Чтение 78–й страницы книги ~Санго из Чегема книга1~

-- Надо было пригрозить фельетоном, -- сказал дядя Сандро, когда мы
проходили по коридору, -- да, видно, от тебя толку никогда не будет.
Придется опять моего Тенго просить...

Мы вышли из поликлиники и подошли к тете Кате, которая так и стояла в
тени платана, прикрыв рот концом черного платка.

-- Ну и что сказал? -- спросила она сквозь платок голосом человека и не
ожидающего ничего хорошего.

-- То же, что и говорил, -- ответил дядя Сандро, -- этот бедолага не то
чтобы нам помочь, сам, оказывается, еле держится... Сейчас съезжу к Тензигу
-- он им покажет... А ты никуда не уходи. Вон там сядь на скамейку и жди, --
он кивнул на сквер через улицу, -- если кто будет заговаривать, не отвечай,
притворись немой.

Дядя Сандро повернулся и, не прощаясь со мной, решительно отправился в
сторону автобусной остановки. Мне было неприятно за свое бездарное участие в
этом деле и жалко тетю Катю, так и оставшуюся стоять со ртом, прикрытым
концом черного платка.

-- Иди, сынок, -- проговорила она сквозь платок, -- что ж делать... И
тебя потревожили...

Понурившись, я пошел к себе в редакцию. Перед самым концом рабочего дня
ко мне вошел дядя Сандро.

-- Выйдем, -- сказал он властным тоном человека, который одаривает вас
жизненным уроком. Я поплелся за ним.

Мы спустились вниз. Тетя Катя стояла возле редакции. Она все еще
прикрывала рот концом платка, но теперь она это делала совсем по-другому.
Так девушка, впервые накрасившая губы, прикрывает их от знакомых.

-- А ну, улыбнись! -- сказал дядя Сандро, подходя к ней.

-- Отстань! -- сказала тетя Катя, стараясь скрыть смущение и не решаясь
отодвинуть от губ конец платка.

-- Совсем поглупела? -- строго сказал сверху дядя Сандро.

-- Ну, что тебе? -- сказала тетя Катя и, отодвинув платок, смущенно
улыбнулась золотом зубов, -- кажется, вроде все смотрят мне в рот.

-- Ну, что? -- обернулся ко мне дядя Сандро. -- Хорошо подковали мою
старушку?

-- Замечательно, -- сказал я, глядя, как тетя Катя, снова приподняв
платок, осторожно спрятала в него свое золото.

-- Теперь понимаешь, что за человек мой Тенго?

-- Но где он взял золото? -- спросил я.

-- Ха! -- воскликнул презрительно дядя Сандро. -- Где он взял? Да ты
спроси, как было!

-- Как было? -- спросил я, и он мне рассказал, как было.

-- Когда мы на мотоцикле с грохотом подкатили к этой поликлинике, все
окна распахнулись, и они поняли -- дело плохо. Тенгиз не выключил свою
машину, и мы прошли внутрь. Пока шли по коридору, двери приоткрывались и
оттуда тоже высовывались эти жулики, и только мы поравняемся -- как двери
под взглядом Тенгиза хлоп! хлоп! хлоп!

Тенгиз распахивает дверь директорского кабинета -- никого. Успел
сбежать. Теперь я спрашиваю: что бы ты делал на месте Тенго? Ты бы, как
нищий пенсионер, стоял бы в дверях и ждал, пока он вернется. Что сделал
Тенгиз? Тенгиз вошел в кабинет и сел на директорское место. Только сел,
зазвонил телефон. Берет трубку. "Алло", -- говорит и смотрит на меня. Тот,
видно, спросил, кто говорит.

-- Тенгиз говорит, -- отвечает, -- начальник автоинспекции приморской
дороги.

Тот, видно, спрашивает, где, мол, директор.

-- Директор в бегах, -- говорит, -- как раз мы его ищем. Есть
подозрение, что сбежал с казенным золотом. Дороги перекрыты.

Тот, видно, испугался и, ничего не ответив Тенгизу, положил трубку. А
Тенгиз спокойно набирает номер и разговаривает со своими знакомыми. И что же
ты думаешь? Через пять минут директор, как побитая собака, входит к себе в
кабинет, а Тенгиз (ах ты, мой Тенго!) продолжает говорить по телефону,
только теперь не на меня смотрит, а на директора. Рукой показывает ему --
садись! -- но тот не садится, потому что хочет в свое кресло сесть. Наконец
Тенго кладет трубку и смотрит на директора.

-- Что скажешь? -- спрашивает Тенго.

-- Я уже все сказал, -- говорит директор, как будто бы сердится, а на
самом деле боится.

-- Зато я еще не все сказал, -- отвечает Тенгиз, -- потому что я не
выношу, когда обижают старушек, особенно таких добрых, застенчивых старушек,
как наша тетя Катя. И при том чистоплотная старушка. Если, -- говорит, -- в
доме ничего нет, одно лобио подаст, но в таком виде, что пальцы покушаешь. И
вот, когда обижают таких старушек, когда им путем обмана стачивают зубы, как
бериевские палачи, а потом вместо золота предлагают железо, я, -- говорит,
-- бросаю приморскую дорогу и выхожу на защиту. А в это время эндурские
подпольные фабриканты через левых шоферов провозят левые бесфактурные
товары.

В общем, такую речь сказал Тенгиз, что я чуть не заплакал. Но директор
наоборот. Видно, он решил, что Тенгиз дает слабину, раз говорит про добрых,
застенчивых старушек. Но он ошибся, дурачок, потому что Тенгиз никогда не
дает слабину, а всегда свой подход имеет.

-- Что вы мне лекции читаете, -- говорит директор громко, чтобы
сотрудники слышали, какой он храбрый, -- у нас нет золота, и вообще встаньте
с моего места.

-- У вас золото есть, -- отвечает Тенгиз и так спокойно пробует открыть
ящик стола, как будто надеется, что там золото лежит.

-- Не трогайте ящик! -- кричит директор и подбегает к нему.

Оказывается, это как раз надо было Тенгизу. Как ястреб цыпленка, Тенгиз
цап его одной рукой за подбородок! Честно скажу, это мне не понравилось,
черт с ним, думаю, лучше бы моя старушка с железной челюстью ходила.

У директора рот разинулся, слова сказать не может, почернел.

-- У тебя во рту, -- говорит ему Тенгиз и, держа его за подбородок,
раскачивает ему голову, -- хватит золота на двух старушек, и я это тебе
докажу совершенно официально как старший автоинспектор.

С этими словами он его отпускает, клянусь прахом отца, отряхивает руки,
и мы выходим.

-- Приведи тетю Катю, -- говорит он в дверях, -- а он пока вспомнит,
где золото лежит.

Одним словом, как видишь, и золото нашли, и старушку мою подковали, и
ни копейки денег не взяли.

-- Как ни копейки?

-- Налог государству уплатили, -- добавила тетя Катя, -- а так им
ничего не дали.

-- А собирались пятьдесят рублей дать, -- добавил дядя Сандро.

-- Могучий человек! -- сказал я вполне искренне.

-- А как же! -- заключил дядя Сандро. -- На приморскую дорогу всякого
простачка не поставят.

Они пошли. Я еще некоторое время постоял, глядя им вслед: аккуратная
старушенция в черной шали и высокий стройный старик рядом. На самом углу они
остановились, встретив какого-то знакомого. Дядя Сандро сделал жест в
сторону тети Кати, и я понял, что заново излагается эта история. Я вошел в
редакцию.

Не знаю, точно ли так происходило то, что рассказывал дядя Сандро, но
примерно через месяц я убедился, что Тенгиз -- человек самого решительного
свойства, а приморское шоссе таит в себе немало опасностей.

___

В этот воскресный день мы с Тенгизом договорились, что он довезет меня
на своем мотоцикле до поворота на село Атары, куда я ехал к родственникам.
Это было для него не слишком обременительно, потому что он сам каждое
воскресенье отправлялся в деревню к своим родственникам, они жили дальше, по
пути.

Он подъехал ко мне домой, я уселся в коляску, и мы выехали из города.
Был хороший солнечный день, и мы быстро катили вдоль моря по безлюдному
шоссе. Километрах в десяти от города Тенгиз вдруг резко затормозил, и
мотоцикл остановился.

-- Что случилось? -- спросил я.

-- Надо проверить, -- кивнул он назад, скидывая мне на колени свей
гладиаторские перчатки, -- эндурские аферисты.

Я оглянулся и увидел далеко позади обыкновенную полуторку. Она догнала
нас и теперь проезжала мимо.

Тенгиз приподнял руку и небрежно махнул им. Я заметил, что в кабине
сидело два человека. Проехав еще метров двадцать, машина, как мне
показалось, неохотно остановилась.

Я до сих пор не понимаю, как он узнал эту машину, потому что он ни разу
не оглянулся за все время, пока мы ехали из города. То ли он узнал ее по
звуку мотора, то ли увидел в своем зеркальце, а может, он по каким-то своим
сложным автоинспекторским расчетам определил, что она именно в это время
должна появиться здесь, подобно тому, как астрономы заранее определяют время
сближения небесных тел.

Так или иначе, машина остановилась, и Тенгиз направился к ней своей
ленивой, расслабленной походкой.

Сидя в коляске, я видел, как он подошел к кабине и, поставив ногу на
подножку, разговаривал с шофером. Изредка до меня долетали отдельные слова,
из которых мало что можно было понять, да я и не старался вникать в них.

От нечего делать я надел на руки его перчатки. Они были тяжелые, и я
почувствовал себя по локоть погруженным в средневековье. Я почувствовал, что
центр тяжести моей сущности переместился в сторону моих утяжеленных рук. Я
почувствовал легкое желание сжать в этих турнирных перчатках рыцарское копье
или меч.

Через мгновение, по-видимому, отсутствие остальных рыцарских доспехов