вот однажды за столом вспыхнул жаркий спор, грозивший кончиться настоя-
щей ссорой со злобными выпадами и даже оскорблениями. Большинство людей
не отличается богатым воображением. То, что происходит где-то далеко, не
задевает их чувств, едва их трогает; но стоит даже ничтожному происшест-
вию произойти у них на глазах, ощутимо близко, как разгораются страсти.
В таких случаях люди как бы возмещают обычное свое равнодушие необуздан-
ной и излишней горячностью.
talk [11], мирно перекидывались легкими шутками и, встав из-за стола,
тотчас расходились в разные стороны: немецкая чета отправлялась с фото-
аппаратом на прогулку, добродушный датчанин - к своим скучным удочкам,
английская леди - к своим книгам, супруги-итальянцы спешили в Монте-Кар-
ло, а я бездельничал, развалившись в плетеном кресле, или садился за ра-
боту. Но на этот раз мы сцепились в бурной перепалке, и если кто-нибудь
внезапно вскакивал, то не для того, чтобы вежливо откланяться, а в пылу
спора, который, как я уже сказал, принял под конец самый ожесточенный
характер.
тельно было из ряда вон выходящим. Пансион, где жили мы семеро, произво-
дил впечатление частной виллы, и какой чудесный вид открывался из наших
окон на прибрежные скалы! На самом же деле он был только частью большой
гостиницы "Палас-отель" и соединялся с ней садом, так что мы, хотя и жи-
ли особняком, находились в постоянном общении с обитателями отеля. Так
вот в этом отеле накануне разыгрался крупный скандал. С дневным поездом
в двенадцать двадцать (необходимо точно указать время, ибо оно важно для
происшествия и играло роль в нашем жарком споре) прибыл молодой француз
и занял комнату с видом на море; уже одно это - говорило о том, что он
человек со средствами. Он обратил на себя внимание не только своей эле-
гантностью, но прежде всего необычайно привлекательной внешностью: удли-
ненное женственное лицо, шелковистые светлые усы над чувственными губа-
ми, мягкие, волнистые каштановые волосы с кудрявой прядью, падавшей на
белый лоб, бархатные глаза - все в нем было красиво какой-то мягкой
вкрадчивой красотой. Держался он предупредительно и любезно, но без вся-
кой нарочитости и жеманства. Если он и напоминал на первый взгляд те
раскрашенные восковые манекены, которые, с щегольской тростью в руке,
гордо красуются в витринах модных магазинов как воплощенный идеал мужс-
кой красоты, то вблизи впечатление фатоватости рассеивалось, потому что
его неизменно приветливая любезность (редчайший случай!) была естествен-
ной и казалась врожденной. Скромно и вместе с тем сердечно приветствовал
он каждого, и было приятно смотреть, как на каждом шагу просто и непри-
нужденно проявлялись его изящество и благовоспитанность. Он спешил по-
дать пальто даме, направляющейся в гардероб, для каждого ребенка нахо-
дился у него ласковый взгляд или шутка, был он обходителен, но без ма-
лейшей развязности; короче говоря, это был, видимо, один из тех счаст-
ливцев, которым уверенность, что всех пленяет их ясное лицо и юношеское
обаяние, придает еще большую привлекательность. На людей пожилых и бо-
лезненных, а их здесь было большинство, его присутствие влияло благот-
ворно. Своей свежестью, жизнерадостностью, победной улыбкой юности, ко-
торая свойственна неотразимо обаятельным людям, он сразу же завоевал
всеобщую симпатию.
толстенького благодушного фабриканта из Лиона - двенадцатилетней Аннет и
тринадцатилетней Бланш, а их мать, хрупкая, изящная, сдержанная мадам
Анриэт, с легкой улыбкой наблюдала, как ее неоперившиеся птенчики бес-
сознательно кокетничают с молодым незнакомцем. Вечером он около часа
смотрел, как мы играем в шахматы, рассказал несколько забавных анекдо-
тов, долго прогуливался по набережной с мадам Анриэт, - муж ее, как
всегда, играл в домино со своим приятелем, фабрикантом из Намюра, - а
поздно вечером я застал его в полутемной конторе отеля за интимной бесе-
дой с секретаршей. На следующее утро он сопровождал датчанина на рыбную
ловлю, обнаружив при этом поразительные познания, затем долго беседовал
с лионским фабрикантом о политике и, видимо, также показал себя интерес-
ным собеседником, ибо сквозь шум прибоя слышался раскатистый хохот толс-
тяка фабриканта. После обеда (я намеренно, для ясности, так подробно со-
общаю о его времяпрепровождении) он опять просидел около часа с мадам
Анриэт в саду, за черным кофе, потом играл в теннис с ее дочерьми, бесе-
довал в вестибюле отеля с немецкой четой. В шесть, часов я пошел на вок-
зал отправить письмо и вдруг увидел его. Он поспешил мне навстречу и,
как бы извиняясь, сказал, что его неожиданно вызвали, но через два дня
он вернется. За ужином он действительно отсутствовал, но только физичес-
ки, так как за всеми столиками только и говорили что о нем, и все пре-
возносили его приятный, веселый нрав.
вая книгу, - вдруг в открытое окно, выходившее в сад, донеслись крики,
взволнованные возгласы, и в отеле поднялась какая-то суматоха. Скорее
обеспокоенный, чем подстрекаемый любопытством, я тотчас же спустился в
сад и прошел пятьдесят шагов, отделявших нашу виллу от отеля; там я зас-
тал гостей и прислугу в необычайном волнении. Мадам Анриэт не вернулась
с прогулки на берегу, которую она совершала каждый вечер, пока ее суп-
руг, по заведенному порядку, играл в домино со своим приятелем. Опаса-
лись несчастного случая. Словно буйвол, метался по берегу этот обычно
медлительный, грузный человек, и когда он кричал во тьму: "Анриэт! Анри-
эт!" - в его срывающемся от волнения голосе было что-то первобытное и
страшное, напоминающее рев раненного насмерть огромного зверя. Кельнеры
и мальчики-бои носились вверх и вниз по лестнице; разбудили всех живущих
в отеле, позвонили в полицию. А толстый человек в расстегнутом жилете
кидался во все стороны и бессмысленно выкрикивал в темноту: "Анриэт! Ан-
риэт!" Проснулись девочки и, стоя у окна в ночных рубашках, звали мать.
Отец поспешил наверх, чтобы их успокоить.
минуты чрезмерного душевного напряжения во всем облике человека столько
трагизма, что не передать ни пером, ни кистью. Толстяк спустился по сто-
нущим под его тяжестью ступеням с изменившимся, бесконечно усталым и
вместе с тем гневным выражением лица. В руке он держал письмо. - Верните
всех, - сказал он управляющему еле слышным голосом. - Верните людей, ни-
чего не нужно. Жена ушла от меня.
кой выдержки, не показать своего горя перед столпившимися вокруг людьми,
которые с любопытством на него глазели, а потом, испуганные, смущенные,
пристыженные, от него отвернулись. Собрав последние силы, он прошел, ни
на кого не глядя, в читальню и потушил там свет; потом мы услышали, как
его тучное, грузное тело с глухим стуком опустилось в кресло, и до нас
донеслись громкие, отчаянные рыдания, - так мог плакать только человек,
никогда в жизни не плакавший. И это стихийное горе потрясло нас всех,
даже самого ничтожного из нас. Ни один кельнер, никто из привлеченных
любопытством гостей не осмелился улыбнуться или проронить слово соболез-
нования. Безмолвно, один за другим, словно пристыженные этим сокруши-
тельным взрывом чувства, прокрались мы в свои комнаты, а там, в темной
читальне, наедине с самим собой, всхлипывал этот убитый горем человек,
пока один за другим гасли огни в доме, полном шепотов, шорохов и вздо-
хов.
нас на глазах, сильно взволновало людей, привыкших к однообразному и
беззаботному времяпрепровождению. Но хотя причиной тех ожесточенных сты-
чек, которые возникли за нашим столом и чуть не привели к взаимным ос-
корблениям действием, и явился этот удивительный случай, суть спора была
в глубоких разногласиях, в столкновении противоположных взглядов на
жизнь. Благодаря нескромности горничной, прочитавшей письмо, которое
супруг, не помня себя, в бессильном гневе скомкал и швырнул на пол, ста-
ло известно, что мадам Анриэт уехала не одна, а сговорившись с молодым
французом (симпатии к которому у большинства теперь быстро убывали).
мадам Бовари бросила своего толстого провинциала мужа ради элегантного
молодого красавца. Но все в доме были сбиты с толку и возмущены извести-
ем, что ни фабрикант, ни его дочери, ни даже сама мадам Анриэт никогда
раньше не видели этого ловеласа, и, следовательно, достаточно было двух-
часовой вечерней прогулки по набережной и одного часа за черным кофе в
саду, чтобы побудить тридцатитрехлетнюю порядочную женщину на другой же
день бросить мужа и двоих детей и последовать очертя голову за совершен-
но незнакомым человеком. Этот, казалось, бы, очевидный факт был единог-
ласно отвергнут нашим застольным кружком; все усмотрели здесь веро-
ломство и хитрый маневр любовников: само собой разумеется, мадам Анриэт
уже давно находилась в тайной связи с молодым человеком, и этот сердцеед
явился сюда лишь для того, чтобы окончательно условиться о побеге. Со-
вершенно невозможно, утверждали все, чтобы честная женщина после трехча-
сового знакомства вдруг сбежала по первому зову. Развлечения ради я на-
чал спорить и энергично защищал возможность и даже вероятность такого
внезапного решения у женщины, которая, томясь в долголетнем скучном суп-
ружестве, в душе готова уступить первому смелому натиску, Мои неожидан-
ные возражения подлили масла в огонь, и спор сразу стал всеобщим; осо-
бенно разгорелись страсти, когда обе супружеские пары, как немецкая, так
и итальянская, с прямо-таки оскорбительным презрением принялись отрицать
coup de foudre [12] как нелепость и пошлую романтическую выдумку.
до пудинга. За табльдотом остроумны только заправские остряки, а доводы,
к которым прибегают в пылу случайного застольного спора, большей частью
банальны и приводятся наспех, наобум. Трудно также объяснить, почему наш
спор так быстро принял столь язвительный оборот, - думается, тут сыграло
роль невольное желание обоих супругов исключить возможность такого лег-
Акунин Борис
Шилова Юлия
Белов Вольф
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Орлов Алекс