колпак хотя бы перед тем, как выйти на крыло.
было на вид лет двадцать пять. Вероятно, он и раньше мечтал прыгнуть с
парашютом, а тут вдруг видит -- вваливаются в столовую
девятнадцатилетние салажата, вваливаются после прыжков, сияющие,
шумные, счастливые! И он решил: что тут особенного, если эти пацаны
прыгают и в ус не дуют. Но он не понимал, что каждое дело требует
подготовки, и мы, хоть и салажата, но уже хорошо обучены прыжкам.
работники кухни вышли посмотреть, как их повар будет прыгать.
над аэродромом. Мы увидели, как повар вышел на крыло, а дальше
произошло вот что. Повар еще стоит на крыле и вдруг парашют его
выструивается вдоль корпуса самолета, белый шелк, как молоко, обтекает
фюзеляж и обматывает хвост. Самолет мгновенно теряет управление,
несколько секунд идет со снижением, входят в штопор и врубается в землю
в конце аэродромного поля. Когда мы подбежали к обломкам, все было
кончено. Все трое были мертвы.
почему все так произошло. Когда повар вышел на крыло и посмотрел на
землю, он, конечно, испугался и со страху, еще стоя на крыле, дернул за
кольцо.
секунды и только потом дергать за кольцо. И хотя начинающий парашютист
от волнения, как правило, считает быстрей, чем положено, все равно
время дается с большим запасом. И одной секунды достаточно, чтобы
парашют не задел самолет.
к смерти привыкнуть невозможно, но я уже такой силы потрясения не
испытывал при виде погибших людей. А ведь приходилось видеть все,
приходилось по частям собирать разбившихся летчиков, чтобы предать их
земле.
подъема. Уверенность, что все или почти все будет так, как мы хотим.
расположены авиамастерские. Там меня должен был встретить
инженер-капитан для установки радиооборудования к штурманскому сиденью.
В те времена на По-2 никакой связи с землей не было, и летчик, взлетев,
был полностью предоставлен самому себе.
устанавливался пулемет, чтобы защищать машину с хвоста. Но чаще всего
ни черта не было, кроме пистолета "ТТ" на поясе у летчика. По-2 в
основном использовались как ночные бомбардировщики, каковым в то время
я и был.
бреющем, чтобы не повстречаться с "мессершмиттом". "Мессера" в те
времена, как хотели, издевались над По-2.
расстреливали, а сначала вдоволь наиздеваются над летчиком, облетая его
и показывая, что его ждет смерть, а потом уже пулеметная очередь, и
самолет вспыхивает, как спичка, -- фанера, перкаль, кроме мотора, на
них почти не было никакого металла.
увлекались, забывая о близости земли, и врезались в нее.
курьезнейший случай, едва ли не единственный за всю войну. Дело
происходило на Кубани. Так вот этого летчика, развозившего почту,
настиг "мессер".
над ним. Снижает скорость до предела, пролетая возле него, хохочет,
показывая на горло, и что-то кричит нашему летчику, скорее всего: "Рус
капут!"
нему. Наконец нашему летчику надоело это. Он решил: и так и так
погибать, дай попробую убить его из пистолета! Он берет ручку
управления в левую руку, вытаскивает пистолет, но не высовывает его над
бортом, а ждет, когда "мессер" пролетит рядом с ним.
успевает пару раз выстрелить из пистолета и попадает в него. "Мессер",
потеряв управление, врубился в землю. Об этом случае много говорили в
те времена. Но обычно встреча По-2 с "мессершмиттом" кончалась гибелью
нашего самолета.
инженер-капитана. Это такой крупный, грузноватый мужчина лет тридцати
пяти, и по лицу видно -- выпивоха. Только я об этом подумал, как он
хлопнул себя по боку, там у него фляжка висела, и сказал:
мы летим назад к себе в полк. Прилетели -- новое задание: лететь в
расположение штаба фронта, дальнейшие указания получим там.
допотопная шланговая связь.
с удовольствием.
боевых условиях опасно откладывать такие разговоры.
забавные вещи говорил серьезным голосом без малейшей улыбки. И при
этом, несмотря на большую разность наших возрастов, обращался ко мне
вежливо, называя по имени-отчеству.
фронта был тогда все равно что столица -- прекрасная столовая,
парикмахерская, кино, приличный поселок.
дожидайтесь приказа. Проходит час, два, уже вечереет, никакого приказа.
А тут еще инженер-капитан мрачно ходит за мной и зудит насчет
необходимости поговорить о душе. При этом уверяет, что мы сегодня
никуда не улетим. Нет, говорю, потерпим, будем ждать отбоя.
летчика-туркмена. Мы раньше служили с ним в одном полку. Это был
опытный летчик, хороший парень, только по-русски, мягко выражаясь,
говорил с большим акцентом. Он, оказывается, прилетел сюда с заданием
из своей части и застрял здесь на двое суток. Мы обрадовались
неожиданной встрече, он сказал, что у него припасено пол-литра водки и
надо отметить это событие, потому что и мы, скорее всего, застрянем
здесь, как и он.
Теперь инженер-капитан, получив подкрепление в лице моего приятеля,
кстати, звали его Руфет, стал еще больше настаивать на необходимости
поговорить о душе, попутно выяснив, что о ней думает мусульманин. Но я
крепко держался, и они меня не смогли уговорить.
говорит:
прекрасный бифштекс с жареной картошкой, такой бифштекс можно было
получить только в столовой штаба фронта. К тому же у нас в запасе были
еще две банки тушенки, мы отправили их на кухню разогреть. Одним
словом, пируем. Водку выпили почти сразу и теперь потихоньку посасываем
спирт.
Должен тебе сказать, что после первой моей любви я больше двух лет не
мог видеть в женщине женщину. Для меня женщиной оставалась только она.
Потом, постепенно, природа взяла верх, и я не то чтобы впал в обратную
крайность, но от других фронтовых летчиков не слишком отставал.
неотразимей она нам кажется. А между прочим, она так забавно
приглядывается к нам обоим, так напряженно соображает своей глупенькой
головкой, кого из нас выбрать, что я никак не могу удержаться от смеха.
И именно оттого, что я все это воспринимаю более легко и более весело,
чаша весов постепенно склоняется на мою сторону.
поглядывая на нас, -- при любом исходе опоздало лет на десять!
главный козырь. После войны он обещает увезти ее в Ашхабад, о
существовании которого она, как выясняется к ужасу Руфета, не имела
представления.
горестно задумался, подперев ладонью щеку, словно усомнился: а можно ли
в условиях такого невежества даже внутри штаба фронта вообще выиграть
войну?
мы выпили уже весь спирт, я подхожу к официантке и потихоньку
договариваюсь с ней. Она сначала немного ломается, но потом, бросив
последний взгляд на Руфета ("а вдруг я чего-то недоглядела"), назначает
мне свидание.
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Мережковский Дмитрий
Майер Стефани