Чтение 5–й страницы книги ~Ватага~

- А попу-то что останется?

- Попу - собака.

- Это не дело, мужики, - выкрикивали бабы.

- Плевала я на Зыкова... Кто такой Зыков? Тьфу!

- А вот под'едет, он те скажет - кто.

Под'ехал Зыков:

- Ну, как? Слушай, ребята. Обиды большой друг дружке не наносите...

- Степан Варфоломеич! Набольший! - и драный, низенький оборвыш закла-
нялся в пояс черному коню. - Упомести ты меня к богатею Тараканову, а
его, значит, ко мне: избенка у меня - собака ежели ляжет, хвоста негде
протянуть.

Зыков сердито прищурился на него, сказал:

- Тащи сюда свою собаку, я ей хвост отрублю. Длинен дюже.

В толпе засмеялись:

- Ах, ядрена вошь... Правильно, Зыков!.. Он лодырь.

- Ну, мне валандаться некогда с вами, чтобы из дома в дом перегонять,
- потрогивая поводья, сказал Зыков. - Уравняйте покуда скот... Надо
списки составить, посовещайтесь, идите в сборню... Что касаемо жи-
тельства, вот укреплюсь я, как следовает быть, тихое положенье настанет,
все села новые по Сибири построим. Лесу много, знай, топоры точи. Всем
миром строить начнем, сообща. Упреждаю: поеду назад, проверка будет.
Чтоб мошенства - ни-ни... Эй, Ермаков!

К ночи все затихло. Месяц был бледный, над тайгой и над горами вста-
вал туман.

Партизаны разбрелись по избам, многие остались у костров. Лошадей
прикрыли потниками, ресницы, хвосты и гривы их на морозе поседели.

Зыков с шестью товарищами ушел на ночевую к крепкому мужику Филату.

- Чем же тебя побаловать? - спросил Филат. - Чай потребляешь?

- Грешен, пью. Плохой я, брат, кержак стал.

- Эй, баба! Становь самовар, да дай-ка щербы гостям. Такие ли добрые
моксуны попались, об'яденье.

Щербу ели с аппетитом. Выпили по стакану водки. Как ни просил хозяин
повторить - нельзя.

- Мой сын, - сказал Филат, - в дизентирах. Ну, он желает записаться к
тебе. Гараська, выходи! Чего скоронился?

Вышел высокий, толстогубый, с покатыми плечами, парень и заскреб в
затылке:

- Жалаим... Постараться для тебя, - сказал он, стыдливо покашливая в
горсть.

- Пошто для меня? Для ради народа, - поправил Зыков. - Ну, что ж.
Рад. Конь есть?

- Двух даем, - сказал отец. - И винтовка у него добрая. Мериканка. И
вся амуниция. С фронта упорол.

И пока пили чай, еще записалось четверо, с винтовками и лошадьми.

- Мы не будем убивать, так нас убьют, - сказал поощрительно какой-то
дядя от дверей.

Крестьян набилось в избу много. Были и женщины. Зыков крупно сидел за
столом среди своих и хозяев, на голову выше всех. Черные, в скобку под-
рубленные волосы гладко причесаны. Поверх черной рубахи шла из-под гус-
той черной бороды серебряная с часами цепь. Бабы не спускали с него
глаз. Акулька, маленькая дочь Филата, выгибаясь и потягиваясь, стояла у
печки. Раненая гвоздем рука ее была замотана тряпкой.

Акулька все посматривала на черного большого дяденьку и что-то шепта-
ла. Потом кривобоко засеменила к своей укладке, вытащила заветную кон-
фетку с кисточкой и, сунув ее в горсть Зыкову, нырнула, сверкая пятками,
в толпу баб и девок. Все захохотали.

Зыков растерянно повертел конфетку, качнул головой и тоже улыбнулся:

- Спасибо, деваха... Расти, жениха найду, - сказал он, пряча подарок
в карман.

Акулька, подобрав рубашонку, голозадо шмыгнула по приступкам на печ-
ку, к бабушке.

Когда укладывались спать, хозяин спросил:

- Много ли у тебя, Зыков, народу-то?

- К двум тысячам подходит.

- Поди, твои кержаки больше?

- Всякие. Чалдонов*1 много да беглых солдат. Каторжан да всякой шпаны
- тоже прилично. А кержаков не вовся много.

- А с Плотбища есть кержаки у тя?

- С Плотбища? Кажись, нет. А где это? Чего-то не слыхал.

- Весной откуда-то прибегли, разорили, вишь, их там. В глухом логу
живут... Нонче пашню запахивали быдто. Верстов с пятнадцать отсель.

- Надо навестить, - сказал Зыков и стал одеваться. _______________

*1 Чалдон - коренной сибиряк-крестьянин.

- Куда ты? Что ты, ночь... Спи!

- Ничего. Я там переночую. Скажи-ка парню своему, чтоб двух коней ми-
гом заседлал. Он знает дорогу-то?

Зыкову хотелось спать, глаза не слушались, но он враз пересилил себя.
Горела лампадка у старых икон. Шестеро товарищей его спали в повалочку
на полу. Он притворил за хозяином дверь и поднял за плечи рыжеголового.

- Слушай-ка, Срамных. Ну, прочухивайся скорей, чего шары-то выпучил!
Это я. Вот что... - Зыков задумался. - Завтра до солнца айда в город. По
пути смени коня и дальше. Чтоб к вечеру туда поспеть. Вынюхай, понима-
ешь, все. Кой-кого поприметь. Умненько.

Потом поднял корявого и низенького, в черной бороде с проседью, тот
сразу вскочил и коренасто, как кряж, стоял на шубе, раскорячив ноги. Во-
лосы шапкой висли на глаза.

- Слушай, Жук. Завтра отряд ты поведешь. Понял? Ты. А я нагоню. - Жук
почтительно встряхивал головой.

- Кони готовы! - веселым голосом крикнул Гараська, входя к ним - Вин-
товку надо?

- Захвати.

Было одиннадцать часов. Месяц высоко вздыбился. Скрипучие ворота вы-
пустили двух всадников.

Они проехали вдоль села. У костров, в тулупах и пимах, взад-вперед,
чтоб не уснуть, ходили с винтовками часовые. У дальних за селом ворот, в
поскотине, возле покрытых лесом скал, тоже горел костер. Четверо спали
около жаркого пламени, пятый часовой с винтовкой, скорчившись, сидел на
брошенном у костра седле и храпел. Зыков, проезжая, сгреб его за шиво-
рот, приподнял, бросил в сугроб и, не оглядываясь, поехал дальше. Га-
раська захохотал:

- Вскочил... Хы-хы-хы... Опять кувырнулся... Целит!..

Жихнула пуля мимо самой зыковской головы и горласто, среди гор, грох-
нул выстрел. Зыков карьером подскакал к костру. Все у костра вскочили:

- В кого стрелял? - гневно крикнул он.

Часовой, раскосый парень, отряхивая снег, сердито скосил на Зыкова
глаза:

- В чорта!.. В того самого, что в сугроб людей швыряет.

Зыков вынул пистолет и выстрелом в лоб уложил часового на месте.

От села, в тумане взвихренного снега, с гиканьем мчались марш-маршем
всадники.

- Сменить часового! - крепко сказал Зыков и поехал вперед.

Гараська весь трясся, зубы его стучали.

Еще ковш Сохатого не повис отвесно над землей, как всадники, миновав
звериные горные тропы и лога, под'ехали к кержацкой заимке. Заимка, при-
таившись, плотно сидела в ущельи, как в пазухе блоха.

- Тпру, - остановил Гараська. - Здесь.

Из конур, из-под амбара, с лаем выскочили собаки. Трусливый Гараська
поймал жердину. Зыков, подойдя к двери, постучал. Гараська, взмахивая
жердиной, робко пятился от раз'яренной собачьей своры.

За дверью раздался голос, в избе вспыхнул огонек.

- Господи Исусе Христе, помилуй нас, - сказал Зыков.

- Аминь.

Дверь отворилась, перед ними стоял высокий сухой бородач.

- Милости просим... Кто такие, гостеньки?

Маленькая изба, построенная на спешку, битком набита спящими. Было
жарко. От разбросанных на полу подушек отрывались встрепанные головы,
мигали сонными глазами и валились вновь.

Глава IV.

С утра Жук повел отряд дальше. Их путь был среди гор, в стороне от
большака, напрямки, по ущельям, падям и узеньким долинам горных речушек.
Древние засельники этого края, инородцы, частью были перебиты в граж-
данской склоке, частью бежали, куда глаза глядят, а иные притаились поб-
лизости, в недоступных потайных местах.

И расстилались по пути: горы, тайга, сугробы, вольный ветер и без-
людье. Редко, редко, в стороне - заимка, деревня иль село.

В это же утро оповещенные по заимкам кержаки сбирались в избу. Уж не-
чем было дышать, и Зыков предложил пойти на воздух.

Румяные, веселые лица баб и девок улыбчиво проводили кержаков. Бабы
стряпали, топили печь, звонко перекликались.

Гараська остался в избе. Сидит, врет. Бабье смеется.

- Овса, что ли, припереть? Сена? Пойдем кто-нибудь, покажь.

Все тело Гараськи горело, играла кровь. Но старуха, дьявол, зла, как
чорт. И глаза у нее по ложке.

В глухом сосняке, где заготовляли лес, народ расселся на поваленных
деревьях. Для сугрева, для веселости, развели костер. Зыков - в длинно-