящийся под маятником магнитный стабилизатор воссылает
команды железному сердцу шара и обеспечивает вечность движения: это хитрая
штука, имеющая целью перебороть сопротивление Материи, но которая не
противоречит закону Фуко, напротив, помогает ему проявиться, потому что
помещенный в пустоту любой точечный вес, приложенный к концу нерастяжимой и
невесомой нити, не встречающий ни сопротивления воздуха, ни трения в точке
крепления, действительно будет совершать регулярные и гармоничные колебания
лучами, шедшими из витража. Если бы, как когда-то, он касался слоя мокрого
песка на плитах пола, при каждом из его касаний прочерчивался бы штрих, и
эти штрихи, неуловимо изменяя каждый раз направление, расходились бы,
открывая разломы, траншеи, рвы, и угадывалась бы радиальная симметричность,
костяк мандалы1, невидимая схема пентакула2, звезды, мистической розы. Нет,
нет. Это была бы не роза, это был бы рассказ, записанный на полотнах пустыни
следами несосчитанных караванов. Повесть о тысячелетних скитаниях; наверное,
этой дорогой шли атланты континента My, в угрюмой, упорной решительности, из
Тасмании в Гренландию, от тропика Козерога к тропику Рака, с острова Принца
Эдуарда на Шпицберген. Касаниями шара утрамбовывалось в минутный рассказ
все, что они творили в промежутках от одного ледового периода до другого и,
скорее всего, творят в наше время, сделавшись рабами Верховников; вероятно,
перелетая от Самоа на Новую Землю, этот шар нацеливается, в апогее параболы,
на Агарту, центр мира. Я чувствовал, как таинственным общим Планом
объединяется Авалон гипербореев с полуденной пустыней, оберегающей загадку
Айерс Рок.
края колебательной плоскости, безвольно отшатывался, снова начинал
ускоряться к центру и на разгоне, посередине рассекал с сабельным свистом
тайный четвероугольник сил, определявших его судьбу.
птичья голова, этот копейный наконечник, этот опрокинутый гребень шлема
вычерчивает в пустоте свои диагонали от края до края астигматической
замкнутой линии, я превратился бы в жертву обольщения чувств, и Маятник
убедил бы меня, что колебательная плоскость совершила полный оборот и
возвратилась в первоначальное положение, описав за тридцать два часа
сплюснутый эллипс - эллипс, обращающийся вокруг собственного центра с
постоянной угловой скоростью, пропорциональной синусу географической широты.
Как вращался бы тот же эллипс, будь нить маятника прикреплена к венцу Храма
Соломона? Вероятно, Рыцари испробовали и это. Может быть, их расчет, то есть
конечный результат расчета, не изменялся. Может быть, собор аббатства
Сен-Мартен-де-Шан - это действительно истинный Храм. Вообще чистый
эксперимент возможен только на полюсе. Это единственный случай, когда точка
подвешивания нити расположилась бы на продолжении земной оси, и Маятник
заключил бы свой видимый цикл ровно в двадцать четыре часа.
Законом, эта погрешность против золотой нормы не отнимала чудесности у чуда.
Я знал, что Земля вращается, и что я вращаюсь вместе с нею, и
Сен-Мартен-де-Шан, и весь Париж со мною, и все мы вращались под Маятником,
который, действительно, нисколько не изменял ориентации своего плана, потому
что наверху, где он к чему-то был привязан, на другом конце воображаемого
бесконечного продолжения нити, в высоту и вдаль, за пределами отдаленных
галактик, - находилась недвижимая и непреложная в своей вековечности Мертвая
Точка Земля двигалась, однако место, к которому прикреплялся канат, было
единственным неподвижным местом вселенной.
осиянному тайной Абсолютной Неподвижности. Маятник говорил мне, что хотя
вращается все - земной шар, солнечная система, туманности, черные дыры и
любые порождения грандиозной космической эманации, от первых эонов до самой
липучей материи, существует только одна точка, ось, некий шампур, Занебесный
Штырь, позволяющий остальному миру обращаться около себя. И теперь я
участвовал в этом верховном опыте, я, вращавшийся, как все на свете, сообща
со всем на свете, удостаивался видеть То, Недвижное, Крепость, Опору,
светоносное явление, которое не телесно, и не имеет ни границы, ни формы, ни
веса, ни количества, ни качества, и оно не видит, не слышит, не поддается
чувственности, и не пребывает ни в месте, ни во времени, ни в пространстве,
и оно не душа, не разум, не воображение, не мнение, не число, не порядок, не
мера, не сущность, не вечность, оно не тьма и не свет, оно не ложь и не
истина.
увы, без очков.
в 1851 году, потом в Обсерватории, потом под куполом Пантеона, длина каната
шестьдесят семь метров, вес гири двадцать восемь кило. Наконец, в 1855-м
подвешен тут, в уменьшенном масштабе. Канат протянут через нижнюю часть
замка свода...
любой точке, находящейся среди других видимых точек... В общем, это уже не
физическая точка, а как бы геометрическая, и ты ее не можешь видеть, потому
что у нее нет площади. А то, у чего нет площади, не может перекоситься ни
влево, ни вправо, ни кверху, ни книзу. Поэтому она не вращается. Следишь?
нет этого самого себя...
нравится.
с чем не сравнимое, что не подвержено проклятию общего бега, - panta rei - и
считать, что это не ее, а Его дело! Вслед за этим чета пошла прочь, он
обнимая свой справочник, отучивший его удивляться, она - волоча свой
организм, глухой к сердцебиению бесконечности, и оба - никак не пытаясь
закрепить в памяти опыт этой встречи, их первой и их последней - с Единым, с
Эн-Соф, с Невысказуемым. Они не пали на колени перед алтарем истины.
эстетство, злокачественное, которое медленно разъедало его душу, и,
бесформенное, перенимало форму его тела, незаметно перекодируя игру в
реальность жизни. Однако если Бельбо был прав насчет Маятника, вероятно, он
был прав и насчет всего прочего - и был План, и был Всеобщий Заговор, и было
правильно, что я оказался здесь сегодня, накануне летнего противостояния.
Якопо Бельбо - не сумасшедший, ему просто привелось во время игры, через
игру, открыть истину.
потревожив рассудок.
расставленных полукругом колонн уходила, подпираемая гуртами свода, к ключу,
повторяя уловку стрельчатой арки, умеющей опереться на пустоту - высшая
степень лицемерия в статике, - и уговорить колонны, что они обязаны пихать
вверх ребра свода, а ребрам, распираемым давлением замка, - внушить, чтоб
они прижимали к земле колонны; но свод еще хитрее, он является и всем и
ничем, и причиной и следствием в едином лице. Однако я моментально понял,
что отворачиваться от Маятника, свисающего со свода, и размышлять вместо
этого о своде - то же самое, что зарекаться от родника, но пить из
источника.
существование, в прославление Закона, - Маятник; а Маятник существовал
только потому, что существовал собор. Не сбежишь от бесконечности, подумал
я, удирая к другой бесконечности, не убережешься от встречи с тождественным,
пытаясь отыскать иное.
отступая шаг за шагом; за время, прошедшее с момента прихода, я детально
заучил расположение зала, да и мощные металлические черепахи,
патрулировавшие стены, постоянно маячили в углу поля зрения. Пропятившись
через весь неф, до входной двери, я снова оказался под сенью грозных
Орловский Гай Юлий
Прозоров Александр
Доставалов Александр
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Круз Андрей