теперь, конечно, это бросил. - Козлы виновато посмотрели на свои копыта. -
Но кое-что я подкопил и охотно внесу свой вклад в "Старый корабль", если наш
друг позволит повести торговлю, как я это понимаю. Особенно если он немного
расширит помещение. Ха-ха! Наш дорогой доктор...
в суде!
убытка не будет. У меня один потребитель, у вас другой. Поговорим как делец
с дельцом.
построил эту деревню, я слежу за ее здоровьем, я встаю раньше всех, пекусь о
людях, а вы все губите, чтобы продавать ваше гнусное пиво! И еще зовете меня
дорогим! Я вам не друг!
продаете...
скрыли от Пэмпа особую повадку полицейских. Единственным исключением был
длинный, тощий человек, который, сняв шлем, оказался Дж. Ливсоном. Он
подошел к невысокому старому миллионеру; тот сразу узнал его и пожал ему
руку, и они посовещались, глядя в какие-то бумаги. Потом доктор Мидоус
откашлялся и сказал толпе:
свойственной ему быстротой действий, передает во все важные места, в том
числе - в это, необычайно справедливую поправку, которая как раз подходит к
случаю.
тюремному заключению всякий, кто продает спиртные напитки, не известив
полицию за три дня. Вывеска ему не поможет.
или попробуем убежать?
бездну неба, словно, подобно Шелли, ожидал вдохновения от чистых облаков и
совершенных красок.
доктор был слишком упоен победой и ничего не понял.
парламентского акта. - Точные слова.
Дэлрой. - Я ничего не продавал,
платили? Я - филантроп, как доктор Ми-доус. Я его образ и подобие.
растерян, ко второму вернулись прежние страхи.
облокотившись о жестянку, - и буду раздавать даром мой дивный напиток всем
желающим. Насколько я понял, таких напитков здесь нет. Я уверен, что никто
не воспротивится столь законным и высоконравственным действиям.
филантроп, и даже не темноволосый секретарь, выражавший протест молчаливо.
Новый вид благотворительности особенно рассердил бывшего пивовара.
Крыжовенные глаза чуть не вылезли из орбит, и слова сорвались с уст раньше,
чем он подумал, стоит ли их произносить:
обернулся к нему проворно, как змея.
чуть не лопнул от злости. Козлы смотрели в землю, как и подобает, по мнению
римского поэта, низшим животным. Человек, то есть Патрик Дэлрой, если вольно
продолжить цитату, смотрел в родные небеса.
двух грязных оборванцев, значит - конец. Какого черта я плачу налог...
конец, слава Богу. Это из-за таких, как вы, от кабаков разило отравой, и
даже порядочные люди перестали туда ходить. Вы хуже трезвенника, ибо
филантроп, идеалист и гонитель кабаков, разрешите сообщить вам один научный
факт. Вас не уважают. Вас боятся. С чего бы мне и им уважать вас? Да, вы
построили это селенье и встаете рано. Стоит ли уважать вас за разборчивость
в пище и за то, что ваш бедный старый желудок долговечней, чем сердца
хороших людей? Вам ли быть божеством этой долины, если бог ваш - чрево, и вы
даже не любите, а боитесь его? Идите, помолитесь ибо все мы умрем. Почитайте
Писание, как читали в своем немецком доме, когда и вы искали там истины, а
не ошибок. Боюсь, сам я нечасто его читаю, но кое-что помню в добром старом
переводе Маллигена и этими словами напутствую вас. "Если Господь не созиждет
дома, - и он так широко и так естественно взмахнул рукой, что деревья стали
на мгновение пестрой картонной игрушкой у ног великана, - если Господь не
созиждет дома, напрасно трудится строящий; если Господь не охранит города,
напрасно бодрствует страж". Попробуйте понять, что это значит, забыв об
ученых спорах. А нам с тобою, Хэмп, пора ехать. Я устал от зеленой черепицы.
Эй, лейте полней! - И он швырнул бочонок на сиденье. - Эй, лейте полней,
наливайте полней! - И он швырнул жестянку.
горного, без моего молока!
преследования, когда решили отдохнуть. Здесь еще текла прекрасная река; и
Патрик попросил остановиться у пышного папоротника, нарядных берез и
сверкающей воды.
химика? Какой яд он подмешивает?
в фешенебельном квартале, но лицо выражало больше того, чего ожидают от
преуспевающего аптекаря. Лицо было странное, не по возрасту древнее, похожее
на пергамент, и при всем этом умное, тонкое, решительное. Умной была и речь,
когда он нарушал молчание, ибо он много повидал и много мог порассказать о
странных и даже страшных секретах своего ремесла, так что собеседник видел,
как курятся восточные зелья, и узнавал состав ядов, которые приготовляли
аптекари Возрождения. Нечего и говорить, что сам он пользовался прекрасной
репутацией, иначе к его услугам не прибегали бы такие почтенные и знатные
семьи; но ему нравилось погружаться мыслью в те дни и страны, где фармакопея
граничит с магией, если не с преступлением. Поэтому случалось, что люди,
убежденные в его невинности и пользе, уходили от него в туман и тьму,
наслушавшись рассказов о гашише и отравленных розах, и никак не могли
побороть ощущения, что алые и желтые шары, мерцающие в окнах аптеки,
наполнены кровью и серой, а в ней самой пахнет колдовством.
считать скляночки подкрепляющего снадобья. Ливсон увидел друга в окно, а тот
немало
спросил скляночку, хотя он и впрямь глядел устало и нуждался в подкреплении.
самое, ушли. Полиция не решилась схватить их. Даже старик Мидоус испугался,
что это незаконно. Надоело, честное слово! Куда вы идете?
быть лорд Айвивуд, он показывает картины пророку. Я не считаю себя знатоком,
но слышал, что они удачны.
вспомнил про аптекаря и резво спросил:
свое время?
солнце, как сияло оно вчера над белой обителью миролюбия, и было приятно
идти вдоль красивых домов и мимо тонких деревьев, глядящихся в реку. Картины
нашли пристанище в маленькой, но знаменитой галерее, а галерея располагалась
в довольно причудливом здании, откуда спускались ступени к самой Темзе. По
сторонам пестрели клумбы, а наверху, перед византийским входом, стоял
небезызвестный Мисисра в пышных одеждах и широко улыбался. Но даже этот
восточный цветок не ободрил печального Ливсона.
их одобрил.
молчал.
Картина-идол, друзья мои. Смотрите.-И он, обернувшись, торжественно указал
куда-то вглубь.-Смотрите, там нет картин. Я все разглядел и все принял. Ни
одного человека. Ни одного зверя. Никакого вреда; декорации красивы, как
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Витковский Евгений
Сертаков Виталий
Браун Дэн