лучшие ковры. Лорд Айвивуд очень рад, ибо я сказал ему, что ислам
про-грес-сирует. Раньше у нас разрешали изображать растения. Я их искал.
Здесь их нет.
Мисисра вещал с высоких ступеней улице и реке, и вежливо предложил пройти в
залы. Пророк и секретарь последовали за ним и попали в первый зал, где
находился Айвивуд. Он был единственной статуей, которой разрешали
поклоняться новые мусульмане.
беседовала с Дорианом, стараясь предотвратить семейную ссору, неизбежную
после случая в парламенте. По следующей зале бродила леди Джоан Брет. Мы не
вправе сказать, что она смиренно или пытливо вглядывалась в картины, но,
дабы не обижать всуе постфутуристов, сообщим, что ее точно так же утомлял
пол, по которому она ступала, и зонтик, который она держала в руке. И сзади,
и спереди, и сбоку медленно плыли люди ее круга. Это очень маленький круг,
но он достаточно велик и достаточно мал, чтобы править страной, утратившей
веру. Он суетен, как толпа, и замкнут, как тайное общество.
рассказал, как преступники поки
только при слугах. Оно по-прежнему напоминало мрамор.
прискорбно, они направились в Лондон.
предотвратила скандал. Но она плохо знала мужчин, если думала, что поэт не
испытывает глубокой ярости. С тех пор как мистер Гиббс велел арестовать его,
целых четыре дня чувства и мысли Дориана Уим-пола развивались в направлении,
противоположном идеалам тактичного журналиста, чье неожиданное появление
сильно ускорило процесс. С Гиббсом поэт знаком не был и оскорбить его не
мог; не мог оскорбить и кузена, с которым только что помирился, но кого-то
оскорбить был непременно должен. Почитатели нового искусства будут огорчены,
узнав, что гнев его обрушился на новую школу живописи. Тщетно повторял
Ливсон: "Новое всегда ругают". Тщетно повторял Гиббс: "Ругали даже
Уист-лера". Избитые фразы не могли утишить бурю Дорианова гнева.
хорошие обои. Я бы сказал, плохие обои, от них сильно мутит. Но это не
картины. С таким же успехом можешь назвать их креслами партера. Партер- не
партер, если нет сцены. Сидеть можно и дома, даже удобнее. И ходить дома
удобнее, чем здесь. Выставка- это выставка, если там что-то выставлено. Ну,
покажи мне что-нибудь.
стене.- Вот "Портрет старухи".
несчастью, показал на "Дождь в Аппенинах", что усилило гнев поэта. Возможно
(как Гиббс потом объяснял), что Дориан толкнул его локтем. Во всяком случае,
журналист, потрясенный своей ошибкой, удалился в буфет, где съел три пирожка
с омаром, а также выпил того самого шампанского, которое некогда принесло
ему столь тяжкий вред. Однако на сей раз он ограничился одним бокалом и
вернулся с достоинством.
гордости, спорит с лордом Айвиву-дом, как спорил с Патриком в лунном лесу.
Айвивуд тоже разволновался, его холодные глаза сверкали, ибо он знал лишь
радости ума, но не умел кривить душой.
голос,-пробую неиспробованное. Ты говоришь, они изменили самую сущность
искусства. Этого я и хочу. Все на свете живет лишь тем, что превращается во
что-то другое. Без искажения нет роста.
исказить перья у коровы или лапы у кита. Разве что шутки ради, но вряд ли ты
посмеешься. Как ты не видишь? Даже тогда, дорогой мой Филип, шутка в том,
что корова-это корова, а не птица. И сочетать, и искать можно до известных
границ, дальше будет уже другая вещь, и все. Кентавр- и человек, и лошадь, а
не бессмысленное чудище.
Я бы хотел, чтобы кентавр не был ни человеком, ни лошадью.
оно не изменилось. Где перелом? Где память о перемене? Если завтра ты
проснешься в образе миссис Доп, которая сдает комнаты на Бродси-эйрс, чем же
гы изменишься? Я не сомневаюсь, что миссис Доп нормальней и счастливей тебя.
Но чем же ты стал лучше? Как же ты не видишь, что каждый предмет отграничен
от другого тождеством с самим собой?
пишешь стихов.
показывал ей Мисисра, заклиная не обращать внимания на идолопоклоннические
слова "Первое причастие в снегах", резко обернулась к Дориану. Немногие
мужчины оставались равнодушными к ее лицу, особенно если оно являлось им
внезапно.
рамки ритма и рифмы? Поэт немного подумал и отвечал:
скажу прямо. Все считают, что у Филипа нет юмора. Но я скорблю не о том. Я
скорблю, что у него нет чувств. Он не ощущает границ. Так стихов не
напишешь.
"Порыв", но Джоан Брет живо склонилась к нему и воскликнула:
ли вы границы?
Лицо его было очень бледно.
как римляне. Мне не нужны приключения среди изгородей и канав. Мои
приключения-у пределов разума. Я буду думать о том, о чем
первый человек.
он познал добро и зло. Так и эти художники ищут во мраке то, что еще
неведомо нам.
обдумать. Потом сказала:
картины и воскликнул:
высокий худой мужчина в поношенном, но аккуратном костюме. Темная борода
придавала что-то пуританское его сухощавому умному лицу. Все его особенности
объяснились, когда он заговорил с северным акцентом:
не шевельнулся; но Уимпол, любопытный, как все поэты, подошел к незнакомцу и
вгляделся в него.
что не выпили?
Брет мгновенно преобразилось. Она сделала четыре шага, вернулась и села на
софу. Но Дориан, по всей видимости, был в восторге. - Даже если вывеска
есть,-сказал он,-выпивку не отпускают пьяным. Могли бы вы отличить дождь от
хорошей погоды?
непотребную лавочку. Простите, сэр. Итак, вы бы узнали дождь на картине? Вы
слышали, что такое пейзаж, а что такое портрет? Простите меня, служба!..
хуже вашей. В картинах я разбираюсь.
картины? На одной изображена старуха, на другой-дождь в горах. Это чистая
формальность. Вам отпустят выпивку, если вы угадаете, где что.
оказала странное влияние на Джоан;