по недостатку пищи, суждено вскоре захиреть и погибнуть. Вероломное
нападение <культуртрегеров> одним ударом разрушило доброе согласие между
туземцами и моряками. Отныне патагонцы чуждаются обманщиков, а когда испанцы
однажды пускаются за ними в погоню с целью не то похитить, не то посетить
нескольких великанш - в этом месте рассказ Пигафетты удивительно сбивчив -
они отчаянно защищаются, и один из матросов расплачивается жизнью за эту
затею.
лишь несчастья. Ничто здесь не удается Магеллану, ни в чем ему нет счастья,
словно проклятье тяготеет над обагренным кровью берегом. <Только бы скорее
отсюда, только бы скорее назад> - стонет команда. <Дальше, дальше, вперед> -
мечтает Магеллан, и общее нетерпение растет, по мере того как дни становятся
длиннее. Едва только стихает ярость зимних бурь, как Магеллан уже делает
попытку двинуться вперед. Самое маленькое, самое быстроходное из всех своих
судов, <Сант-Яго>, управляемое надежным капитаном Серрано, он посылает на
разведки, словно голубя Ноева ковчега. Серрано поручено, плывя на юг,
обследовать все бухты и по истечении известного срока вернуться с
донесением. Быстро проходит время, и Магеллан беспокойно и нетерпеливо
начинает всматриваться в водную даль. Но не с моря приходит весть о судьбе
корабля, а с суши: однажды с одного из прибрежных холмов, пошатываясь и едва
держась на ногах, спускаются какие-то две странные фигуры; сначала моряки
принимают их за патагонцев и уже натягивают тетиву арбалетов. Но нагие,
полузамерзшие, изнуренные голодом, изможденные, одичалые люди-призраки
кричат им что-то по-испански - это два матроса с <Сант-Яго>. Они принесли
дурную весть: Серрано достиг было большой, изобилующей рыбой реки с широким
и удобным устьем, Рио де Санта-Крус, но во время дальнейших разведок судно
выбросило штормом на берег. Оно разбилось в щепы. За исключением одного
негра, вся команда спаслась и ждет помощи у Рио де Санта-Крус. Они вдвоем
решились добраться вдоль берега до залива Сан-Хулиан и в эти одиннадцать
страшных дней питались исключительно травой и кореньями.
в залив. Но что проку от людей - ведь погибло судно, быстроходное, лучше
других приспособленное для разведки! Это первая утрата, и, как всякая
утрата, понесенная здесь, на другом конце света, она невозместима. Наконец,
24 августа Магеллан велит готовиться к отплытию и, бросив последний взгляд
на двух оставленных на берегу мятежников, покидает бухту Сан-Хулиан, в душе,
вероятно, проклиная день, заставивший его, бросить здесь якорь. Одно из его
судов погибло, три капитана простились тут с жизнью, а главное - целый год
ушел безвозвратно, и ничего еще не сделано, ничего не найдено, ничего не
достигнуто.
единственными, когда он, столь непоколебимо веривший в свое дело, втайне пал
духом. Уже одно то, что при отплытии из залива Сан-Хулиан он с деланой
твердостью заявляет о своем решении следовать, если понадобится, вдоль
Патагонского побережья даже до семьдесят пятого градуса южной широты и,
только если и тогда соединяющий два океана пролив не будет найден, избрать
обычный путь, мимо мыса Доброй Надежды - уже одни эти оговорки <если
понадобится> и <быть может> выдают его неуверенность. Впервые Магеллан
обеспечивает себе возможность отступления, впервые признается своим
офицерам, что искомый пролив, быть может, вовсе и не существует или же
находится в арктических водах. Он явно утратил внутреннюю убежденность, и
вдохновенное предчувствие, заставившее его устремиться на поиски paso,
теперь, в решающую минуту, оставляет его. Вряд ли история когда-либо
измышляла более издевательское, более нелепое положение, чем то, в котором
очутился Магеллан, когда после двухдневного плавания ему снова пришлось
остановиться, на этот раз у открытого капитаном Серрано устья реки
Санта-Крус, и снова предписать судам два месяца зимней спячки. Ибо с точки
зрения современных, более точных географических данных решение это
совершенно бессмысленно.
заблуждение туманными и, вдобавок, неверными сообщениями, который поставил
целью всей своей жизни найти водный путь из Атлантического океана в Тихий и,
таким образом, впервые совершить кругосветное плавание. Благодаря своей
демонической воле он сокрушил противодействие материи, он нашел помощников
для осуществления своего, почти невыполнимого, плана; покоряющей силой
своего замысла он побудил чужого монарха доверить ему флотилию и
благополучно провел эту флотилию вдоль побережья Южной Америки до мест,
которых ранее не достигал еще ни один мореплаватель. Он совладал с морской
стихией и с мятежом. Никакие препятствия, никакие разочарования не могли
сокрушить его фантастическую веру в то, что он находится уже совсем близко
от этого paso, от этой цели всех своих стремлений. И вот внезапно, перед
самой победой, подернулся туманом вещий взор этого вдохновенного человека.
Словно боги, невзлюбившие его, намеренно надели ему на глаза повязку. Ибо в
тот день - 26 августа 1520 года - когда Магеллан приказывает флотилии снова
лечь в дрейф на целых два месяца, он в сущности уже у цели. Только на два
градуса широты нужно ему еще продвинуться к югу, только два дня пробыть в
пути после трехсот с лишним дней плавания, только несколько миль пройти
после того, как он уже оставил их за собою тысячи - и его смятенная душа
преисполнилась бы ликования. Но - злая насмешка судьбы! Несчастный не знает
и не чувствует, как он близок к цели. В продолжение двух тоскливых месяцев,
полных забот и сомнений, ждет он весны, ждет близ устья реки Санта-Крус, у
пустынного, забытого людьми берега, уподобляясь человеку, в лютую метель
остановившемуся, коченея от холода, у самых дверей своей хижины и не
подозревающему, что стоит ему ощупью сделать один только шаг - и он спасен.
Два месяца, два долгих месяца проводит Магеллан в этой пустыне, терзаясь
мыслью, найдет ли он ра s о или нет, а всего в двух сутках пути его ждет
пролив, который будет славить в веках его имя. До последней минуты человека,
решившего, подобно Прометею, похитить у Земли ее сокровенную тайну, будет
хищными когтями терзать жестокое сомнение.
только то блаженство, которое взметнулось вверх из предельных глубин
отчаяния. 18 октября 1520 года, после двух месяцев унылого и ненужного
ожидания, Магеллан отдает приказ сняться с якоря. Отслуживается
торжественная обедня, команда причащается, и корабли на всех парусах
устремляются к югу. Ветер снова яростно противоборствует им, пядь за пядью
отвоевывают они у враждебной стихии.
неприветливо простирается перед ними необитаемый берег: песок и голые скалы,
голые скалы и песок... На третий день плавания, 21 октября 1520 года,
впереди, наконец, обрисовывается какой-то мыс; у необычайно извилистого
берега высятся белые скалы, а за этим выступом, в честь великомучениц,
память которых праздновалась в тот день, названным Магелланом
мрачными водами. Суда подходят ближе. Своеобразный, суровый и величественный
ландшафт! Обрывистые холмы с причудливыми, ломаными очертаниями, а вдали -
уже более года невиданное зрелище! - горы с покрытыми снегом вершинами. Но
как безжизненно все вокруг! Ни одного человеческого существа, кое-где редкие
деревья да кусты, и только неумолчный вой и свист ветра нарушает мертвую
тишину этой призрачно пустынной бухты. Угрюмо вглядываются матросы в темные
глубины. Нелепостью кажется им предположение, что этот стиснутый горами,
мрачный, как воды подземного царства, путь может привести к зеленому
побережью или даже к Mar del Sur - к светлому, солнечному Южному морю.
Кормчие в один голос утверждают, что этот глубокий выем - не что иное, как
фьорд, такой же, какими изобилуют северные страны, и что исследовать эту
закрытую бухту лотом или бороздить ее во всех направлениях - напрасный труд,
бесцельная трата времени. И без того уж слишком много недель потрачено на
исследование всех этих патагонских бухт, а ведь ни в одной из них не нашелся
выход в желанный пролив. Довольно уже проволочек! Скорее вперед, а если
estrecho54 вскоре не покажется, надо воспользоваться
благоприятным временем года и вернуться на родину - или же, обычным путем
огибая мыс Доброй Надежды, проникнуть в Индийское море.
неведомого пути, приказывает избороздить вдоль и поперек и эту странную
бухту. Без усердия выполняется его приказ: куда охотнее они направились бы
дальше, ведь все они <думали и говорили, что это замкнутая со всех сторон
бухта> (
и <Виктория>, чтобы обследовать прилегающую к открытому морю часть залива.
Двум другим - <Сан-Антонио> и <Консепсьон> - дан приказ: как можно дальше
проникнуть вглубь бухты, но возвратиться не позднее, чем через пять дней.
Время теперь стало дорого, да и провиант подходит к концу. Магеллан уже не в
состоянии дать две недели сроку, как раньше, возле устья Ла-Платы. Пять дней
на рекогносцировку - последняя ставка, все, чем он еще может рискнуть для
этой последней попытки.
- <Тринидад> и <Виктория> - начинают кружить по передней части бухты,
дожидаясь, пока <Сан-Антонио> и <Консепсьон> вернутся с разведки. Но вся
природа, словно возмущаясь тем, что у нее хотят вырвать ее последнюю тайну,
еще раз оказывает отчаянное сопротивление. Ветер крепчает, переходит в бурю,
затем в неистовый ураган, часто свирепствующий в этих краях. На старинных
испанских картах можно видеть предостерегающую надпись:
вспенивается в беспорядочном, диком вихре, первым же шквалом все якоря
срывает с цепей; беззащитные корабли с убранными парусами преданы во власть
стихии. Счастье еще, что неослабевающий вихрь не гонит их на прибрежные
скалы. Сутки, двое суток длится это страшное бедствие. Но не о собственной
участи тревожится Магеллан: оба его корабля, хотя буря треплет и швыряет их,
все же находятся в открытой части залива, где их можно удерживать на
некотором расстоянии от берега. Но те два - <Сан-Антонио> и <Консепсьон>!
Они захвачены бурей во внутренней части бухты, грозный ураган налетел на них
в теснине, в узком проходе, где нет возможности ни лавировать, ни бросить
Роллинс Джеймс
Соломатина Татьяна
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Куликов Роман