подавить внезапный спазм. Болела она всегда, но болезнь ее вечно
оставалась хворью без симптомов, болью без крови и синяков. Комната
покачнулась от ее смятения. Обоим братьям очень захотелось сбежать
поскорее в кухню, где ярко и тепло. Они виновато вышли.
курица валялась в углу, и струйка красного капала у нее из клюва. Войдя,
Мария увидела ее без удивления. Артуро наблюдал за Федерико и Августом,
которые наблюдали за матерью. Их сильно разочаровало, что мертвая курица
ее не разозлила.
бабушка приезжает.
таскать ведрами воду в корыто для стирки, стоявшее на кухонном полу, -
занятие все более и более ненавистное для Артуро, поскольку он уже
подрастал и больше не помещался в корыте вольготно.
установить ванну. Мария помнила самый первый день, когда она вошла с ним в
этот дом. Когда он показал ей то, что лестно называл ванной, то быстро
добавил, что на следующей неделе закажет ванну. Четырнадцать лет спустя он
по-прежнему это утверждал.
годом Федерико или Артуро спрашивали:
решимостью:
требовал тишины и орал:
и материл стиральное корыто в кухне. Мальчишки слышали, как он клянет свою
жизненную участь и яростно клянется: - На следующей неделе, ей-Богу, на
следующей неделе!
корточки перед ящиком с растопкой, он вырезал себе кораблики для купания.
Он резал и складывал их, целую дюжину корабликов, больших и маленьких,
столько дерева, что корыто чуть ли не наполовину можно заполнить, не
говоря уже о его собственном водоизмещении. Но чем больше, тем лучше:
можно устроить морской бой, даже если придется сидеть на части
собственного флота.
время Мессы. Отец Эндрю подарил ему молитвенник в награду за выдающееся
благочестие - и благочестие это было триумфом гольной физической
выносливости, поскольку в то время, как Артуро, тоже бывший алтарным
служкой, постоянно переминался с ноги на ногу по ходу долгих служб Святой
Мессы, или чесался, или зевал, или просто забывал отвечать на слова
священника, Августа в подобной нечестивости упрекнуть было нельзя. В самом
деле, Август очень гордился более-менее неофициальным рекордом, который
держал в Обществе Алтарных Служек. А именно: он мог простоять,
выпрямившись на коленях, сложив почтительно руки, дольше, чем любой другой
аколит. Другие алтарные служки без сомнения признавали верховенство
Августа в этой области, и никто из сорока членов организации не видел
никакого смысла в том, чтобы ставить его под сомнение. То, что его таланту
выносливого коленопреклонца никто не бросал вызов, часто раздражало
чемпиона.
оставалось вечным источником удовлетворения для Марии. Стоило монахиням
или прихожанам только упомянуть о ритуальных наклонностях Августа, как она
вся рдела от удовольствия. Она ни разу не пропустила Воскресную Мессу, в
которой прислуживал Август. Стоя на коленях в первом ряду, у самого
подножия главного алтаря, она вся парила от полноты чувств при виде своего
второго сына в сутане и стихаре. Течение его одежд, когда он проходил
мимо, точность его службы, тишь его ног на роскошном красном ковре были
грезой и мечтой, раем земным. Однажды Август станет священником; все
остальное неважно; может, она страдала и горбатилась; может, она умрет
снова и снова, но чрево ее подарило Господу священника, освятило ее саму,
избранную, мать священника, сродни Деве Непорочной.
священником - si. Но Chi copro! Какого черта, переживет. Спектакль с его
сыновьями в роли алтарных служек развлекал его больше, чем духовное
удовлетворение. В те редкие разы, когда он ходил к Мессе и видел их,
обычно рождественским утром, когда невообразимо огромная католическая
церемония достигала своего изощреннейшего проявления, видеть троих своих
сыновей в торжественной процессии, идущей по центральному проходу, без
усмешки он не мог. Он рассматривал их не как освященных детей, облаченных
в дорогие кружева и глубоко причастных Вседержителю; скорее, ризы эти
только усугубляли контраст, и он видел их просто и более отчетливо теми,
кем они на самом деле были: не только его сыновья, но и другие мальчишки
- дикари, непочтительные пацаны в неудобных и чесучих тяжеленных сутанах.
Один вид Артуро, давящегося в тугом целлулоидном воротнике, подпирающем
уши, веснушчатая физиономия вся побагровела и вспухла, одна его иссушающая
ненависть ко всей этой церемонии заставляли Бандини хихикать вслух.
несмотря на все ужимки. Несмотря на серафические вздохи женщин,
доказывавших обратное, Бандини понимал и неловкость, и дискомфорт, и
ужасное раздражение мальчишек. Август хотел стать священником; о,
перебесится. Вырастет и забудет. Вырастет и станет мужчиной, или же он,
Свево Бандини, его чертову башку свернет.
из кухни, когда она принялась потрошить и приправлять ее.
убиенной курице.
простительный? Он лежал на полу гостиной, жар от толстопузой печки опалял
ему один бок, а он мрачно размышлял о трех элементах, которые, согласно
Катехизису, составляют смертный грех. Первое: прискорбный повод; второе:
достаточное размышление; третье: полное согласие воли.
припомнил историю сестры Жюстины об убийце, который в часы сна и
бодрствования видел перед собой искаженное лицо человека, которого
зарезал; призрак не давал ему покоя, обвинял его, пока убийца в ужасе не
примчался к исповеди и не излил свое черное преступление Господу.
не подозревавшая пеструшка. Всего час назад птица жила в мире на земле. А
теперь - мертва, убита хладнокровно его собственной рукой. Теперь его всю
жизнь будет преследовать это лицо наседки? Он уставился на стену, моргнул
и ахнул. Точно - мертвая курица смотрела ему прямо в глаза и злобно
кудахтала! Он вскочил с пола, забежал в спальню и запер дверь:
клянусь, не знаю, зачем я это сделал! Ох, пожалуйста, милая курочка! Милая
курочка, прости, что я тебя убил!
колени, пока, тщательно подсчитывая каждую молитву, не пришел к выводу,
что сорока пяти Марий и девятнадцати Отчей хватит для истинного покаяния.
Однако суеверный страх числа девятнадцать заставил его прошептать еще один
Отче Наш, чтобы вышло четное двадцать. Затем, дабы ум не ворчал по поводу
возможной скаредности, он добавил в кучу еще двух Марий и двух Отчей, лишь
бы доказать вне всяких сомнений, что он не суеверен и никак не верит в
числа: Катехизис настойчиво развенчивал любые виды суеверий вообще.
кухонного стола она поместила блюдо, доверху навалив в него коричневые
куски жареной курицы. Федерико повизгивал и стучал вилкой по тарелке.
Благочестивый Август склонил голову и прошептал молитву перед едой. Уже
закончив, он долго еще сидел склонив голову, шея болела, а он недоумевал,
почему мама ничего ему не сказала.
стояла лицом к печке. Она повернулась поставить соусник с подливкой и
увидела Августа:
Благослови тебя Господь!
совершил налет на блюдо с курицей, и обе ножки исчезли. Одну из них
Федерико глодал; другую спрятам у себя между ног. Глаза Августа
раздраженно обшаривали стол. Он подозревал Артуро, сидевшего с полным
отсутствием аппетита на лице. Мария села.
Всего час назад она была счастлива, и думать не думала о грозившем ей
убийстве. Он бросил взгляд на Федерико: у того с губ капало, пока он
вгрызался в роскошную плоть.
на одинокий кусочек, жалкий кусочек, оказавшийся еще хуже, когда он
перенес его на тарелку, - желудок. Господи, не дай мне больше быть
недобрым к животным. Он осторожно откусил. Неплохо. Вкусно. Он откусил еще