Приезжий пожал плечами.
"ДокуЇмент, говорю, на право-жительство".
колени,- законы у вас такие, что ль? Приезжают в чужой дом, живут. А ты у
меня спросил, прежде чем вламываться-то? Разрешения спросил?"
"Двоюродный брат,- сказал жилец,- купил избу у прежних владельцев".
вышибу тебя отседа к едреней матери со всем твоим барахлом. У владельцев...
Приезжий попросил не рыться в его бумагах.
мне будет... Нет тут твоих бумаг... Во-от, оно самое, вот тебе и акт,
пожалста: мною, уполномоченным... Чего? - спросил он. Сидящий на кровати
ничего не ответил, мужик продолжал читать: - В присутствии представителя
сельсовета и понятых... Знаем этих гавриков. Вечно тут крутились, ети их...
деревни... района... Обследование гражданина. Меня, стало быть.
изба восемь на восемь средней сохранности, вторая один на восемь ветхая.
средний..." - читал он.
Пламя коптило, мужик подкрутил фитиль, пододвинул к себе лампу, поправил за
ушами оглобли очков.
года, коров - одна 6 лет, вторая во дворе принадлежит гражданке Воиновой за
отсутствием своего двора... Телка полтора года, поросенок весом 3 пуда,
тэ-эк-с. Инвентарь... Косилка средняя двухконная, плуг деревянный
однолемешный, телега на деревянном ходу с колесами. Одни часы с боем... Они
тут висели; куды часы дел?"
"Никуда не дел,- сказал приезжий,- вон они висят".
сказал он.- Черным по белому прописано, а они что творят? Хозяйство было
обложено в текущем налоговом году по сельхозналогу в инди... ви-дуальном
порядке на сумму 129 руб. 15 коп., за вымочку озимого посева сложено 15
руб.".
"За вымочку, дожди шли два месяца. Все озимые вымокли. Вот черным по белому.
Иль неясно?.. Середняцких! - Он стукнул кулаком по столу.- А они чего
делают? Я спрашиваю. Куды хозяйку мою дели? Детей куды развезли?"
Снаружи послышался чей-то голос. Мужик растворил окно.
Голос из темноты что-то ответил.
навернул на босые ступни портянки и сунул ноги в заляпанные глиной сапоги.-
Ты вот что,- сказал он.- Пока живи. Я разрешаю... Все лучше, чем дому-то
пустовать. А то последнее добро растащут. Я, может, еще вернусь. Вот тогда
поговорим. Я им еще покажу, кто тут хозяин! Нет такого закона, чтоб у
человека дом отнимать".
Как и в первый раз, Мавра Глебовна вышла навстречу приезжему, опрятная,
круглолицая, широкобедрая, с малиновым румянцем. Возраст? Если ей было под
сорок, то она выглядела старше своих лет, для сорока пяти казалась слишком
молодой. Мавра Глебовна была родом из округи, а здесь проживала лет семь или
восемь, дом достался мужу от пожилой незамужней сестры. Хотели сначала
продать, да кто ж его купит?
"Вот этот дом?" - спросил приезжий удивленно. Она усмехнулась. Этот купили
бы: этот сами построили. А тот разобрали. "Да что ж мы стоим-то..." Вошли в
дом.
кружевных полотенцах, с подлампадниками на цепочках. Далее еще одна комната
за занавеской, подвязанной шнуром. Там был виден стоящий боком зеркальный
шкаф-шифоньер, в овале отражались никелированная спинка кровати, белизна
подушек и кружевной подзор. Муж Мавры Глебовны работал в районном центре.
"Вы заходите, если что, я всегда дома. Может, продуктов каких надо, хозяин
привозит. Да я и сама схожу, тут у нас сельпо недалеко.- Магазин находился в
Ольховке, верстах в десяти, расстояние по здешним понятиям небольшое.-
Хлеб-то у вас есть?"
Гость поблагодарил и хотел подняться.
В деревне расспросы - знак вежливости. Оказалось, впрочем, что Мавра
Глебовна все знает от Листратихи. Это была, по-видимому, та старуха, с
которой жил ребенок, давеча навестивший приезжего. Мавра Глебовна развязала
платок. У нее были темно-русые ореховые волосы.
деньги. "Да вы не беспокойтесь, сочтемся..."
"Ай-я-яй,- сказала она, войдя к нему на другой день,- как же это вы живете?"
Она разыскала ведро, швабру, приезжий бегал за водой на колодец, Мавра
Глебовна мыла пол, подоткнув юбку, растворила окна, сожгла мусор в печке,
вынесла вон старую одежду и полусгнившие валенки. Когда он снова вошел в
избу, она сидела на табуретке боком к столу, расставив босые ноги с широкими
ступнями крестьянки, и завязывала косички на затылке.
новым домом грузовик.
галифе из синего коверкота стоял на украшенном столбиками крыльце; увидав
новое лицо, он сошел не спеша по ступеням. "Здорово,- сказал, протянув
ладонь, и представился: - Василий. Слышал о тебе. Заходи".
его имя в загадочной полувосточной стране, где он никогда не был. История
галифе есть часть истории этой страны; галифе цвета грозового неба сделались
униформой вождей революции, как и ее врагов. Со временем крылья стали шире,
туда можно было засовывать руки до самых локтей. Просторный покрой отвечал
духу страны. И до сих пор синие галифе, вправляемые зимой в бурки, летом в
сапоги, донашивает начальство районного масштаба. Хозяин дома был высок,
дороден, могуществен, с бритым кожаным черепом и загорелым затылком; вослед
за ним, оттерев подошвы о железную скобу - жест почти ритуальный, знак
почтения к дому и его обитателям,- поднялся и вступил в сени пишущий эти
строки.
граненые рюмки, ситный хлеб нарезан широкими ломтями. Хозяйка внесла
дымящуюся кастрюлю с половником и разлила по тарелкам густые золотистые щи.
вошел в избу, стягивая на ходу телогрейку.
бутылкой. Мавра Глебовна с передником в руках, который она отвязала,
собираясь сесть за стол, смотрела, наклонясь, в окошко.
пробормотал что-то вроде того, что не знал, что тут гости.
тарелку, налила щей. Хозяин провозгласил:
"Что ж, будем, как говорится, знакомы!"
Они бодро чокнулись. Парень по имени Егор молча выпил свою рюмку, Аркаша
ждал, когда чокнутся с ним, не дождался и тоже выпил.
обжигаясь, принялись за щи. Хозяин обсасывал огромную кость. Хозяйка подала
миску, Василий Степанович бросил кость, она тотчас вынесла миску.
приезжему, он на сей раз употребил дипломатическое множественное число.-
Решили, значит, у нас пожить. А чего ж, у нас хорошо, воздух чистый...
Приезжий из Москвы ответил, что еще сам не знает, надеется остаться до
осени.
"В этом роде".
народ живет. Аркашка подтвердит. Ты что скажешь? Вот он, народ-то".
буркнул:
"Какой там народ, народу-то не осталось".
Аркаша кивнул и взялся за рюмку.
здоровье хозяев - Василия Степановича и Мавры Глебовны. Хозяин одобрительно
кивнул, хозяйка принялась было собирать со стола тарелки.
"Давно щец не ел, давай еще полчерпачка... Чего ж это, Егорушка, ты нас за
народ не считаешь?"
"Вы, Василий Степаныч, не в счет".