вероятности, столько, сколько нам потребуется, чтобы избавиться от Наполеона
Первого".- "И что же за этим последует?" - "Откуда же мне знать? В такие
моменты трудно предсказать, что случится на следующий день".- "Но если ваш
коллега господин Карно столь привержен Наполеону, вам будет, вероятно,
трудно отклонить эту комбинацию?" - "О, вы не знаете Карно! Чтобы отвлечь
его от этого, достаточно провозгласить правительство "французского народа".
Французский народ, подумайте только, что он скажет, услышав эти слова!" И
оба смеются: избранный республиканцами герцог Отрантский, высмеивающий
своего коллегу, и представитель роялистов. Они начинают понимать друг друга.
"Вы правы, так постепенно все и наладится,-возобновляет разговор барон
Витроль.- Но я надеюсь, что после Наполеона Второго и "французского народа"
вы вспомните, наконец, и о Бурбонах".- "Разумеется,- отвечает Фуше,- тогда
настанет очередь герцога Орлеанского".-"Как герцога Орлеанского? -
восклицает изумленный барон Витроль.- Неужели вы думаете, что король
согласится принять корону, которую столько раз выставляли на продажу и
предлагали всему свету?" Фуше молчит и улыбается.
небрежном разговоре Фуше открыл ему свои намерения. Он недвусмысленно дал
понять, что может начать чинить всевозможные препятствия, что вместо
Людовика XVIII могут либо провозгласить императором Наполеона Второго, либо
королем герцога Орлеанского, либо правительство французского народа, но что
лично он, Фуше, не склоняется ни к одному из этих возможных вариантов и
готов спокойно вычеркнуть все три в пользу Людовика XVIII, если... Что
кроется за этим "если", Фуше не высказал, но барон Витроль его понял - быть
может, по легкой улыбке или какому-либо жесту. Во всяком случае он внезапно
решает не уезжать, а остаться в Париже, у Фуше, конечно при условии, что он
сможет свободно переписываться с королем. Он ставит и другие условия: прежде
всего двадцать пять паспортов для его агентов, посылаемых в Гент, где
находится главная квартира короля. "Пятьдесят, сто, сколько пожелаете",-
отвечает весело настроенный министр полиции, входящий в республиканское
правительство, представителю противников республики. "И затем прошу вашего
разрешения один раз в день иметь с вами беседу".
- один раз утром, другой раз вечером". Теперь барон де Витроль может
спокойно оставаться в Париже и, ведя под крылышком герцога Отрантского
переговоры с королем, сообщить ему, что ворота Парижа для него открыты,
если... если Людовик XVIII готов принять герцога Отрантского в качестве
министра нового королевского правительства.
пост министра, чтобы таким способом открыть себе ворота Парижа, обычно
флегматичный Бурбон вскипел. "Никогда!" - заявляет он тем, кто хотел
включить в список это ненавистное имя. И действительно, какое нелепое
предложение: ввести в правительство убийцу короля, одного из тех, кто
подписал смертный приговор его родному брату, беглого священника, свирепого
атеиста и слугу Наполеона! "Никогда!"- кричит он вне себя от возмущения. Но
ведь из истории известно, что означают эти "никогда" в устах королей,
политиков и генералов: они почти всегда являются началом капитуляции. Разве
Париж не стоит мессы? Разве его королевские предки со времен Генриха IV не
приносили подобных sacrifici dell'inteletto, жертв ума и совести, ради
обладания властью?
Веллингтона и прежде всего Талейрана (ему, женатому епископу, нужно, чтобы
среди придворных был еще более дискредитированный человек) король начинает
понемногу колебаться. Все без исключения уверяют его, что только один
человек способен беспрепятственно открыть ему ворота Парижа: только Фуше!
Только этот человек, который, примыкая ко всем партиям и разделяя самые
различные мнения, является постоянным и самым лучшим стремянным всех
претендентов на корону, только он может предотвратить кровопролитие. Кроме
того, этот старый якобинец уже давно стал решительным консерватором,
раскаялся и прекрасным образом предал Наполеона. В конце концов король, дабы
облегчить свою совесть, исповедуется; говорят, что, воскликнув: "Мой бедный
брат, если бы ты мог видеть меня в эту минуту!" - он изъявил готовность
тайно принять Фуше в Нельи - тайно, ибо в Париже не должны догадываться, что
избранный народом вождь продает свою страну за пост министра, а претендент
на престол - свою честь за королевскую корону. Во мраке, в присутствии
одного только свидетеля, беглого епископа, тайно завершается этот
позорнейший в новой истории сговор между бывшим якобинцем и будущим королем.
Шекспира или Аретино: потомок Людовика Святого, король Людовик XVIII,
принимает одного из убийц своего брата, семикратного клятвопреступника Фуше,
министра времен Конвента, императора и республики, чтобы принять у него
присягу, восьмую присягу на верность. Талейран, бывший епископ, впоследствии
республиканец, а затем слуга императора, вводит своего сотоварища. Чтобы
лучше ступать, хромой Талейран кладет руку на плечо Фуше,- "порок,
опирающийся на предательство", по язвительному замечанию Шатобриана,- и
таким манером эти два атеиста, приспособленца, приближаются, словно братья,
к наследнику Людовика Святого. Сперва низкий поклон. Затем Талейран
принимает на себя неприятную обязанность представить королю в качестве
министра убийцу его брата. Преклонив колени перед "тираном" и "деспотом" для
принесения присяги, худощавый человек, став бледнее обычного, целует руку, в
которой течет та же кровь, что он однажды помог пролить, и присягает во имя
бога, чьи церкви он некогда разграбил и осквернил со своей шайкой в Лионе.
Это чрезмерно даже для Фуше.
все еще бледен и должен опереться на прихрамывающего Талейрана. Он не
произносит ни слова. Даже иронические замечания прожженного циника -
епископа, которому отслужить мессу все равно что сыграть в карты, не могут
вывести Фуше из смущения, и он продолжает хранить молчание. Ночью, увозя в
кармане подписанный королем декрет о своем назначении министром,
возвращается он в Тюильри к своим ничего не подозревающим коллегам, которых
он завтра разгонит, а послезавтра отправит в ссылку; должно быть, ему было
среди них слегка не по себе. Только что этот самый неверный из слуг был
свободен, но - сколь удивительны противоречия судьбы! - низменные души не
выносят свободы, они неизменно бегут от нее обратно в рабство. И вот Фуше,
вчера еще сильный и независимый, вновь унижается перед господином, вновь
приковывает себя к галере власти (воображая, что стоит у кормила судьбы). Но
скоро он будет носить и клеймо-знак своей галеры.
сговору, они занимают Тюильри и просто-напросто запирают двери перед
депутатами. Это дает удобный повод мнимо изумленному Фуше предложить своим
коллегам, в виде протеста против угрозы штыками, сложить с себя полномочия
правительства. Одураченные министры соглашаются на этот патетический жест.
Таким образом, как было сговорено, престол внезапно оказывается незанятым, и
в течение целого дня в Париже не существует никакого правительства. Людовику
XVIII достаточно приблизиться к воротам Парижа, и его восторженно принимают
как спасителя, окруженного шумным ликованием, которое подготовил за деньги
новый министр полиции. Отныне Франция опять королевство.
"Moniteur" они узнают, и за какую цену был куплен Фуше. И в эту минуту
глубоко порядочный, честный, ничем не запятнанный (а лишь несколько
ограниченный) Карно приходит в ярость. "Куда же мне теперь идти, предатель?"
- презрительно спрашивает он новоиспеченного королевского министра полиции.
последних термидорианцев, завершается удивительнейшая драма нового времени,
революция, и ее ослепительная фантасмагория-шествие Наполеона через мировую
историю. Эпоха героических авантюр угасла, начинается эпоха мирных буржуа.
-король Людовик XVIII в пышной парадной карете, запряженной белыми
иноходцами, снова въезжает в свой город Париж. Оказанный ему прием
великолепен. Фуше поработал на славу. Ликующие толпы окружают карету, над
домами реют белые флаги, тот же, у кого их не оказалось, наскоро привязав к
тростям носовые платки и скатерти, высунул их из окна. Вечером город
сверкает мириадами огней, женщины от избытка радости танцуют даже с
офицерами английских и прусских оккупационных войск. Не слышно ни одного
враждебного выкрика, и предусмотрительно вызванная жандармерия оказывается
излишней; да, Жозеф Фуше, новый министр полиции христианнейшего короля,
превосходно позаботился о своем новом суверене. В Тюильри, том самом дворце,
где еще месяц тому назад он почтительно называл себя вернейшим слугой
императора Наполеона, ожидает герцог Отрантский короля Людовика XVIII, брата
того "тирана", которому он двадцать два года тому назад в этом же доме вынес
смертный приговор. Теперь, однако, он низко и подобострастно склоняется
перед потомком Людовика Святого, подписываясь в своих письмах таким образом:
"С почтением наивернейший и наипреданнейший подданный вашего величества"
(буквально эти слова можно прочесть в дюжине докладов, собственноручно
написанных Фуше). Из всех сумасшедших прыжков его акробатического характера
это самый дерзкий, но он станет его последним сальтомортале на политической
арене. Поначалу, впрочем, кажется, что все отлично пойдет на лад. Пока
король недостаточно прочно сидит на троне, он не пренебрегает услугами
господина Фуше. Да к тому же он еще нуждается в этом Фигаро, который умеет
так блестяще жонглировать в любых положениях. Прежде всего Фуше нужен для
выборов, так как при дворе хотят обеспечить надежное большинство роялистов в
народном парламенте; "испытанного" республиканца и человека, вышедшего из