Чтение 41–й страницы книги ~Прощай, оружие!~

попробовать еще раз - здесь, в "Лирико".

- Очень жаль, что мне не удастся послушать.

- Вы страшно любезны. У вас что, серьезные неприятности?

- Не знаю.

- Если не хотите говорить, не надо. А почему вы здесь, а не на этом
треклятом фронте?

- Я решил, что с меня довольно.

- Молодец. Я всегда знал, что вы не лишены здравого смысла. Я могу вам
чем-нибудь помочь?

- Вы так заняты.

- Ничуть не бывало, дорогой Генри. Ничуть не бывало. Я буду рад
чем-нибудь заняться.

- Вы примерно моего роста. Не сходите ли вы купить для меня штатский
костюм? У меня есть костюмы, но они все в Риме.

- Да, ведь вы там жили раньше. Что за гнусное место! Как вы могли там
жить?

- Я хотел стать архитектором.

- Самое неподходящее для этого место. Не покупайте ничего. Я вам дам все,
что нужно. Я вас так разодену, что вы будете неотразимы. Идите вон туда, в
гардеробную. Там есть стенной шкаф. Берите все, что вам понравится. И ничего
вам не нужно покупать, дорогой мой.

- Я бы все-таки охотнее купил, Сим.

- Дорогой мой, мне гораздо легче отдать вам все, что я имею, чем идти за
покупками. У вас есть паспорт? Без паспорта вы далеко не уедете.

- Да. Мой старый паспорт при мне.

- Тогда одевайтесь, дорогой мой, и вперед, в добрую старую Гельвецию.
[210]

- Это все не так просто. Мне еще нужно в Стрезу.

- Чего же лучше, дорогой мой! А там в лодочку - и прямым сообщением на
другую сторону. Если б не мое пение, я поехал бы с вами. И поеду.

- Вы там можете перейти на тирольский фальцет.

- И перейду, дорогой мой. Хотя ведь я умею петь. В этом-то и странность.

- Головой ручаюсь, что вы умеете петь.

Он откинулся назад и закурил еще сигарету.

- Головой лучше не ручайтесь. Хотя все-таки я умею петь. Это очень
забавно, но я умею петь. Я люблю петь. Послушайте. - Он зарычал из
"Африканки"; шея его напружилась, жилы вздулись. - Я умею петь, - сказал он.
- А там как им угодно.

Я посмотрел в окно.

- Я пойду отпущу экипаж.

- Возвращайтесь скорее, дорогой мой, и сядем завтракать.

Он встал с постели, выпрямился, глубоко вдохнул воздух и начал делать
гимнастические упражнения. Я сошел вниз и расплатился с кучером.

Глава тридцать четвертая

В штатском я чувствовал себя как на маскараде. Я очень долго носил военную форму, и мне теперь не хватало ощущения подтянутости в одежде. Брюки словно болтались. Я взял в Милане билет до Стрезы. Я купил себе новую шляпу. Шляпу Сима я не мог надеть, но костюм был очень хороший. От него пахло табаком, и когда я сидел в купе и смотрел в окно, у меня было такое чувство, что моя новая шляпа очень новая, а костюм очень старый. Настроение у меня было тоскливое, как мокрый ломбардский ландшафт за окном. В купе сидели какие-то летчики, которые оценили меня не слишком высоко. Они избегали смотреть на меня и подчеркивали свое презрение к штатскому моего возраста. Я не чувствовал себя оскорбленным. В прежнее время я бы оскорбил их и затеял драку. Они сошли в Галларате, и я был рад, что
[211]
остался один. У меня была газета, но я не читал ее, потому что не хотел читать о войне. Я решил забыть про войну. Я заключил сепаратный мир. Я чувствовал себя отчаянно одиноким и был рад, когда поезд прибыл в Отрезу.

На вокзале я ожидал увидеть комиссионеров из отелей, но ни одного не
было. Сезон уже давно окончился, и поезд никто не встречал. Я вышел из
вагона со своим чемоданом, - это был чемодан Сима, очень легкий, потому что
в нем не было ничего, кроме двух сорочек, - и постоял на перроне под дождем,
пока поезд не тронулся. Я спросил у одного из вокзальных служащих, не знает
ли он, какие отели еще открыты. "Гранд-отель" был открыт, и
"Дез'иль-Борроме", и несколько маленьких отелей, которые не закрывались
круглый год. Я пошел под дождем к "Дез'иль-Борроме", с чемоданом в руке. Я
увидел проезжавший по улице экипаж и сделал знак кучеру. Лучше было приехать
в экипаже. Мы подкатили к подъезду большого отеля, и портье вышел навстречу
с зонтиком и был очень вежлив.

Я выбрал хороший номер. Он был большой и светлый, с видом на озеро. Над
озером низко нависли тучи, но я знал, что при солнечном свете оно очень
красиво. Я оказал, что ожидаю свою жену. В номере стояла большая двуспальная
кровать, letto matrimoniale (1), с атласным одеялом. Это был очень шикарный
отель. Я прошел по длинному коридору и потом по широкой лестнице спустился в
бар. Бармен был мой старый знакомый, и я сидел на высоком табурете и ел
соленый миндаль и хрустящий картофель. Мартини был холодный и чистый на
вкус.

- Что вы здесь делаете, in borghese? (2) - спросил бармен, смешивая мне
второй мартини.

- Я в отпуску. Получил отпуск для поправления здоровья.

- Здесь сейчас пусто. Не знаю, почему не закрывают отель.

- Как ваша рыбная ловля? ---------------------------------------(1)
Супружеское ложе (итал.). (2) В штатском (итал.). [212]

- Я поймал несколько великолепных форелей. В это время года часто
попадаются великолепные форели.

- Вы получили табак, который я вам послал?

- Да. А вы не получили моей открытки?

Я засмеялся. Мне не удалось достать ему этот табак. Речь шла об
американском трубочном табаке, но мои родные перестали посылать его, или его
где-нибудь задерживали. Во всяком случае, я его больше не получал.

- Я вам достану где-нибудь, - сказал я. - Скажите, вы не встречали в
городе двух молодых англичанок? Они приехали позавчера.

- У нас в отеле таких нет.

- Они сестры из военного госпиталя.

- Двух сестер милосердия я видел. Погодите минуту, я узнаю, где они
остановились.

- Одна из них - моя жена. Я приехал сюда, чтобы встретиться с ней.

- А другая - моя жена.

- Я не шучу.

- Простите за глупую шутку, - сказал он. - Я не понял.

Он вышел и довольно долго не возвращался. Я ел маслины, соленый миндаль и
хрустящий картофель и в зеркале позади стойки видел себя в штатском. Наконец
бармен вернулся.

- Они в маленьком отеле возле вокзала, - сказал он.

- А что, сандвичи у вас есть?

- Я сейчас позвоню. Тут, видите ли, ничего нет, потому что нет народу.

- У вас совсем пусто?

- Ну, кое-кто есть, конечно.

Принесли сандвичи, и я съел три штуки и выпил еще мартини. Никогда я не
пил ничего холоднее и чище. Вкус мартини вернул мне самочувствие
цивилизованного человека. Я слишком долго питался красным вином, хлебом,
сыром, скверным кофе и граппой. Я сидел на высоком табурете в приятном
окружении красного дерева, бронзы и зеркал и ни о чем не думал. Бармен задал
мне какой-то вопрос.

- Не надо говорить о войне, - сказал я. [213]

Война была где-то очень далеко. Может быть, никакой войны и не было.
Здесь не было войны. Я вдруг понял, что для меня она кончилась. Но у меня не
было чувства, что она действительно кончилась. У меня было такое чувство,
как у школьника, который сбежал с уроков и думает о том, что сейчас
происходит в школе.

Кэтрин и Эллен Фергюсон обедали, когда я пришел к ним в отель. Еще из
коридора я увидел их за столом. Кэтрин сидела почти спиной ко мне, и я видел
узел ее волос и часть щеки и ее чудесную шею и плечи. Фергюсон что-то
рассказывала. Она замолчала, когда я вошел.

- Господи! - сказала она.

- Здравствуйте! - сказал я.

- Как, это вы? - сказала Кэтрин. Ее лицо просветлело. Казалось, она
слишком счастлива, чтобы поверить. Я поцеловал ее. Кэтрин покраснела, и я
сел за их стол.

- Вот так история! - сказала Фергюсон. - Что вы тут делаете? Вы обедали?

- Нет.

Вошла девушка, подававшая к столу, и я сказал ей принести для меня
прибор. Кэтрин все время смотрела на меня счастливыми глазами.

- По какому это вы случаю в муфти? (1) - спросила Фергюсон.

- Я попал в Кабинет.

- Вы попали в какую-нибудь скверную историю.

- Развеселитесь, Ферджи. Развеселитесь немножко.

- Не очень-то весело глядеть на вас. Я знаю, в какую историю вы впутали
эту девушку. Вы для меня вовсе не веселое зрелище.

Кэтрин улыбнулась мне и тронула меня ногой под столом.

- Никто меня ни в какую историю не впутывал, Ферджи. Я сама впуталась.
---------------------------------------(1) Муфти - домашнее платье, которое
носят должностные лица вне службы (ост.-инд.). [214]

- Я его терпеть не могу, - сказала Фергюсон. - Он только погубил вас
своими коварными итальянскими штучками. Американцы еще хуже итальянцев.

- Зато шотландцы - нравственный народ, - сказала Кэтрин.

- Я вовсе не об этом говорю. Я говорю об его итальянском коварстве.

- Разве я коварный, Ферджи?

- Да. Вы хуже чем коварный. Вы настоящая змея. Змея в итальянском мундире
и плаще.

- Я уже снял итальянский мундир.

- Это только лишнее доказательство вашего коварства. Все лето вы играли в
любовь и сделали девушке ребенка, а теперь, вероятно, намерены улизнуть.

Я улыбнулся Кэтрин, и она улыбнулась мне.

- Мы оба намерены улизнуть, - сказала она.

- Вы друг друга стоите, - сказала Ферджи. - Мне стыдно за вас, Кэтрин
Баркли. У вас нет ни стыда, ни чести, и вы так же коварны, как он.