чившуюся из пальца кровь.
няла моей игры. У нас мог быть общий праздник для двоих, праздник самой
длинной ночи, о котором никто, кроме нас, не подозревал. Это очень важ-
но, обладать тайным знанием. Тем более, таким многозначительным - день
самой длинной ночи. Она не захотела стать моим сообщником. Неужели это
поражение? Еще недавно, встречая и провожая ее на краю поля зрения, я
самонадеянно усмехался, впоминая о заготовленном для нее месте в ящике
со стеклянной крышкой. Да, самое страшное в нашем деле - это переоценка
своих возможностей. Прошло две встречи, а я по-прежнему ничего о ней не
знаю. Неужели она так увертлива, или я по-просту боюсь что-либо узнать о
ней? Может быть, она сомнамбула? Замкнутая, влюбленная (естественно, не
в меня) сомнамбула. Нет, не может быть - иначе зачем она вообще встреча-
лась со мной? Зачем в холод гуляла со мной в пустынном загородном месте,
по тонкому льду замершей реки? Быть может, она пыталась по-просту убить
время? Быть может, она кого-то ждет и ищет себе приключений, чтобы ско-
ротать время?
щей от волнения рукой набрал ее номер, приготовившись говорить с кем
угодно.
моего звонка.
то зачем мы расстались?
раз.
мной разговаривать.
дет дальше.
сегодня позвонит.
деть каждую минуту, вчера, сегодня, завтра, всегда (и добавил в скобках:
под стеклом).
голосом она закончила разговор и положила трубку.
кой незамысловатой форме. Сентиментальная десятилетней давности музыка
навевала ностальгические мысли, и моя красавица с грустью вспоминала
картинки из своего детства. Это было добрым знаком, и я, затаив дыхание,
следил за ее грациозными движениями, лишь изредка вставляя короткие меж-
дометия. Речь шла о какой-то кошке или собаке, которая была очень довер-
чива и постоянно попадала в разные смешные истории. По отдельным, ничего
не значащим для несмышленого наблюдателя легким штрихам, восстанавливал-
ся острый критический ум и упрямый, даже я бы сказал, сильный характер.
Впрочем, она все время сохраняла определенную дистанцию и умело пресека-
ла малейшие поползновеия пробраться поглубже.
булочной. - А теперь мне пора.
должны расстаться. Да и куда ей пора?
пить.
бы там кто-то был, она не стала бы тайком встречаться со мной, изображая
из себя недотрогу. Да и рассказывая о себе, она никогда не говорила
"мы", но всегда только "я". Наконец она решилась:
полиную тему, снова дал волю чувствам. Она парила серебристой мечтой в
полумраке лестничной клетки, головокружительно покачивая паутинками в
такт ударам моего сердца. Я крался за ней вверх по лестнице, гонимый
вечным охотничьим инстинктом, восхищаясь каждым ее шагом. Это уже было
похоже на танец рук. Мы вальсировали, не чуя под ногами почвы, лишь из-
редка, нарочно и случайно, касаясь друг друга, отодвигая на потом теперь
уже неизбежный счастливый момент, когда окончательно исчезнет разделяю-
щее нас пространство, и она, свободная и независимая, плавно опустится
ко мне на ладонь.
очаровательные экземпляры тополиного племени. Из нехитрого мебельного
гарнитура мой цепкий взгляд мгновенно выловил первостепенные следы ее
интимной жизни. Здесь живут небогато (старенький трельяж удваивал неров-
ным зеркалом три-четыре самых необходимых предмета женской радости),
одиноко (следы хозяина либо отсутствовали, либо были спрятаны подальше
на время отсутствия такового) и, быть может, несчастливо (деревянная
детская кроватка служила скорее бельевым ящиком, чем местом приложения
материнского чувства). Не буду лгать, будто меня не обрадовала раскрыв-
шаяся картина, и я как мальчишка скуксился от того, что у нее есть ребе-
нок. Смешно было бы предполагать, что такой экземпляр привлек только мое
внимание.
на кухню.
поднимавшийся от бетонного пола, крытого драным в нескольких местах ли-
нолеумом, я продолжал пребывать в приподнятом расположении духа, почти
нахально разглядывая клетчатую мальчишечью рубашку, тщательно застегну-
тую на две сохранившиеся пуговицы.
слабо тлеющий разговор, а я, позабыв все правила приличия, игнорируя да-
же вопросы и намеки, полностью переключился на выбор места встречи. Нет,
тут не было холодного расчета. Может быть, внешне это так и выглядело,
но внутри... Меня буквально лихорадило. Теперь я удивляюсь - отчего? По-
чему я сомневался? Ведь все так просто: мы здесь одни, она сама этого
пожелала, и теперь вот, кажется, смущается, вот, уж не зная, что сказать
(а я не собираюсь ей помочь), она снова повторяет сказанное ранее, она
тоже волнуется, нервничает, ей хочется узнать, для чего я все это зате-
ял, да, ее бьет озноб, мы оба больны, мы температурим.
лове, недоуменно посмотрела мне в глаза, потом на ладонь. Время стало
вязким как холодец и единственное, что не вибрировало, стойко сопротив-
ляясь его течению, так это моя ладонь. Главное не сорваться, не дрог-
нуть, когда все поставлено на карту. Она продолжала смотреть на мою без-
защитную длань, будто ожидая хоть малейшей перемены, но я крепился, не
отступая ни вправо ни влево. То, что произошло потом, было совершенно
неожиданным. Загадочно улыбнувшись, она, как в той детской игре, шлепну-
ла меня по ладони, тут же отдернув руку, и, подождав несколько мгнове-
ний, уже со второй попытки плавно опустила ее обратно. Я пошевелил безы-
мянным пальцем и ощутил, как ее лодочка поудобнее устраивается у прича-
ла. Свершилось - меня распирало от восторга.
на ходу осознавая несвоевременность своей выходки. Она убрала назад ру-
ку, и нужно было как-то выкручиваться. - У меня... отпоролась пуговица,
там (я махнул куда-то в сторону прихожей) на куртке.
иголкой и положила все это передо мной.
ведения, подумал я, тупо разглядывая швейные принадлежности.
Ты знаешь, как трудно ловить то, что плавает в воздухе. Ты никогда не
пыталась поймать спору одуванчика или... или тополиную пушинку? - я го-
ворил в пространство, где передо мной все плыло и качалось. - Когда пы-
таешься поймать ее резким движением, то ничего не получается - она увер-
тывается, гонимая ветром, рожденным движением руки. Желание обладать и
контролировать разрушает реальность. Она ускользает из слишком нетерпе-
ливых рук. Прости, я выражаюсь туманно... - Я замолк, ожидая реакции на