в окно, и медленно направился к дверям. Тут он быстро повернул голову,
как будто что-то забыл, - и поймал внимательный взгляд, устремленный на
него.
мальчика за руку, мимоходом перелистала журналы, показала сыну несколько
картинок. Но когда барон подошел к столу, как будто для того, чтобы
взять журнал, а на самом деле, чтобы заглянуть поглубже в ее влажно
блестевшие глаза, может быть даже завязать разговор, - она отвернулась,
похлопала мальчика по плечу и, проговорив: "Viens, Edgar! Au lit" [2],
спокойно прошла мимо него. Барон не без досады посмотрел ей вслед. Он
собственно рассчитывал познакомиться в этот же вечер, и ее решительный
уход разочаровал его. Но в конце концов в этом сопротивлении была своя
прелесть, и как раз неуверенность в успехе подзадоривала его. Так или
иначе - он нашел партнера; можно начинать игру.
накомки в оживленной беседе с двумя мальчиками-лифтерами: он показывал
им картинки в книге Карла Мэя. Его матери не было; вероятно, она была
еще занята своим туалетом. Теперь только барон обратил внимание на ре-
бенка. Это был застенчивый, физически плохо развитый, нервный мальчуган
лет двенадцати, с порывистыми движениями и темными, беспокойными глаза-
ми. Как многие дети в этом возрасте, он казался чем-то напуганным, слов-
но его только что разбудили и привели в чужое место. Он был миловиден,
но черты его еще не определились, борьба между детством и зрелостью,
по-видимому, только начиналась; все было лишь намечено, ни одна линия не
завершена в его болезненно бледном, нервном лице. К тому же, как всегда
в этом неблагодарном возрасте, когда детям все не в впору, а тщеславие
еще не понуждает их следить за своей наружностью, костюм на нем сидел
плохо, рукава и брюки болтались на слишком худых руках и ногах.
впечатление. В сущности он всем мешал. То отстранит его портье, к кото-
рому он приставал со всякими расспросами, то оттолкнет кто-нибудь от
двери. По-видимому, ему не с кем было поговорить. Детская потребность в
болтовне побуждала его искать собеседников среди служащих отеля; те от-
вечали ему, когда у них было время, и тотчас обрывали разговор, как
только показывался кто-нибудь из взрослых или срочная работа отзывала
их. Барон, улыбаясь, участливо наблюдал бедного мальчика, который на все
смотрел с таким любопытством и от которого все неприветливо отворачива-
лись. Один раз он поймал устремленный на него любопытный взгляд, но чер-
ные глаза сейчас же испуганно метнулись в сторону и спрятались за опу-
щенными веками. Это показалось барону забавным; мальчик заинтересовал
его, и он подумал, не может ли этот ребенок, пугливость которого объяс-
няется, вероятно, только застенчивостью, послужить посредником для ско-
рейшего знакомства. Во всяком случае надо попытаться. Он пошел за
мальчуганом, который только что выскочил во двор и, обуреваемый желанием
приласкаться, погладил розовые ноздри белой лошадки; но и здесь - ему
положительно не везло - кучер довольно грубо отогнал его. Обиженный и
скучающий, он бродил по двору, и взгляд у него был пустой и немного
грустный. Тут-то барой и заговорил с ним.
ясь произнести эти слова самым простым и веселым тоном.
пуге, он прижал руку к груди и застенчиво переминался с ноги на ногу.
Никогда еще с ним не заговаривал чужой человек.
вольно скучно - особенно для такого молодого человека, как ты. Что же ты
делаешь целый день?
Ведь до сих пор его никто знать не хотел, - неужели этот нарядный госпо-
дин вправду хочет с ним поговорить? Эта мысль внушала ему одновременно и
робость и гордость. Наконец, он собрался с духом.
здесь поправиться, я был болен. Доктор сказал, что я должен много сидеть
на солнце.
сенной болезнью: они знают, что страх за них удваивает внимание к ним в
семье.
зачем ты сидишь здесь целый день? В твоем возрасте нужно больше бегать,
шалить и даже поозорничать немного. Мне кажется, ты слишком благонравен,
ты такой комнатный, с этой толстой книгой подмышкой. Помню, каким я был
сорванцом в твои годы! Каждый вечер приходил домой в рваных штанах. Не
надо быть слишком смирным!
это казалось ему слишком смелым, слишком дерзким по отношению к этому
славному незнакомцу, который так ласково разговаривал с ним. Он никогда
не был бойким, всегда легко конфузился, а сейчас от радости и смущения
пришел в полное замешательство. Ему очень хотелось продолжать беседу, но
он ничего не мог придумать. К счастью, явился большой желтый сенбернар
отеля, обнюхал их обоих и позволил себя погладить.
бушкиной вилле, собака целый день со мной. Но это только летом, когда мы
там гостим.
мальчиком, я подарю тебе одну из них. Коричневого щенка с белыми ушами.
Хочешь?
вым сомнением:
ней слишком много хлопот.
риться этому чужому человеку. Ответ последовал осторожный:
воляет. Может быть, она даже позволит мне взять собаку.
наверное, позволит. А какая ваша собака? У нее белые уши, да? Она умеет
носить поноску?
мальчугана разгорались глаза. Сразу исчезла застенчивость, и горячность,
до сих пор сдерживаемая страхом, прорвалась наружу. Боязливый, запуган-
ный ребенок с быстротой молнии преобразился в резвого шалуна. "Если бы у
его матери за сдержанностью скрывалась такая же страстность!" - невольно
подумал барон Но мальчик уже засыпал его вопросами:
опьяненный тем, что кто-то неожиданно отнесся к нему столь дружелюбно.
Барон сам удивлялся своему быстрому успеху и решил ковать железо пока
горячо. Он предложил мальчику пойти погулять, и бедный ребенок, изголо-
давшийся за долгие недели по обществу, был в полном восторге. Он беспеч-
но выбалтывал то, на что его наводил новый друг при помощи безобидных,
как бы случайных, вопросов. Вскоре барон уже узнал все о его семье: что
Эдгар - единственный сын венского адвоката, принадлежащего, видимо, к
состоятельной еврейской буржуазии, что мать не в восторге от пребывания
в Земмеринге и жалуется на отсутствие приятного общества; из уклончивого
ответа Эдгара на вопрос, очень ли мама любит папу, он уловил, что здесь
дело обстоит не вполне благополучно. Ему было почти стыдно той легкости,
с какой он выпытал у доверчивого мальчика все эти маленькие семейные
тайны.
зывал новому другу свою откровенность. Барон обнимал его за плечи, и Эд-
гар, от мысли, что все могут видеть его в дружеской беседе со взрослым,
мало-помалу забыл о разнице в годах и болтал свободно и непринужденно,
как со своим сверстником. Эдгар был, судя по всему, очень умен, не по
возрасту развит, как почти все болезненные дети, которые проводят больше
времени со взрослыми, чем с товарищами в школе, и отличался необычайно
обостренным чувством любви или ненависти. Ни к чему у него не было спо-
койного отношения; о каждом человеке, о каждом предмете он говорил либо
восторженно, либо с таким отвращением, что лицо его перекашивалось и
становилось злым и некрасивым. В горячности, с какой он говорил, было
что-то необузданное, порывистое; быть может, в этом сказывались пос-
ледствия недавно перенесенной болезни; казалось, что его угловатость не
что иное, как с трудом подавляемый страх перед собственной страстностью.
валось на то, чтобы завладеть этим пылким, беспокойно бьющимся сердцем.
Так бесконечно легко обманывать детей, эти простодушные создания, любви
которых так редко добиваются. Ему стоило только перенестись в прошлое -
и он так естественно и непринужденно вошел в тон детской болтовни, что
мальчику казалось, будто он разговаривает с равным, и уже через нес-
колько минут от его робости не осталось и следа. Он был счастлив, что
здесь, в этом пустынном месте, неожиданно нашел друга - и какого друга!
Посняков Андрей
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Каргалов Вадим