фруктовых деревьев и усохшие плети виноградных лоз. Хотя отец Вахтанга был
грузином, то есть местным человеком, в такие минуты он почему-то казался мне
иностранцем.
работы, а сын шел гулять. Обитатели нашей улицы, к этому времени высыпавшие
на свои балкончики, крылечки, скамеечки, с удовольствием, как в немом кино,
потому что слов не было слышно, следили за встречей отца и сына.
где и как он собирается провести вечер. И сын, с ироническим почтением
склоняясь к отцу (угадывалось, что часть иронии сына относится к осторожным
попыткам отца проникнуть в тайны его времяпрепровождения), как бы говорил
ему: "Папа, ну разве можно останавливать человека, когда он собирается
окунуться в праздник жизни?"
обернувшись, махал рукой и шел дальше. Интересно, что во время этих встреч
сын никогда не просил у отца деньги. А ведь все знали, что Вахтанг во всех
компаниях раньше всех и щедрее всех расплачивается. Было ясно, что в их доме
никому и в голову не может прийти, что от сына надо прятать деньги. Было
ясно, что для того отец и работает, чтобы сын мог красиво сорить деньгами.
устало улыбаясь и доброжелательно здороваясь со всеми обитателями улицы. Он
шел, овевая лица обитателей нашей улицы ветерком обожания.
эту семью, но я таких не знал. Если были такие, они эту зависть и нелюбовь
прятали от других. Я только помню всеобщую любовь к этой семье, разговоры об
их щедрости и богатстве. Так, старший брат моего товарища Христо, помогавший
своему отцу в достройке вахтанговского дома, рассказывал сказочные истории о
том, как у Вахтанга кормят рабочих. Поражало обилие и разнообразие еды.
до корки сжимается как гармошка. Отпустишь -- дышит, пока не скушаешь!
зажиточным человеком. Но в жизни Богатого Портного слишком чувствовалась
грубая откровенность первоначального накопления.
давно и, во всяком случае, явно не стремились к богатству. Для обитателей
нашей улицы эта семья была идеалом, витриной достигнутого счастья. И они
были благодарны ей уже за то, что могут заглядывать в эту витрину.
счастью. И все они были в той или иной степени биты и потасканы жизнью и в
конце концов смирились в своих домах-пристанях или коммунальных квартирках.
И они, любуясь красивым домом, садом, благополучной жизнью семьи Вахтанга,
были благодарны ей хотя бы за то, что их мечта не была миражем, была
правильная мечта, но вот им просто не повезло. Так пусть хоть этим повезло,
пусть хотя бы дают полюбоваться своим счастьем, а они не только дают
полюбоваться своим счастьем, от щедрот его и соседям немало перепадает.
сеанса кино, мы неизменно видели, как отец и мать Вахтанга, сидя на красивых
стульях у калитки, дожидаются своего сына.
бутылка с боржомом и возвышалась ваза с несколькими аппетитно чернеющими
ломтями арбуза.
отец Вахтанга иногда ел арбуз, переговариваясь с тетушкой. Но главное -- как
он ел! В те времена он был единственным человеком, виденным мною, который ел
арбуз вяло! И при этом было совершенно очевидно, что здесь все честно,
никакого притворства! Так вот что значит богатство! Богатые -- это те,
которые могут есть арбуз вяло!
языке, хотя и они и она прекрасно понимали по-русски. И это тогда так
осознавалось: с богатыми принято говорить на их языке. Поговорив и
посмеявшись с ними, тетушка, бодрее, чем обычно, хотя и обычно у нее
достаточно бодро стучали каблучки, шла дальше. И это тогда понималось так:
приобщенность к богатым, даже через язык, взбадривает. И еще угадывалось,
что приток новых сил, вызванный общением с богатыми, надо благодарно им
продемонстрировать тут же Вот так они жили на нашей улице, и казалось, конца
и края не будет этой благодати. И вдруг однажды все разлетелось на куски!
Вахтанг был убит на охоте случайным выстрелом товарища.
горестно-обиженное, словно его, уверенного, что он создан для счастья, вдруг
грубо столкнули в такую неприятную, такую горькую, такую непоправимую
судьбу.
тех, кто, сделав всю его предыдущую жизнь непрерывной вереницей ясных,
счастливых, ничем не замутненных дней, сейчас так внезапно, так жестоко
расправился с ним за его безоблачную юность.
знал, что так расправятся со мной за мою безоблачную юность, я бы согласился
малыми дозами всю жизнь принимать горечь жизни, а не так сразу, но ведь у
меня никто не спрашивал...
выражали не только искреннее сочувствие, но и некоторое удивление и даже
разочарование. Их лица как бы говорили: "Значит, и у вас может быть такое
ужасное горе?! Тогда зачем нам было голову морочить, что вы особые, что вы
счастливые?!"
беспрерывно плакавшая и кричавшая, а отец. Застывший, он сидел у гроба и
изредка с какой-то сотрясающей душу простотой клал руку на лоб своего сына,
словно сын заболел, а он хотел почувствовать температуру. И дрожащая ладонь
его, слегка поерзав по лбу сына, вдруг успокаивалась, словно уверившись, что
температура не опасная, а сын уснул.
как тогда говорили. Казалось, душа его кинулась догонять любимого сына, пока
еще можно ее догнать. Тогда по какой-то детской закругленности логики мне
думалось, что и мать Вахтанга вскоре должна умереть, чтобы завершить идею
опустошения.
запустении, стояла у калитки в черном, траурном платье. А годы шли, а она
все стояла у калитки, уже иногда громко перекрикиваясь с соседями по улице и
снова замолкая, стояла возле безнадежно запылившихся кустов трифолиаты,
ограждающих теперь неизвестно что. Она и сейчас стоит у своей калитки,
словно годами, десятилетиями ждет ответа на свой безмолвный вопрос: "За
что?"
превратившей ее в непристойно располневшую, неряшливую старуху. Жизнь, не
жестокость уроков твоих грозна, а грозна их таинственная недоговоренность!
гроба, быть может впервые пронзенный печалью неведомого Экклезиаста, я
смутно и в то же время сильно почувствовал трагическую ошибку, которая
всегда была заключена в жизни этой семьи.
впереди и я догадаюсь, как жить можно. Как маленький капиталист, я уже тогда
мечтал вложить свою жизнь в предприятие, которое никогда-никогда не лопнет.
иметь достойный смысл, только связавшись с чем-то безусловно прочным, не
зависящим ни от каких случайностей. Только сделав ее частью этой прочности,
пусть самой малой, можно жить без оглядки и спать спокойно в самые тревожные
ночи.
уточнялось само представление о веществе прочности, и это, я думаю,
избавляло меня от многих форм суеты, хотя не от всех, конечно.
непрочности, ко всякому проявлению пизанства. Я думаю, не стремиться к
прочности -- уже грех.
человек подымается к высшей прочности. Но это же есть, я только сейчас это
понял, то, что люди издавна называли твердью. Хорошее, крепкое слово!
рабства, в какой сами с наслаждением связали себя с несокрушимой Прочностью,
с вечной Твердью.
выбирал среди наваленных арбузов и выбрал два больших, показавшихся мне
безусловным воплощением прочности и полноты жизненных сил.
туда два-три арбуза, но, увы, я был для этого слишком трезв, и жест этот
показался мне чересчур риторичным.
что слишком трезвы для него, а когда в редчайших случаях к нам обращаются за
мудрым советом, оказывается, что именно в этот час мы лыка не вяжем.
кофе и, упершись подбородком в ладонь, сидел задумавшись.
когда я поставил арбузы на стол.
велел ему положить руки на арбузы и щелкнул несколько раз.