-- Я не психиатр. Общее состояние вполне удовлетворительное, температура,
давление... -- доктор пристально взглянул на Воропаева, -- Вот у вас
определенно нездоровый вид, да и нервишки разболтаны. Вы давно отдыхали?
Отпуск где провели? -В Грозном... -- не выдержал Воропаев, но доктор не
смутился.
-- Сволочи, сдали Кавказ.
Воропаев неласково посмотрел на доктора.
-- Знаю, знаю, Кавказ не Москва, а Москва не Россия. Отсидимся в Филях, а
там и в Париж, только будет ли этот париж во второй раз? Да и что оно
такое, этот будущий, грядущий париж? Как вы думаете, полковник?
-- Я майор, -- поправил Воропаев и вдруг заметил, что доктор смахивает на
фотографию Антона Павловича и Михаила Афанасьевича одновременно. -- Вас
случаем не Антон Михалычем величают?
-- Михаил Антоновичем, -- теперь поправил доктор. -- Знаете ли, с детства
не люблю гэбистов... -- доктор отвернулся к больному.
Воропаев достал сигарету и вышел на лестничную клетку. Потом достал телефон
и пропиликал:
"Во по-ле бе-ре-зка сто...", -- и домычал уже сам -- ...яла. На том конце
несуществующего провода оказался Заруков.
-- Что показало вскрытие? ... Отравление? Как нет? ...в результате
кровоизлияния. Не у всех? ... В мозг... ...ах, так все-таки остановки
сердца... А химики? Да что ты мне про этот дух, блин. Черемуха? ... Тогда
что же? Мы же не в Японии, блин, что я доложу первому? Аум Сенрико и
председатель ФСБ? Ладно, отбой... отдыхай, Заруков, кстати, давно хотел
спросить тебя, как твое отчество? Иваныч, понятно. Пока, Иван Иванович.
Потом он вспомнил про Андрея и тихо матернулся на себя за черствость души.
В травмпункте уже все закончилось. Легкое внутреннее кровоизлияние,
проступившее огромным фиолетовым пятном на задней части бедра, вот и все
последствия. Правда, когда Воропаев поинтересовался самочувствием, Андрей
ответил:
-- Самочувствие в норме, полет проходит по программе, -- отчитался Андрей и
мотнув головой добавил, -- Правда в голове шип какой-то. Ну да это мелочи.
-- Шип?
-- Типа. Шипение свистящее, так дисковод шумит.
-- И давно? -- Воропаев сделал сочувствующую рожу.
-- Давно, всегда.
Молодой человек опять улыбнулся, но уже как-то невесело. -- У меня тоже
шумит, только я уже привык, живу долго,
понимаешь. Раньше удивлялся, а теперь совсем прикипело. Давление, наверное,
в ушах. -- Воропаев помолчал. -- Ты куда по Ленинскому шел?
-- В университет.
-- В университет строго наоборот, милый.
-- Да почему же?
-- По топографии местности.
-- Но как же я бы попал в больницу, если бы я шел наоборот?
-- Ты бы в морг попал, если бы шел в обратную сторону, а я тебя спас.
-- Вот именно.
-- Что именно!?
-- Теперь я в больнице и сейчас пойду в университет, то есть туда, куда и
шел.
Воропаев внимательно посмотрел на студента. Андрей смотрел внимательно на
Воропаева. Оба подумали про очки.
-- Знаешь, Андрей Алексеевич, я виноват перед тобой, давай я тебя довезу?
Вот только мне с одной барышней поговорить надо. Подожди здесь. Андрей
неопределенно мотнул головой.
6
Вначале Воропаеву показалось, что манекенщица -- точная персонализированная
форма его вечного чувства вины перед дочерью. Та все время доставала папу
желанием иметь куклу Барби, а он все просил подождать до очередной зарплаты.
Воропаев приготовился слушать болтовню про бутики, версачи и шейпинги, но
услышал нечто странное.
-Господи, зачем я такая дура, что не смогла даже умереть. Ведь он меня
пытался спасти, понимаете, я, драная тварь, приползла с той попойки вся по
горло в грязи, я и думала, что я продажная тварь, и мне ничего другого не
положено, кроме как торговать своим телом и жить с этими ублюдками, --
манекенщица откровенно плакала, смахивая слезы ладошками, -- вы знаете, что
значит с ними разговаривать, три извилины -- наехать, оттянуться и
трахнуться, знаете, что является верхом остроумия, мне вчера один очень
богатый человек сказал: "Ты как шестисотый мерседес -- не к чему
придраться". Да что там говорить, я и сама такая дрянь, что уже не
надеялась на лучшее, но он дал мне надежду.
-- Кто он? -- осторожно влез Вениамин Семенович.
Девушка, как будто сама удивилась.
-- А кто он? Я и не знаю, не знаю, скажите, зачем меня спасли, безмозглую
дуру, впрочем, винить не кого -- сама виновата. Надо было раньше о душе
думать, я ведь забыла уже, когда в Третьяковке была, гибель Помпеи, вот и
вся моя культура. Ни кандинского, ни дадаистов, жила как дура -- сама не
понимаю, да что там, в театр и тот перестала ходить, я ведь люблю Малый,
без вины, а виновата... надо было на Виктюка ходить, разве ж я знала, что в
таком деле голова понадобится?
-- В каком? -- Воропаев готов был уже сам спятить.
-- В смертельном.
Надо было как что-то предпринимать, иначе расследование не сдвинется с
мертвой точки.
-- Сегодня утром на Версачи совершено покушение, -- дикторским голосом
изрек Воропаев. -- Погиб всемирно известный модельер.
-- Правда? Счастливчик, -- с нескрываемой завистью отреагировала девица. --
Мне нравится его стиль.
-- Катерина Юрьевна, о ком вы упоминали как о спасителе? Где вы его
встретили?
-- Здесь, -- манекенщица спустила покрывало и показала пальчиком.
-- Хорошо, -- перевел дух Воропаев и поправил покрывало на место, --
оставим вашего спасителя, поговорим об электричке. Расскажите просто по
порядку.
-- Что-то шуршит, -- потирая виски, пожаловалась Катерина.
-- Ветер шуршит в тростниках, -- чуть со злости не выдал Воропаев и добавил
вслух, -- диктофон, девушка, пэнасоник. Милая барышня, сосредоточьтесь,
пожалуйста, дело очень серьезное, погибли люди, я следователь федеральной
службы безопасности, я могу найти и обезвредить убийцу.
-- Тогда вам придется сделать хирургическую операцию и вынуть мое сердце,
-- обрадовалась манекенщица.
-- Ну хорошо, просто перечислите все, что вы запомнили.