темы Веберовских опер. Большой серебряный поднос, заставленный блюдами и
бутылками, напоминал деловую часть Нью-Йорка, когда смотришь со стороны
статуи свободы.
-- За счет заведения, -- предупредил официант и спросил: -- Вино будете
белое или красное?
-- Я не пью, -- предупредил студент.
-- Красное, конечно, -- сказал Воропаев.
Официант открыл при них бутылочку Кьянти, и налил для пробы Вениамину
Семеновичу. Тот с видом знатока пригубил, посмотрел куда-то под потолок и
одобрил напиток.
-- Слушай давай покушаем, а там видно будет.
-- Я так не могу, -- сопротивлялся Андрей.
-- А ты через не могу, тебе же сказали, за счет заведения. -- он виртуозно
поддел оливу и та исчезла навсегда из этого мира.
-- Вот ты математик, Андрей Алексеевич, подсчитай мне вероятность встречи
двух пермяков на Ленинском.
Андрей неуверенно ковырял в своей тарелке, а потом с жадностью набросился
на салаты.
-- Маленькая вероятность, Вениамин Семенович, но это уже апостериорная
вероятность, встретились и встретились. -- едва успевая пережевывать,
говорил Андрей.
-- Ага, апостериорная, это понятно, то есть как бы чего говорить, когда уже
поезд ушел, кстати о поездах, заметь, в тот самый день случилось
происшествие в электричке...
-- Ну и что, -- Андрей запивал минеральной водой каких-то морских гадов.
-- Да это еще полбеды, но из того самого вагона вышел один человек.
-- Живой?
-- В черных очках.
-- Хм...
-- А на платформе мальчик с сестрой сидят -- милостыню просят.
-- Пожертвовал?
-- Пожертвовал, аж пятьдесят тысяч, а мальчика зовут Петька Щеглов, кстати,
занятный ребенок, развит не по годам.
-- Беспризорники быстро взрослеют, -- пояснил Андрей.
Воропаев согласно кивнул и напирал дальше:
-- Щегловы были и в вагоне, но, слава Богу, однофамильцы.
-- Бывает, -- Андрей добрался до черной икры.
-- А потом этот интересный гражданин в черных очках разговаривал с собакой.
-- Вот это уже интересно.
-- Но самая беда, браток, как он ее звал.
-- Как? -- спросил Андрей и почувствовал ни с чем не сравнимое блаженство.
Вениамин Семенович налил уже себе вина и тихо, безо всякого удовольствия,
ответил:
-- Умкой. Вениамин Семенович постучал мягкой лапой Андрея по спине.
-- Да прибавь к этому сегодняшний мерседес, а уж про остальное... --
Воропаев вспомнил Систему Станиславского, -- я уж и не говорю. Мне самому
все это не нравится, Андрей Алексеевич.
Андрей почувствовал себя приговоренным, которого кормят перед казнью. Он
отодвинул тарелку и куда-то в окно изрек:
-- Многовато совпадений.
-- У меня тоже аппетит пропал, когда я это узнал. -- Сказал Воропаев,
проскребывая по дну хрустальной розетки с черной икрой.
-- Что же вы хотите сказать... -- начал Андрей, пытаясь взглянуть на себя
со стороны, -- Что я и есть тот самый Новый Человек? Да почему бы и нет?
Взять хотя бы мое вчерашнее помрачение с микроскопом. Ведь я таким же
образом мог и в электричку попасть.
-- Ага, вот и орудие убийства нашлось, а мы там ломаем голову, фосген,
зорин или черемуха. Тюкнул восьмерых человек оптическим устройством и
бежать бегом на Ленинский проспект, надо ж еще успеть ко мне под колеса! В
какой же место ты их тюкнул? Вот, сам не веришь. Ты лучше вспомни кто тебя,
кроме матери Умкой-то зовет?
-- Да все зовут, мама ко мне на первом курсе приехала и тут же подхватили.
Да и ни причем тут мое прозвище, я не понимаю, что за полоса такая, будто
все кем-то подстроено... -Андрей сам испугался своих слов.
-- Я и сам ничего не понимаю, и в голове шип какой-то, будто ветер.
-- Это слово, -- задумчиво сказал Андрей
-- Какое слово?
-- Самое важное. Оно огромное и каждая буква длиться тысячелетия. Когда оно
произнесется, мир исчезнет.
-- Э, парень, ты чего, -- заволновался Воропаев.
-- Нет, ничего, просто вспомнилось.
Воропаев задумчиво стал разглядывать черную икринку, прилипшую на лезвие
ножа, и вдруг вспомнил, как в Грозном зацепился за взрыватель
противопехотной мины. На блестящей серебряной поверхности всплыли знакомые
женские плечики.
19
Отец Серафим не удивился, когда у полуразрушенных ворот, напоминавших две
печные трубы на пепелище, появился господин в синем джинсовом костюме с
корреспондентским чемоданчиком на ремне. После тех событий к нему зачастили
гости, в основном из газет, но были и другие, например, один молодой
человек, с военной выправкой, уже поселился в приделе, и оттуда теперь
часто доносилась электрическое попискивание.
Новый господин же еще с опушки старого заброшенного кладбища заметил
иеромонаха в виде темного медленно ползущего пятнышка на фоне белой стены.
Он приостановился, будто не ожидал подойти замеченным, а потом двинулся
снова. Нет, конечно он подготовился к встрече, почитал даже книгу отца
Серафима. Она не произвела на него особого впечатления в смысле логической
изощренности, но одно место его заинтересовало. Место о грядущем новом
человеке, который якобы будет явлен миру, как результат или, точнее
сказать, как мечта господ Ницше, Маркса и, конечно, Гитлера и Ленина, но,
что самое удивительное, и отцов демократии американских штатов. Новый
человек явился бы свидетельством последних времен и пришествия царства
Антихриста. Конечно, то не будет старый, набивший всем оскомину нигилист
девятнадцатого века. Новый Человек происходил из бывшего нигилиста, как
мотылек происходит из кокона умершей гусеницы.
Господин прищурился, словно натуралист из старого учебника
"Природоведение". С крутого берега тот пытливо всматривается в далекие
таежные дали, надеясь непременно подарить миру орнитологическое открытие.
Он усмехнулся и шагнул пошире, переступая через темную осеннюю лужицу,
обречено ожидавшую первых ночных заморозков.
На пепелище опять приостановился, видя как застыл и батюшка. Потом