прогуляться по бульвару, -- Катерина совсем не удивилась его появлению.
-- Я тоже, -- вставил Андрей, выпрямляя плечи и стараясь быть повыше.
-- Впрочем, -- Катерина с едва заметной улыбкой взглянула на Андреевскую
нескладную фигуру, -- у меня там одно дело, хотите, проводить меня?
-- Хочу, -- согласился Андрей, радуясь простоте ее обращения.
-- Только одно непременное условие, -- Катерина стала серьезной.
-- Какое?
-- Не влюбляйтесь в меня.
Андрей, застигнутый врасплох, только и сказал:
-- Мне нравится ваше имя.
-- Имя у меня самое обычное. Сейчас сплошные Кати да Даши, а знаете почему?
-- И не дожидаясь ответа продолжила, -- Просто двадцать лет назад вся
страна смотрела экранизацию "Хождения по мукам", вот теперь как раз
Толстовские героини вступают в жизнь. Впрочем, я уже успела пожить...
Катя поправила прозрачную косынку на глубоком овальном декольте, слабо
прикрывшем изогнутую смуглую поверхность, продолжение которой казалось
очевидным и прекрасным.
-- ...Ведь у меня дочь, и я уже за мужем была да, да, Андрей, -- она
говорила не для эффекта, хотя эффект был налицо.
-- Как замужем? -- глупо удивился Андрей, уже не замечая осени.
-- Неформально, но это в прошлом. Теперь я живу с мамой, и еще у меня две
собаки, кошка, и... лошадь.
-- Лошадь?! Как же? Катя улыбнулась, и они свернули на бульвар.
-- Конечно, не дома, на ипподроме, но я иногда приезжаю на ней домой.
-- Прямо сюда, в самый центр, -- чуть не удивился вслух Андрей, но вовремя
спохватился, понимая, что его разыгрывают.
Катя весело рассмеялась. Прохожие, и без того оглядывавшиеся на нее, теперь
просто останавливались и провожали странную не гармонирующую парочку
взглядом. Проезжие мерседесы и джипы восторженно сигналили, а старинная
Москва улыбалась теплым солнечным светом.
-- А собаки у вас гончие, борзые? -- решил поддержать игру Андрей.
-- Да, Полкан и Груша, и мы иногда гуляем все нашей семьей. -- Катя вдруг
погрустнела, -- Но это бывает так редко. Семья большая, надо всех кормить,
а работаю я одна...
-- Манекенщицей...
-- Не только, заключаю сделки, снимаюсь в рекламных роликах и... очень
устаю...
Они свернули на бульвар и стали подниматься вверх под кривыми желтеющими
липами.
-- А где же отец? -- взволнованный необычной фантазией Катерины спросил
Андрей.
-- Я же говорю, развелась и больше о нем вспоминать не желаю.
-- Да нет, ваш отец, а не ребенка, -- уточнил Андрей.
-- Фу, какая глупая, видно каждый болеет своим, -- она хитро посмотрела на
Андрея, -- Папа мой умер, три года назад. Он был архитектором, кстати, наш
дом построен по его проекту.
-- Мрачноват.
-- Ну, это снаружи: а внутри, ох, я вас, может быть, приглашу в гости, ведь
я затеяла ремонт, высокие потолки, стену одну убираю и все делаю из
натуральных материалов... я хочу, чтобы все было красивым и настоящим, и
мебель из настоящего дерева...
-- Красного, -- неизвестно чему злился Андрей.
-- Да, обязательно, я гарнитур в Италии заказала, у меня все должно быть
настоящее, красивое и даже великолепное... -- она посмотрела на Андрея, так
будто собиралась поделиться самым дорогим. -- У меня в детстве над кроватью
висела репродукция Карла Брюллова, и мне всегда хотелось иметь такой дом,
такую лощадь и такую же красивую девочку...
Перед глазами Андрея всплыла брюлловская ... картина. То есть не в деталях,
а как один блистающий атласом квадрат. Но квадрат так и оставался
безжизненным квадратом, с неприступной лакированной границей. То был
какой-то чуждый ненастоящий мир. И почти фотографическая манера, только
подчеркивала иллюзорность того мира. Как будто художник специально, как это
делают сюрреалисты, выписывал все детали, желая убедить зрителя в
подлинности его фантазии. Он опять вспомнил Учителя. Тот как-то ему
объяснил, что современные авангардисты и прочие модернисты, на самом деле и
в подметки не годятся Шишкину и Айвазовскому. Поскольку мир это всего лишь
фантазия духа, то всякое точнейшее ее копирование и есть настоящий
авангардизм. А эти смешные открыватели новых горизонтов, всего лишь рабски
копируют единственное реально существующее -- сознание художника. Поэтому
исторически живопись, возникшая в каменные времена, завершила свою миссию,
вернувшись к примитивному пещерному реализму. Конечно, самым отстраненным
искусством было и остается искусство фотографии. Но и Перовские водовозы
очень неплохи!
Андрей улыбнулся и спросил:
-- А что значит красивое?
-- Красивое?! Да это так просто, оглянитесь же вокруг, смотрите, как
красиво!
У Маросейки они перешли на тротуар и оказались у старого особняка,
обросшего реставрационными лесами. Ремонт шел по-современному, и лицевая
часть здания была обнесена зеленым полупрозрачным занавесом. Маленький
уголок Москвы напоминал театральные подмостки, где готовились декорации для
какого-то нового неизвестного спектакля. Андрей вослед за Катериной задрал
голову вверх на противоположный, уже блистающий европейскими окнами,
отремонтированный дом, так что леса оказались как раз у них за спиной.
Молодые люди прикасались плечами, и он чувствовал ее теплое дыхание. У
Андрея даже закружилась голова, во всяком случае, крытые зеленой дымкой
леса, отраженные в зеркальных окнах, закачались и поплыли.
Лишь через секунду Андрей сообразил, что за спиной происходит нечто
необычное. Он оглянулся и увидел, как трехэтажная конструкция накренилась и
уже приготовилась обрушиться на них. Андрей что-то крикнул и потащил Катю в
сторону. Едва они отбежали, как леса рухнули и плотное облако пыли
поглотило окрестности. Когда туман рассеялся, и снова появилась Москва,
Катерина, протирая глаза, промолвила:
-- А мне ведь и надо было в этот дом.
-- Зачем, -- удивился Андрей, глядя на оголившийся фасад безжизненного
здания.
-- Мне позвонили и просили зайти по этому адресу.
11
К полудню тучи сгустились над Воропаевским небом. Пришло известие о гибели
того самого пьяного купечека, что проспал всю дорогу в злосчастном третьем
вагоне. Битюг был найден в собственном подъезде с проломленным черепом.
Орудие убийства -- проржавевший кусок арматуры, валялось рядом, и никаких
следов, кроме следов крови жертвы, не хранило. Вениамин Семенович тут же
поручил Зарукову найти Катерину и кого-нибудь направить в Клинский район к
иероманаху Серафиму. Сам же отправился в долгое путешествие по Подмосковью.
Начал он с самой ближайшей платформы, последовательно от столицы вглубь.
Между станциями он садился у окна, глядел невидящим взором на последние
теплые минуты этого года и размышлял о деле. Все выглядело бессмысленным и