Чтение 19–й страницы книги ~Прощай, оружие!~

- Он прямо чудо сделал с вашим коленом.

- Сколько это длилось?

- Два с половиной часа.

- Я говорил какие-нибудь глупости?

- Нет, нет, ничего. Не разговаривайте. Лежите спокойно.

Меня тошнило, и Кэтрин оказалась права. Мне было все равно, кто дежурит
эту ночь.

В госпитале было теперь еще трое, кроме меня: тощий парень из Джорджии,
работник Красного Креста, больной малярией, славный парень из Нью-Йорка,
тоже тощий на вид, больной малярией и желтухой, и милейший парень, который
вздумал отвинтить колпачок от дистанционной трубки австрийского снаряда,
чтобы взять себе на память. Это был комбинированный шрапнельно-фугасный
снаряд, какими австрийцы пользовались а горах: шрапнель с дистанционной
трубкой двойного действия. [99]

Все сестры очень любили Кэтрин Баркли за то, что она без конца готова
была дежурить по ночам. Малярики не требовали много забот, а тот, который
отвинтил колпачок взрывателя, был с нами в дружбе и звонил ночью только при
крайней необходимости, и все свободное от работы время она проводила со
мной. Я очень любил ее, и она любила меня. Днем я спал, а когда мы не спали,
то писали друг другу записки и пересылали их через Фергюсон. Фергюсон была
славная девушка. Я ничего не знал о ней, кроме того, что у нее один брат в
пятьдесят второй дивизии, а другой - в Месопотамии и что она очень привязана
к Кэтрин Баркли.

- Придете к лам на свадьбу, Ферджи? - спросил я ее как-то.

- Вы никогда не женитесь.

- Женимся.

- Нет, не женитесь.

- Почему?

- Поссоритесь до свадьбы.

- Мы никогда не ссоримся.

- Еще успеете.

- Мы никогда не будем ссориться.

- Значит, умрете. Поссоритесь или умрете. Так всегда бывает. И никто не
женится.

Я протянул к ней руку.

- Не трогайте меня, - сказала она. - Я и не думаю плакать. Может быть, у
вас все обойдется. Только смотрите, как бы с ней чего-нибудь не случилось.
Если что-нибудь с ней случится из-за вас, я вас убью.

- Ничего с ней не случится.

- Ну, так смотрите. Надеюсь, что у вас все обойдется. Сейчас вам хорошо.

- Сейчас нам чудесно.

- Так вот, не ссорьтесь и чтобы с ней ничего не случилось.

- Ладно.

- Смотрите же. Я не желаю, чтоб она осталась с младенцем военного времени
на руках.

- Вы славная девушка, Ферджи.

- Ничего не славная. Не подлизывайтесь ко мне. Как ваша нога?

- Прекрасно. [100]

- А голова? - Она дотронулась пальцами до моей макушки. Ощущение было
такое, как если трогают затекшую ногу.

- Голова меня никогда не беспокоит.

- От такой шишки легко можно было остаться кретином. Совсем не беспокоит?

- Нет.

- Ваше счастье. Записка готова? Я иду вниз.

- Вот, возьмите, - сказал я.

- Вы должны попросить ее, чтоб она на время отказалась от ночных
дежурств. Она очень устает.

- Хорошо. Я ее попрошу.

- Я хотела подежурить ночь, но она мне не дает. Другие рады уступить свою
очередь. Можете дать ей немного отдохнуть.

- Хорошо.

- Мисс Ван-Кампен уже поговаривает о том, что вы всегда спите до полудня.

- Этого можно было ожидать.

- Хорошо бы вам настоять, чтоб она несколько ночей не дежурила.

- Я бы и сам хотел.

- Вовсе вы бы не хотели. Но если вы ее уговорите, я буду уважать вас.

- Я ее уговорю.

- Что-то не верится.

Она взяла записку и вышла. Я позвонил, и очень скоро вошла мисс Гэйдж.

- Что случилось?

- Я просто хотел поговорить с вами. Как по-вашему, не пора ли мисс Баркли
отдохнуть немного от ночных дежурств? У нее очень усталый вид. Почему она
так долго в ночной смене?

Мисс Гэйдж посмотрела на меня.

- Я ваш друг, - сказала она. - Ни к чему вам гак со мной разговаривать.

- Что вы хотите сказать?

- Не прикидывайтесь дурачком. Это все, что вам нужно было?

- Выпейте со мной вермуту.

- Хорошо. Но потом я сразу же уйду. - Она достала бутылку из шкафа и
поставила на столик стакан. [101]

- Вы берите стакан, - сказал я. - Я буду пить из бутылки.

- За ваше здоровье! - сказала мисс Гэйдж.

- Что там Ван-Кампен говорила насчет того, что я долго сплю по утрам?

- Просто скрипела на эту тему. Она называет вас "наш привилегированный
пациент".

- Ну ее к черту!

- Она не злая, - сказала мисс Гэйдж. - Просто она старая и с причудами.
Вы ей сразу не понравились.

- Это верно.

- А мне вы нравитесь. И я вам друг. Помните это.

- Вы на редкость славная девушка.

- Бросьте. Я знаю, кто, по-вашему, славный. Как нога?

- Прекрасно.

- Я принесу холодной минеральной воды и полью вам немного. Вероятно,
зудит под гипсом. Сегодня жарко.

- Вы славная.

- Сильно зудит?

- Нет. Все очень хорошо.

- Надо поправить мешки с песком. - Она нагнулась. - Я вам друг.

- Я это знаю.

- Нет, вы не знаете. Но когда-нибудь узнаете.

Кэтрин Баркли не дежурила три ночи, но потом она снова пришла. Было так,
будто каждый из нас уезжал в долгое путешествие и теперь мы встретились
снова.

Глава восемнадцатая

Нам чудесно жилось в то лето. Когда мне разрешили вставать, мы стали ездить в парк на прогулку. Я помню коляску, медленно переступающую лошадь, спину кучера впереди и его лакированный цилиндр, и Кэтрин Баркли рядом со мной на сиденье. Если наши руки соприкасались, хотя бы краешком ее рука
[102]
касалась моей, это нас волновало. Позднее, когда я уже мог передвигаться на костылях, мы ходили обедать к Биффи или в "Гран-Италиа" и выбирали столик снаружи, в Galleria. Официанты входили и выходили, и прохожие шли мимо, и на покрытых скатертями столах стояли свечи с абажурами, и вскоре нашим излюбленным местом стал "Гран-Италиа", и Жорж, метрдотель, всегда оставлял нам столик. Он был замечательный метрдотель, и мы предоставляли ему выбирать меню, пока мы сидели, глядя на прохожих, и на тонувшую в сумерках Galleria, и друг на друга. Мы пили сухое белое капри, стоявшее в ведерке со льдом; впрочем, мы перепробовали много других вин: фреза, барбера и сладкие белые вина. Из-за войны в ресторане не было .специального официанта для вин, и Жорж смущенно улыбался, когда я спрашивал такие вина, как фреза.

- Что можно сказать о стране, где делают вино, имеющее вкус клубники, -
сказал он.

- А чем плохо? - спросила Кэтрин. - Мне даже нравится.

- Попробуйте, леди, если вам угодно, - сказал Жорж. - Но позвольте мне
захватить бутылочку марго для tenente.

- Я тоже хочу попробовать, Жорж.

- Сэр, я бы вам не советовал. Оно и вкуса клубники не имеет.

- А вдруг? - сказала Кэтрин. - Это было бы просто замечательно.

- Я сейчас подам его, - сказал Жорж, - и когда желание леди будет
удовлетворено, я его уберу.

Вино было не из важных. Жорж был прав, оно не имело и вкуса клубники. Мы
снова перешли на капри. Один раз у меня не хватило денег, и Жорж одолжил мне
сто лир.

- Ничего, ничего, tenente, - сказал он. - Бывает со всяким. Я знаю, как
это бывает. Если вам или леди понадобятся деньги, у меня всегда найдутся.

После обеда мы шли по Galleria мимо других ресторанов и мимо магазинов со
спущенными железными шторами и останавливались у киоска, где продавались
сандвичи: сандвичи с ветчиной и латуком и сандвичи с анчоусами на крошечных
румяных булоч[103] ках, не длиннее указательного пальца. Мы брали их с
собой, чтоб съесть, когда проголодаемся ночью. Потом мы садились в открытую
коляску у выхода из Galleria против собора и возвращались в госпиталь.
Швейцар выходил на крыльцо госпиталя помочь мне управиться с костылями. Я
расплачивался с кучером, и мы ехали наверх в лифте. Кэтрин выходила в том
этаже, где жили сестры, а я поднимался выше и на костылях шел по коридору в
свою комнату; иногда я раздевался и ложился в постель, а иногда сидел на
балконе, положив ногу на стул, и следил за полетом ласточек над крышами, и
ждал Кэтрин. Когда она приходила наверх, было так, будто она вернулась из
далекого путешествия, и я шел на костылях по коридору вместе с нею, и нес
тазики, и дожидался у дверей или входил с нею вместе - смотря по тому, был
больной из наших друзей или нет, и когда она оканчивала все свои дела, мы
сидели на балконе моей комнаты. Потом я ложился в постель, и когда все уже
спали и она была уверена, что никто не позовет, она приходила ко мне. Я
любил распускать ее волосы, и она сидела на кровати, не шевелясь, только
иногда вдруг быстро наклонялась поцеловать меня, и я вынимал шпильки и клал
их на простыню, и узел на затылке едва держался, и я смотрел, как она сидит,
не шевелясь, и потом вынимал две последние шпильки, и волосы распускались
совсем, и она наклоняла голову, и они закрывали нас обоих, и было как будто
в палатке или за водопадом.