подсвеченный Исаакиевский собор, когда на нее жарко налетела Марина, одетая
в роскошное меховое манто, сползающее от волнения с её обнаженных плеч.
Обдавая всех троих своим душистым дыханием и заливаясь счастливыми слезами,
она обнимала и целовала их. Андрей целовал руки дам элегантно, как истиный
князь, а Фридмана даже троекратно по-русски расцеловал. И только после этого
чета Мухиных обратилась к побелевшему от гнева Лейканду, лицо которого
мгновенно приобрело цвет его шевелюры, когда Марина удостоила и его поцелуя
в щеку. Художник категорически отказался ехать в Рощино и тут же укатил на
поданном к его приезду "бюике" с совершенно надутой физиономией.
строгими проспектами и улицами, поражая гостей чистотой и ухоженностью,
которой мог позавидовать даже и только что оставленный "второй"
респектабельный Париж. Фридманы и узнавали не узнавали родной город. Было
удивительно много явно старинных, но им совершенно не знакомых соборов и
церквей, появились совершенно им неведомые огромные парки и просторные
площади. Не было общественного транспорта, всех этих просторных и длинных
ленинградских трамваев и синих спаренных троллейбусов. Было непривычно мало
людей на улицах. Машина нырнула в туннель под Большой Невой вместо проезда
по мосту, который они знали под именем революционного лейтенанта, пронеслась
через Малую Неву над тёмной с паром водой и совершенно ленинградскими
уточками, но по незнакомому им широкому мосту с золотыми конями на черного
мрамора колоннадах входа и выхода. Потом потянулись ярко освещенные
бесконечные туннели, за которыми сразу возникла многоярусная эстакада над
лесами вдоль залива и, наконец, машина прошуршала по гравиевой дорожке к
изящному, в английском духе, дому в усадьбе Мухина. Дог испугал Киру
досмерти, она никогда не видела таких животных и не сразу поняла, что это
вообще собака, а не циклопический паук. Но дог ухитрился так ласково
облизать всех троих, что сомнений в его собачьей душе больше не было. Мухин,
обняв за талии, повел Киру и Жанну в гостиную, пока Марина, прижимаясь к
Арону, вела его под руку туда же. Здесь уже был накрыт стол с разнообразными
яствами. "Арончик может не беспокоится, - продолжала смущать и его и Жанну
Марина не так своими белыми округлыми плечами, как подчеркнуто по-женски
ласковым отношением к Фридману. - Наш повар специально консультировался
насчет этого обеда с раввином Петроградской хоральной синагоги: все блюда -
кошер, лучше, чем в Иерусалиме, который нам так и не удалось повидать, черт
бы побрал ваших фанатиков..." "За избавление! - поднял первый тост князь
Андрей. - Я имею в виду, прежде всего, ваше избавление. Вы не представляе
Предполагали все, что угодно: арест, суд... Ведь это вы привезли в Израиль
эту бандитку. Ведь если бы не она, я бы вряд ли решился стрелять. Как я
понял, нас всех простили? Спустили инцидент на тормозах?" "Нас выручил тот,
помнишь, молодой генерал, которого ты у нас в Хайфе как-то перевоспитывал.
Он прямо крутился как уж, но нас не подставил." "Боится, - хохотала Марина.
- Это я ему тогда сказала, - она перешла на бас: - Предупреждаю, генерал,
князь - не шутит!" "Да нет, - резонно заметил Арон. - Сами посудите, зачем
им раскрывать свои контакты с таким могучим миром до поры до времени. И так
в военных кругах всего мира до сих пор шок. Пентагон прямо в истерике:
какие, мол, вы, к чертям, стратегические союзники, если столько лет скрывали
разработки этих тараканов? А российская дума вообще требует приравнять
спирали к оружию массового уничтожения и создать международный суд над
Израилем за его применение против арабов. Причем, они уверяют, что и в
Ленинграде и в Иерусалиме действовал Мосад." "Кто? - переспросил Мухин. -
Известный гангстер?" "В какой-то мере, - захохотала уже захмелевшая от
первой же рюмки Кира. - Только очень умный и интеллигентный гангстер."
Ничего не понявшая Марина на всякий случай тоже звонко захохотала. Её, как
всегда, не разбирая причин, басом поддержал Мухин, без конца вытирая слезы.
Все приняли по второй. Эпизод в Иерусалиме преподносился теперь, под винными
парами и отличное настроение, как забавное происшествие, хотя едва заметный
шрам на чистом белом лбу княгини был не следствием каких-то милых шуток... И
искалеченным несчастным наивным ортодоксам было сейчас не до шуток. Но кто
же просил этих бледных хилых очкариков реагировать так неадекватно на
безобидное нарушение правил уличного движения дружественными иностранцами? И
вести себя в конце двадцатого века как погромщики конца девятнадцатого?..
унизительный приём, оказанный им в Париже. "Да он же вообще хам, - вдруг
снова весело рассмеялась Марина. - Вроде вашего Мосада, только
неинтеллигентный, к тому же. А как он со мной обращался, когда я была его
натурщицей! Разве что только не лапал. И то я думаю просто не успел, князь
меня у него из-под носа увел. А Шустер вообще таращился на меня в течение
всех сеансов, хотя ему там нечего было делать. Лейканд для меня какой-то
мерзкий сюжет задумал, только не успел начать уговаривать... У него же все
прямо на его кривой гениальной физиономии было написано. Я подозреваю..."
"Но нарисовал-то он тебя на славу. В полном смысле слова, -поторопился
перебить тему Мухин. - Десять миллионов франков, - пояснил он. - Гонорар
ЖЕНЩИНЕ ВЕКА. Так что Марина сегодня у нас миллионерша, ко всем ее
достоинствам." "Но я на него не обижаюсь, - заело Марину на этой теме. - Он
нам с Андрюшей такой сюжет наших отношений под..." "Марина! - закричал
Мухин, вставая за столом во весь свой прекрасный рост. - Мы не одни! И
Фридманам это вовсе не интересно. Так что изволь закусывать. И начни со
своего пьяненького язычка." "А еще князь, - показывая на него пальцем,
притворно хныкала Марина - Смотри, Жанночка, аристократ во втором поколении,
а не стесняется юной княгине, при гостях, предложить заткнуться." "А мне-то
ты наедине расскажешь об идее, подсказанной Лейкандом? - обнимала Марину
Кира. - Тип он конечно противный, но - талант же! Наверняка что-то путное
придумал. А то у меня с моим другом..." - начала она, икая и тараща глаза.
"Кира! - заорали в один голос Арон и Жанна. - Выпила, так молчи. Держи себя
в руках..." "А шопотом можно?" "На ухо Марине. А она тебе, но не вслух же
обо всем..."
музеям. Посмотрите в Эрмитаже выставку русских художников-экспрессионистов
тридцатых годов. Золотой век мировой живописи. А в Русском музее я вам
покажу, кстати, картину одного их руководителей русского фашизма, но
таланливого художника из народа Ивана Матвеева "Очищение России". Впрочем,
Арон-то уже видел. В свете политической биографии вашей родины, это более,
чем интересно для вас - как одним ударом копыта можно спасти сотни миллионов
жизней..." ***
музеи и его трущобы, магазин мехов Гоги Шелкадзе, где демонстрировала шубы
уже другая обаятельная бедолага, штабы большевиков и нацистов, памятник
черной кошке, сохранившей Россию неискалеченной. Кошка оказалась довольно
симпатичной, даже как бы лукавой. Она стелилась поперек проспекта на
специально выделенном скверике посредине проезжей части, как обычная кошка,
перебегающая дорогу и знающая, что это кому-то очень не нравится. Но при
этом весело косила глазом на подвешенное в нерешительности над ней лошадиное
копыто с казацкой подковой. Она словно подзадоривала: слабо, мол, после меня
продолжить путь?.. Была уже почти весна, с богатых петроградских карнизов
свисали и сочились чистыми каплями блестящие полупрозрачные голубоватые
сосульки. Низкое солнце отражалось розовыми пятнами на тающих сугробах
Летнего сада среди изящных цилиндрических подогретых, а потому совершенно
прозрачных футляров, в которые были упакованы на зиму античные скульпиуры.
"А помнишь, какие футляры были У НАС? - спрашивала Жанна, счастливо
прижимаясь к Арону и в тысячный раз повторяя это "У НАС", - словно
некрашенные деревянные гробы для бездомных..." "Ну, - привычно защищал Арон
советскую власть, - положим, о таких гробах тебе вообще посчастливилось
только читать у Достоевского. Много ты видела в Ленинграде бездомных?" "Мы
сами были бездомными, побирались на Малковом рынке пока не получили прописку
и не купили однокомнатную кооперативную квартиру. И никто не хотел нам
сдавать комнату потому, что мы были с Кирочкой на руках. Забыл? А я все
помню. Жить мы вообще начали только в Израиле... Ты забыл, как мы снимали на
Биржевом халупку с печкой в нашу сторону, а топкой - в сторону незнакомых
нам соседей? А те вдруг уехали на дачу, прямо среди зимы. И даже не
постучали, хотя знали, что за тонкой перегородкой - живые люди... Забыл? Это
и был великий советский народ - строитель коммунизма, светлого будущего
всего человечества." "Положим, в твоем Израиле мы тоже снимали и снима
выплатят. Погоди, а это что? - в очередной раз остановились они напротив
нарядной прекрасной церкви, о которой понятия не имели. - Смотри, построено
в 1743 году от Рождества Христова. Господи, и эту красоту..." "Снесли просто
так твои любимые большевики. И еще десятки соборов в обеих столицах." ***
в своих огромных ладонях, сидя в кресле напротив. - Ты же все время об этом
думаешь, а я, как ты догадался, умею читать чужие мысли. Иногда и сам не
хочу и не интересуюсь, но читаю. Итак, ты мечтаешь об Израиле в нашем
измерении вместо той жалкой подмандатной Палестины, где нас так приветливо
принял сэр Джеферсон и его милое семейство..." "Вас. Вас с Мариной, а не
меня. Ладно. И что же ты еще вычитал у меня в мозгу?" "Ты бы непрочь
переселиться с семьей в такой Израиль из своего. Во всяком случае, ты
полагаешь, что в обоих мирах евреи имеют право на свою историческую родину,
так?" "Примерно так..." "Я рассказал о тебе вчера Президенту Соединенных
Штатов России Юрию Михайловичу Соловьеву. Он ждет нас сегодня в шесть вечера
у себя дома. Это тут же, в Рощино, мы к нему прогуляемся на финских санках.
Сегодня это самый мощный человек в мире. Если ты убедишь его купить у
Британской империи Палестину, он купит. А если докажешь, что России выгодно
ее подарить евреям - подарит. Он может все. Господин Соловьев - человек
высокого благородства и порядочности. Если он пообещает сохранить ваш
разговор в тайне, то можно не сомневаться - сохранит. Мы договорились, что