убить себя хочет, а что со всеми остальными будет, с ним, с Августом и с
Федерико, - на это ей наплевать. Все они - придурки. Единственный во
всей семье, в ком хоть какой-то здравый смысл сохранился, - это он сам.
она дрожала под всеми одеялами. Он взглянул на нее и нетерпеливо
скривился. Сама виновата: чего поперлась в сарай? Однако, нужно было
проявить участие.
меня в покое, Артуро, и все.
раздраженный взгляд.
долой с ее глаз навсегда, будто он во всем этом виноват. Он удивленно
присвистнул: блин, ну и странная же у него мамочка; слишком серьезно ко
всему относится.
может сделать его присутствие. Когда Август с Федерико вернулись домой,
она встала и приготовила ужин: яйца вкрутую, гренки, жареная картошка и по
яблоку на брата.
у окна в гостиной, не отрывает глаз от белой улицы, только четки
пощелкивают о качалку.
сидели вокруг печки и чего-то ждали. Федерико подполз к ее креслу и
положил руку ей на колено.
загипнотизированная. Так она хотела, чтобы Федерико понял: не лезь, не
трогай, оставь ее в покое.
завтрак.
белками. И только посмотрите на нее! Тщательно зачесала волосы, глаза -
огромные и яркие.
с показной суровостью:
Федерико она водрузила сахарницу. Сахару в ней было ровно наполовину.
Остальное она долила кофе. Даже Август рассмеялся, хотя надо было
признать: тут может быть грех, мотовство.
что она счастлива, но мама продолжала смеяться, оттолкнув стул от стола и
сгибаясь от хохота. Не так уж и смешно это было; чего уж тут смешного? Они
уныло наблюдали, а смех все не кончался, даже когда их физиономии
вытянулись. Они видели, как в глазах у нее набухли слезы, лицо
побагровело. Она поднялась, зажав ладонью рот, и доковыляла до раковины.
Наполнила стакан и пила до тех пор, пока вода не забулькала в горле,
больше не смогла и, наконец, шатаясь, добрела до спальни и вытянулась на
кровати; смех начал стихать.
каменная, глаза - будто кукольные пуговицы, воронка пара толчками
поднимается в холодный воздух.
за курткой.
просунув одну руку в свитер, то ахнул от неожиданности: она уже стояла
рядом.
так близко наклонилась к его лицу, что ее горячая слюна, срывавшаяся с
губ, забрызгала его.
С силой, изумившей его, она схватила его за плечо и развернула к себе.
свитер. Мария оторвала его руки и взяла его за плечи так, что ногти
впились в тело:
в своей лжи он преуспел. Причем улыбнулся слишком поспешно. Рот ее
сомкнулся, и лицо смягчилось от поражения. Она слабо улыбнулась, не желая
знать всего, однако смутно довольная, что он постарался защитить ее от
дурных известий.
печках, то и дело заглядывая к ней в комнату, где она лежала, как обычно,
остекленевшие глаза изучали потолок, постукивали четки. Она больше не
заставляла его идти в школу, и он чувствовал, что может ей как-то
пригодиться, что ей спокойнее от его присутствия. Через некоторое время он
извлек книжку "Ужасных Преступлений" из своего тайника под полом и уселся
читать в кухне, утвердив ноги на чурке в духовке.
это желание стало одержимостью, эта мысль просачивалась сквозь страницы
"Ужасных Преступлений" и претворялась в ничтожество женщины, лежавшей на
кровати. Он отложил журнал и просто сидел, кусая губу. Шестнадцать лет
назад его мать была прекрасна - он видел ее фотографию. Ох эта
фотография! Множество раз, возвращаясь домой из школы и видя, что мама
устала, вся в хлопотах и совсем не красива, он подходил к чемодану и
вытаскивал ее - фотографию большеглазой девочки в широкополой шляпке,
улыбавшейся множеством мелких зубок, красавица, а не девочка, стоит под
яблоней на заднем дворе Бабки Тосканы. О Мамма, тогда бы тебя поцеловать!
О Мамма, зачем же ты так изменилась?
свою макулатуру и открыл дверь в пустую комнату рядом с кухней, где
хранился мамин чемодан. Дверь он запер изнутри. Хм, а зачем, интересно, он
это сделал? Артуро откинул задвижку обратно. В комнате было как в леднике.
Он подошел к окну, возле которого стоял чемодан. Затем вернулся и опять
запер дверь. Смутно он чувствовал, что этого делать не следует, однако что
с того: он что, не может посмотреть на фотографию своей матери без этого
ощущения зла, унижающего его? Ну а предположим, это вообще не его мать на
самом деле: так ведь раньше и было, поэтому какая разница?
будет дома получше", под лентами и ползунками, которые когда-то носили они
с братьями, он нашел фотографию. Ах ты ж! Он поднял ее к свету и уставился
на чудо этого милого лица: вот мама, о которой он всегда мечтал, эта
девочка, и двадцати еще нет, чьи глаза, знал он, походили на его. А не эта
изможденная женщина на другой половине дома, с худым измученным лицом,
длинными костлявыми руками. Знать бы ее тогда, помнить бы все с самого
начала, впитать бы уют ее прекрасного чрева, жить бы, помня все с самого
начала, однако ни черта он с того времени не помнил, она всегда была
такой, как сейчас, изможденной, с этим томлением боли, с большими глазами
кого-то другого, со ртом, что стал мягче, будто она много плакала.
прошлом, которого никогда не знал.
Там лежала крохотная ювелирная шкатулочка из лилового бархата. Раньше он
никогда ее не замечал. Находка удивила его, поскольку он шарил в чемодане
неоднократно.
Внутри, на шелковом ложе угнездилась черная камея на золотой цепочке.
Выцветшая надпись на карточке, заткнутой в шелк, объяснила ему, что это
такое. "Марии, замужем год сегодня. Свево."
запирал чемодан. Роза, веселого Рождества тебе. Подарочек. Купил тебе,
Роза. Долго на него копил. Тебе, Роза. С Новым годом.
Самойлова Елена
Акунин Борис
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Майер Стефани
Березин Федор