вестибюле.
Роза всегда приходит в школу рано. Он же обычно едва успевал к последнему
звонку, два последних перед школой квартала приходилось нестись сломя
голову. Он знал наверняка, что монахини, проходившие мимо, разглядывали
его с подозрением, несмотря на свои елейные улыбочки и пожелания веселого
Рождества. В правом кармане пальтеца он чувствовал укромную важность
своего подарка Розе.
Розы среди них не было. Он следил за электрическими часами на стене.
Восемь тридцать, а Розы по-прежнему нет. Он недовольно нахмурился: целых
полчаса убил в этой школе, и ради чего? Не за фиг собачий. Сестра Селия
пронеслась вниз по лестнице из монастырских покоев, ее стеклянный глаз
сверкал ярче живого. Увидев, как Артуро переминается с ноги на ногу -
Артуро, который вечно опаздывал, - она взглянула на свои часы.
таращатся, даже братья, которые вылупились так, будто он попал в чужую
школу, вообще в чужой город.
шляпке, верблюжьем пальтишке, боты на молниях, а лицо ее, все ее тело
высвечено холодным пламенем зимнего утра. Все ближе и ближе подходила она,
руки заботливо обнимали большущую связку книг. Она кивала друзьям налево и
направо, улыбка - словно мелодия в этом школьном вестибюле: Роза,
президент Общества Девочек Святого Имени, всеобщая возлюбленная все ближе
и ближе в маленьких галошах, хлопающих на пятках от радости, словно они
тоже в нее влюблены.
горле. Ее взгляд на мгновение жизнерадостно обмахнул его измученное
восторженное лицо, мимолетно остановившись на полуоткрытом рте, на
выпученных глазах, и он сглотнул свое возбуждение.
какая-то одноклассница подбежала и увлекла ее в сторону. Они вошли в
раздевалку, оживленно болтая. В груди у него все провалилось. Блин. Он
склонился над фонтанчиком и глотнул холодной воды. Вот же блин. Он
выплюнул воду от отвращения, весь рот свело холодом. Блин.
заставила класс читать "Другого мудреца" Ван-Дайка. Артуро скучал: ум его
был настроен на другую, более здоровую литературу, которую можно найти в
грошовых журнальчиках.
декламировала с каким-то почтением. И только теперь ван-дайковская
макулатура обрела какое-то значение. Он знал, что это грешно, но абсолютно
никакого почтения к истории о рождении Младенца Иисуса, о бегстве в
Египет, к повествованию о дитяте в яслях у него не было. Думать же так -
грех.
не оставалась одна, вечно с какими-то подружками. Один раз она бросила
взгляд поверх плеча девчонки, когда их группа стояла кружком, и увидела
его - так, словно заранее знала, что ее будут преследовать. Тогда он
сдался, пристыженный, и сделал вид, что просто шляется по вестибюлю.
Звонок прозвенел, начался дневной урок. Пока Сестра Селия таинственно
лепетала о Непорочном Рождении, он снова писал записки Розе, рвал их и
писал другие. К этому времени он уже осознал, что лично вручить подарок
Розе окажется ему не под силу. Это придется сделать кому-то другому.
Записка, которой он остался доволен, гласила:
узнает почерк.
дикие каракули. Но кто же доставит ей подарок? Он тщательно изучил лица
одноклассников вокруг. Никто, понял он, не сможет сохранить тайну. Вопрос
он решил, подняв руку. С сахариновой благосклонностью грядущего Рождества
Сестра Селия кивком разрешила ему выйти из класса. Он на цыпочках
направился по боковому проходу в сторону раздевалки.
он касался и целовал его в сходных обстоятельствах. Записку он засунул в
шкатулку, а шкатулку опустил в карман. Потом обнял пальто, вдыхая его
аромат. В боковом кармане он обнаружил крошечную пару перчаток.
Поношенные, с дырочками на маленьких пальчиках.
маленькие дырочки на пальцах. Миленькие маленькие дырочки. Не плачьте,
маленькие дырочки, будьте смелыми и грейте хорошенько ее пальчики, ее
хитрые маленькие пальчики.
стараясь, как только можно, не смотреть на Розу, поскольку знать она не
должна, даже заподозрить его не должна ни в чем.
помчался по улице. Сегодня вечером он узнает, есть ей до него дело или
нет, ибо сегодня - Банкет Святого Имени для Алтарных Служек. Проходя по
центру города, он вертел головой во все стороны, надеясь увидеть
где-нибудь своего отца, однако наблюдательность пропала втуне. Он знал,
что следовало задержаться в школе на репетицию алтарных служек, но сама
мысль была невыносима теперь, когда прямо за ним в строю стоял Август, а
его партнером по паре был этот жалкий чилим из четвертого класса.
маленькую елочку в углу возле окна в гостиной. Мать прихлебывала чай на
кухне и лишь ответила равнодушно:
приятие всех несчастий. Следовало в морду ему эту елку кинуть.
Благотворительность! Они что, считают их семью - нищими, что ли?
Подозрение падало на семейство Бледсоу по соседству: миссис Бледсоу,
которая не разрешала своим Дэнни и Филлипу играть с этим мальчишкой
Бандини, поскольку он (1) итальянец, (2) католик и (3)
парадное крыльцо каждый День Всех Святых. Она что, не отправляла уже
своего Дэнни с благодарственногй корзинкой на прошлый День Благодарения,
когда ее щедрость им совершенно не была нужна, и разве Бандини не велел
Дэнни унести корзинку обратно?
позвала.
отец эту елку увидел. Я хочу, чтобы он посмотрел на нее и увидел, что он с
нами сделал.
кинулся прямо в ее колючки, обдирая ветки. Те гибко сопротивлялись,
сильные, гнулись и трещали, но не ломались. Когда он изуродовал дерево
так, что самому понравилось, то вышвырнул его в снег на передний двор.
Мать не протестовала, не отрывая взгляда от чашки, в ее темных глазах
бродила мука.
Служек. Они с Августом и с отцом вечно ссорились из-за любимого серого
Корнев Павел
Акунин Борис
Сертаков Виталий
Шидловский Дмитрий
Посняков Андрей
Жюль Верн