показывал, что видит что-то очень важное, может быть, даже самого
похитителя, пытающегося использовать доверчивость бедной девочки.
старый охотник, метким выстрелом не прервет подлые ласки негодяя или, в
крайнем случае, не даст и нам посмотреть, что происходит?!
охотнику. Наконец Тендел позволил им подойти. Перед преследователями
открылась маленькая лужайка, окруженная каштановыми деревьями, поросшая
густой травой и устланная прошлогодними листьями каштана.
черники Именно в сторону этого юного кедра и показывал Тендел, знаками
объясняя, что если это случилось, то случилось именно там. После этого он,
знаками же велев всем стоять на месте, сам осторожно подошел к юному кедру.
По его словам, он сразу же заметил, что к этому кедру были привязаны лошади,
а потом, раздвинув кусты черники, он увидел зеленое пространство, очищенное
от палых листьев, скорее даже отвеянное любовным вихрем. Два куста были до
того измочалены, что даже старый Тендел представил, с какой же силой надо
было держаться за них, чтобы не взлететь в небо.
спутникам.
Чунка, теряя терпение.
слова, исполненные достоинства и красоты даже по мнению придирчивых
чегемских краснобаев.
нашей девочки, но не ее мужа...
с себя оружие, -- значит, успел?
вниз.
совестью возвращались домой. (Кстати, много лет спустя, Баграт одному из
своих друзей признавался, что шум, поднятый погоней в ту ночь, служил им
прекрасным ориентиром безопасности)
реке. И только Чунка никак не мог угомониться.
продираясь сквозь кусты лавровишни.
стыдиться -- муж и жена!
Чунка свое мрачно бушующее воображение.
-- а он будет думать, где лошадей привязывать...
спросонья, вылетел орел, и Чунка, выхватив свой кольт, одним выстрелом убил
могучую птицу, что его как то сразу взбодрило, и он перестал ворчать. Он
положил на плечи убитого орла, сцепил на горле когти птицы, наподобие
железных застежек, и, придерживая огромные крылья, как края боевого плаща,
возглавил шествие.
горы. Тетя Катя все еще стояла у плетня и ждала. На рассвете, сморенные
вином и усталостью, гости разошлись, остались только ближайшие соседи и
родственники.
собравшимся окрестным собакам куски ночной трапезы. Одна из них доила
корову, поймав ртом и прикусив надоевший ей хлещущий хвост коровы и,
продолжая доить, озиралась усатым лицом на тех, кто с веранды следил за
возвращающимися преследователями.
как кричат по усопшей. Тетя Маша подбежала к ней и стала ее успокаивать,
поглаживая рукой по спине и ласковым голосом призывая ее к стойкости.
Остальные чегемцы, те, что оставались у тети Маши, были страшно
заинтересованы, что это там за штука свисает с плеч Чунки.
на бронзовеющую рябь утреннего солнца, играющую на крыльях убитой птицы.
их ел, не прерываясь, с утра до полудня. В полдень сильное масло грецкого
ореха ударило ему в голову, и он бросился за одной из коз, как раз Талиной
любимицей, шея которой была перевязана красной ленточкой, вернее, не сама
шея, а ободок проволоки, на которой висел колокольчик.
ленточки, может быть, как-нибудь и пронесло бы Но тут он взглянул на эту
красную ленточку, и пары орехового масла под черепной коробкой дали взрыв.
стрекача. Сначала они пробежали по всей деревне, увлекая за собой собак, но
потом, то ли он ее загнал на тропу, ведущую к мельнице, то ли она сама туда
завернула, неизвестно, но коза, Харлампо и свора собак, бежавшая следом,
устремились вниз по крутой, винтообразной тропе.
как что-нибудь поняли. Все, кто там был, высыпали наружу, прислушиваясь к
приближающемуся визгу и лаю собак. Они решили, что собаки случайно подняли в
лесу кабана, выгнали его на тропу и теперь всей сворой мчатся за ним и
вот-вот выскочат из-за утеса перед самой мельницей.
богатырской мощи Гераго хватило бы, чтобы одним пинком подбросить кабана в
воздух.
испуганно дребезжащим на шее колокольчиком. Она пробежала мимо людей,
юркнула в помещение мельницы, разбросала головешки костра, обожглась и
неожиданно впрыгнула в бункер, откуда зерна ссыпались под жернов.
за ним. Тут все поняли, что случилось что-то ужасное, а некоторые, узнав
своих собак, стали их подзывать и успокаивать с попыткой хоть что-нибудь у
них выведать.
собравшимся у мельницы.
пастуха.
глазами в дверной проем, откуда, в свою очередь, время от времени
высовывалась из бункера козлиная голова. Задние ноги козы были зарыты в
кукурузу, а передние все соскальзывали с крутых, отшлифованных годами досок
бункера, имевшего форму перевернутой пирамиды.
настолько, что она высовывала голову, но тут она соскальзывала вниз и,
выплескивая золотистые фонтанчики кукурузы, снова начинала свой безумный бег
на месте, чтобы в конце концов высунуть голову из бункера, увидеть Харлампо
и снова рухнуть. Все это видел Харлампо, глядя в дверной проем налитыми
кровью глазами.
прижимая к себе пастуха.
продолжал яростно барахтаться в его объятиях. Коза тоже продолжала свой
безумный бег на месте, топоча копытцами по стенке бункера, иногда со
скоростью пулеметной дроби и все время выплескивая задними ногами золотистые
струйки кукурузы, которые иногда вылетали даже из дверей мельницы, что в
конце концов вывело из себя даже уравновешенного мельника.
Харлампо, туго запеленал его, благо на мельнице всегда полно веревок,
которыми закрепляют кладь на спинах животных.
него разит орехом, как от свежерасщепленного орехового ствола. По совету
того же крестьянина, который догадался понюхать его и вообще оказался
неплохим знатоком Ореховой Дури, Харлампо перенесли и опустили в ледяную
воду ручья, питавшего мельницу С его же одобрения Гераго осторожно, чтобы не
повредить внутренних органов, положил на пах пастуха пятипудовый запасной
мельничный жернов, чтобы, с одной стороны, плотнее заземлить молнию безумия,
а с другой, чтобы самого Харлампо не смыло течением. Голова Харлампо была
так обложена камнями, что он даже при желании не мог захлебнуться.
здесь, поражался, что мельничный жернов, лежащий на его паху, продолжает
вибрировать, выдавая внутреннюю работу безумия, и только к концу следующего
дня жернов перестал вибрировать, и Гераго, осторожно просунув в него руку,
приподнял его и, взглянув на спокойно всплывшее тело перевязанного пастуха,
ухватился другой рукой за веревки и так и вытащил на берег одновременно и
жернов и пастуха.
мельника, хотя мельник и не был чегемцем, но, обслуживая одновременно свое
село и Чегем, он как бы отчасти принадлежал и чегемцам, так вот, когда
чегемцы рассказывали о его силе, они часто приводили в пример, как он
запросто вытащил из воды пятипудового пастуха и пятипудовый мельничный
жернов одновременно. При этом рассказчик не забывал указывать и на крутизну
берега, куда мельник должен был подняться со своим десятипудовым грузом.