глаза сверкали быстрым стыдом. Унизанная драгоценностями рука прикрывала
биение горла.
комод.
постель, но снова на нее. Он чувствовал, как согревается его разум, как
ищет плодов воображения; вон та женщина и вот эта комната. Она подошла к
кровати, покачивая бедрами, будто клубком змей, и упала на нее, и осталась
лежать, протягивая к нему руку пустым жестом.
биение его сердца. Глаза ее лихорадочно блестели, губы раскрывались, будто
агонизируя, обнажая зубы. Он самому себе не доверял. Он прищурился, глядя
на нее. Нет - не может быть, что она имеет это в виду. У этой женщины
слишком много денег.
расслабленная улыбка причиняла ей боль, поскольку ее сопровождала какая-то
испуганная натянутость. Горло его ответило грохотом крови; он сглотнул и
отвернулся - к двери, выходившей в вестибюль. То, о чем он думал, лучше
всего забыть. Эту женщину не интересует бедняк.
воздух все это прочистит. Он повернулся и зашагал по вестибюлю к парадной
двери.
злобной ухмылке. Дураком Свево Бандини она назвать могла! Она поднялась с
постели ему навстречу, протягивая руки, чтобы обнять его. Через секунду же
пыталась от него вырваться. Она ежилась от ужасного удовольствия, отступив
на шаг, а клочья ее блузки ручейками лились из его сжатых кулаков.
Вспоминая ее теперь, эту ночь в спальне Вдовы, он понимал, что она до сих
пор стоила для него ужасно много. Ни единого живого существа больше в доме
не было, только он, да эта женщина рядом, что рыдала от боли восторга,
плакала и просила пощадить ее, но плач был притворством, лишней мольбой о
беспощадности. Он же хохотал от торжества своей бедности и своего
крестьянства. Вот так Вдовушка! Со всем своим богатством и пухлой теплотой
- рабыня и жертва собственного вызова, всхлипывает в радостном забвеньи
собственного разгрома, и каждый ах ее становится его победой. Он мог бы ее
прикончить, если б пожелал, вопль ее придушил бы до шепота, но вместо
этого встал и вышел в ту комнату, где в скорой зимней тьме лениво тлел
камин, оставив ее рыдать и давиться в подушку. Потом она подошла к нему у
камина и рухнула перед ним на колени, лицо вымочено слезами, а он
улыбнулся и еще раз склонился до ее восхитительных мучений. И уже оставив
ее всхлипывать от удовлетворения, зашагал по дороге, глубоко довольный
собственной убежденностью, что он - повелитель земли.
рассказав ничего, он тем самым оказал Марии услугу - с ее четками и
молитвами, с ее заповедями и индульгенциями. Спроси она его, он бы солгал.
Но она не спросила. Как кошка прыгнула она к выводам, написанным теперь на
его исцарапанном лице. Не прелюбодействуй. Ба. Это Вдова сделала. Он - ее
жертва.
насвистывал, стуча лисьей головой дверного молотка. Иногда молчал. Дверь
всегда распахивалась через секунду, и его взгляд встречался с радушной
улыбкой. Своего смущения он стряхнуть никак не мог. Дом этот всегда
оставался местом, где он чувствовал себя не в своей тарелке, - волновал и
не давался ему. Она встречала его в голубых платьях и красных, желтых и
зеленых. Покупала ему сигары, "канцлеры" в подарочных коробках. Они стояли
прямо перед глазами, на каминной доске; он знал, что это для него, но
всегда ждал ее приглашения прежде, чем взять одну.
она брала его за руку и тепло ее пожимала. Так хорошо, что он пришел, -
не хочет ли присесть ненадолго? Он благодарил и шел через всю комнату к
камину. Несколько слов о погоде; вежливый вопрос о здоровье. Молчание: она
снова принималась за книгу.
и улыбалась. Он всегда сидел, уперев локти в колени, толстая шея набухла,
смотрел в огонь, думая о своем: о доме, о детях, о женщине с ним рядом, о
ее богатстве, спрашивая себя, что было у нее в прошлом. Страницы
шелестели, сосновые поленья пощелкивали и шипели. Потом она отрывалась от
книги снова. Почему он не курит сигару? Сигары - ваши; не стесняйтесь.
Спасибо, миссис Хильдегард. И он закуривал, затягиваясь пахучим листом,
смотрел, как белый дымок выкатывается из его щек, думал о своем.
желает ли он выпить? После этого он ждал, минуты текли, страницы
шелестели, пока она не бросала на него еще один взгляд - с улыбкой, не
более, чем вежливо дававшей понять: она не забыла, что он тут сидит.
за воротник. Нет, спасибо, миссис Хильдегард: он не тот, кого можно
назвать человеком пьющим. Время от времени - да. Но не сегодня. Она
слушала с этой своей светской улыбкой, вглядываясь в него поверх очков, на
самом деле вообще не слушая.
резким глотком. Желудок принимал виски, будто эфир, впитывая его и требуя
большего. Лед сломан. Он нацеживал себе еще и еще; дорогой напиток в
бутылке из самой Шотландии, по сорок центов за рюмку в Имперской
Бильярдной. Но всегда оставалась какая-то маленькая прелюдия неловкости,
какой-то посвист в темноте прежде, чем он наливал себе следующий; он мог
кашлянуть или потереть ладони, или встать, чтобы показать ей, что сейчас
выпьет еще разок, или промычать какую-нибудь бесформенную безымянную
мелодийку. А после уже было легче, виски освобождал его, и он опрокидывал
бокал за бокалом без колебаний. Виски, как и сигары, тоже покупался для
него. Когда он уходил, графин был пуст, а когда возвращался - полон опять.
он курит и пьет. Долго продолжаться так не могло. Пройдет Новый Год - и
все закончится.
- подсказывало ему, что так будет только несколько дней, и он чувствовал,
что она тоже это знает.
и дети.
больше не возвращаться. В его карманах будут деньги. А пока ему здесь
нравится. Нравятся отличный виски, душистые сигары. Ему нравится и эта
приятная комната, и эта богатая женщина, что в ней живет. Сидит от него
недалеко, читает свою книгу, а пройдет совсем немного времени - и она
зайдет в спальню, и он последует за нею.
ноги сами понесут его от одержанной победы. Свои уходы он любил больше
всего.
другого такого народа на земле, что сравнился бы с итальянцами, эта
радость от собственного крестьянского прошлого. У Вдовы есть деньги - да.
Но вот она лежит там, сокрушенная, и Бандини - лучше ее, ей-Богу.
все кончено. Но думать о семье не пришло время. Еще несколько дней, и все
его хлопоты начнутся заново. Так пускай же эти несколько дней пройдут в
мире, отличном от его мирка. О котором не знал никто, кроме его друга
Рокко Сакконе.
перед ним дверцы своего большого гардероба с костюмами. Лежа в темноте в
ожидании сна, он дожидался и отчета Бандини о том, как прошел день. О
других вещах они говорили по-английски, о Вдове же - всегда
по-итальянски, шепотом, втихушку.
коленях, умоляла развестись с Марией.
долларов.
Бери пятьдесят тысяч! Десять! Бери все, что угодно, - за просто так же!
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Глуховский Дмитрий
Василенко Иван
Прозоров Александр