оглядывая ее, -- бегу в полицию.
начальника полиции, точно исполняя приказ своего начальника, лично открыл
камеру, в которой сидел дядя Сандро, и выпустил его, сказав при этом:
догадывался, что она ему ничего хорошего не сулила. Он поспешно вывел свою
лошадь из полицейской конюшни и выехал на улицу.
Ачандара, потому что, не слишком надеясь на здоровье сторожа, решил не
рисковать и ехать к себе в Чегем. Бинокль, болтавшийся у него на груди,
приятно тяжелил ему шею, напоминая об удивительной встрече с удивительным
принцем Ольденбургским.
Финляндию, где, по слухам, занимался цивилизацией некоего местечка, которое
по доброй старой памяти назвал Новыми Гаграми. Продолжил ли он свои опыты,
надеясь на скорое падение советов, или просто деятельная его натура ни в чем
не терпела застоя, остается неизвестным. О дальнейшей его судьбе ни мне, ни
владельцу великолепного бинокля ничего не известно.
среди людей немало сукиных сынов оказывалось...
--------
шла большая игра.
постепенно играющие отпадали, переходили в более укромные уголки, где,
попивая вино, перекидывались в карты на небольшие ставки. Некоторые
толпились у низенького столика посреди залы, как бы составляя кордебалет при
двух основных солистах -- хозяине дома и эндурском скотопромышленнике.
и, кроме того, сам держал несколько плантаций в селе Чегем, как и в
некоторых других селах. Летом в доме дяди Сандро нередко гостили
родственники Коли Зархиди, особенно те, кого донимала всесильная в те
времена колхидская лихорадка. Бывал там и Коля.
кунаку, ценившему в нем легкость на ногу, когда дело касалось опасных
приключений, и твердость в ногах при питье.
был известным в Абхазии кутилой и игроком. Вернее даже сказать, что Коля
Зархиди, несмотря на то, что был известным кутилой и игроком, все же не
терял наследственного чутья торговца и знатока табаков.
союзников скотопромышленника и еще больше не слишком тайных друзей Коли.
Среди них на первом месте был дядя Сандро, заранее предупрежденный и
приглашенный Колей. В таких играх мало ли что может быть, надо быть готовым
ко всему.
было угодно другое Третьи сутки с небольшими перерывами маленький бледный
грек сидел против разлапого, широкоплечего скотопромышленника с зоркими под
лохмами бровей глазами умного кабана.
скотопромышленник отвечал "марсом", то есть двойным выигрышем.
Скотопромышленник играл смело и раскидисто, открывался и давал бить свои
фишки Пленные фишки неожиданно взрывали оборону грека и сами, в конце
концов, пленяли и растаскивали его камни.
как хотел скотопромышленник. Он был в ударе и каждый раз из дюжины возможных
комбинаций почти безошибочно выбирал наиболее надежную для продолжения
партии. Так, бывало, в стаде нежноглазых телят он угадывал и метил самого
мощного в будущем, самого крутолобого производителя.
ничто так не обостряет способности, не вдохновляет, как везение, и ничто так
не способствует везению, как вдохновенная игра.
стычек в связи с оценкой некоторых плантаций, но все обошлось благополучно,
потому что в качестве третейского судьи в эту последнюю ночь был приглашен
персидский коммерсант Алихан, как представитель солидной нейтральной нации.
продавались восточные сладости собственного изготовления, горячительные и
прохладительные напитки и, конечно, кофе по-турецки.
домой, но он почему-то остался и стал помогать юной хозяйке, любовнице
табачника, варить кофе и подавать гостям. Эту сонную толстушку, волоокую
красавицу по имени Даша, Коля Зархиди увел, вернее, как бы одолжил у своего
приятеля, гарнизонного офицера, такого же кутилы, как и он. Даша ему давно
нравилась, может быть, он даже влюбился бы в нее, если б у него было больше
времени. Но времени у Коли не было, и потому однажды ночью, когда Коля с
друзьями возвращался на фаэтонах после одного из загородных кутежей (Даша
вместе с офицером ехала с ним в одном экипаже), он спросил у офицера:
отпуска в Россию, заехал погостить к своему товарищу. Почти в шутку, смехом,
он тайно увез ее из дому, обещая показать ей Москву и там жениться на ней.
Москву, а даже в противоположную сторону. Даша встала, чтобы выйти из
дилижанса, на котором они катили вдоль моря, но дилижанс шел слишком быстро,
к тому же в нем были чужие люди. Даша постеснялась чужих людей, вздохнула и
села на место. Через два дня, уже подъезжая к Мухусу, она успокоилась и
сказала, что море ей напоминает степь, только по степи можно ходить, а по
морю нельзя.
вызвать в ней интерес к жизни, или добраться до ее спящей души, или, по
крайней мере, хотя бы отучить ее рассказывать по утрам сны, бесконечные, как
степные дороги с однообразными вехами эротических миражей.
вырваться из армии, из Кавказа, из этой малярийной дыры и богатого убожества
провинциальных кутежей. Но удачная партия здесь никак не подворачивалась, а
в Москве не хватало отпускного времени и полезных знакомств. За время
гарнизонной службы он достаточно окавказился, чтобы разделять застолье
местных табачников, но не настолько, чтобы кто-нибудь из них захотел
вступить с ним в родство и отделить ему часть своих накоплений или тем более
взять его в компаньоны.
натуре, быстро приспособилась к чуждым формам блаженства. Она принимала
участие в кутежах своего возлюбленного, волнуя застольцев юным обилием и
сонным цветеньем.
лимонадом братьев Логидзе. Она научилась гадать и, выпив кофе,
переворачивала чашку, давая стечь кофейной гуще, потом заглядывала в нее.
Показания кофейной гущи она сопоставляла с картинами своих снов, соединяла
их, мысленно прочерчивая кривую судьбы.
потому что в жизни всегда что-нибудь случается.
поняла, что сбывается то, что должно сбыться, и промолчала. Она только
закусила губу от смущения и крепче повязала на шее платок, как бы
почувствовав на лице дуновенье судьбы. Вместе с тем она обиделась на своего
возлюбленного за его ответ-выдох и с покорной грустью поняла, что никогда
ему этого не сможет простить.
вспомнила, что маленький порывистый грек ей нравился всегда, она испытывала
к нему почти материнскую нежность. Только от его мельтешенья у нее, бывало,
рябило в глазах, бывало, все ей хотелось как-нибудь угомонить его, да она не
знала, как это сделать. И в том, что ей и раньше хотелось угомонить Колю
Зархиди, Даша разгадала давний намек судьбы и окончательно успокоилась. Она
стала думать, как запутает его обволакивающей нежностью, запеленает ласками,
замурлыкает. "Небось угомонится", -- думала она, заранее стараясь не
пропустить, а главное, не забыть новые сны, которые она увидит на новом
месте.
(выпутался-таки) и, как обычно, ушел в кофейню, где за хашем, чачей и
турецким кофе опохмелялся и получал свежую коммерческую информацию.
зашла в его спальню, куда она обычно заходила по утрам, чтобы прибрать ее и
по запахам определить, где кутил ее сын и сколько он выпил, и вдруг
обнаружила в постели сына женщину, старуха завопила. Этого еще не бывало,
чтобы ее единственный сын, Коля Зархиди, приводил русскую женщину в честный
греческий дом. На шум сбежалась родня, дюжина кривоногих и патриархальных
приживалок.
гимназистки, вспоминающей свой первый школьный бал. На самом деле она
старалась вспомнить сны этой ночи. Выражение лиц и шум, поднятый женщинами,
постепенно привели Дашу к враждебной яви. Она сделала еще одну попытку
привстать и даже в самом деле села на постель, удивленно оглядывая женщин и