генералами, продемонстрируйте им ваши видеокассеты, как я вам прокрутил
наши. Ещё лучше было бы продемонстрировать им ваши спирали, если он есть в
качестве стрелкового оружия... Если нам удастся их убедить, останется только
заключить между нашими странами договор... получить хоть что-то из вашей
технологии! Мы заплатим золотом, оно всегда в цене, не так ли?" "Андрей,
ради меня..." - прошептала Марина. "Может быть, нам логичнее помочь вашей
России?" "Тессеракт пока только в моих руках. Ни в СШР, ни в нашей России,
ни даже в Израиле никто о нём и не подозревает. А вы уже поняли, какое он
страшное оружие сам по себе. Ведь если существуют наши миры, то есть и
другие, по сравнению с которыми СШР... Так вот, если вы не поможете Израилю,
я палец о палец не ударю ни во имя нашей России, которая к нам априори
враждебна, к сожалению, ни для вашей страны, которой рано или поздно
потребуетс
Израилю. Особенно постараются фашистские депутаты. Скорее они помогут вашим
врагам. Чтобы избежать такого риска, ни о каком договоре между СТРАНАМИ не
будем и говорить. Подождите так расстраиваться. Если вам удастся убедить
меня, то Я САМ куплю пару тараканов, как вы их назвали. Не в России -
сегодня они есть у всех. Ваша задача - переместить их в ваше измерение. Если
это возможно, то в тот же день они будут на фронте... Проблема не в этом, а
в том, что я вам пока все-таки, воля ваша, не верю... Как поверить в ТАКОЕ?
В уничтожение трех четвертей моего народа... Короче говоря, я должен сам
побывать в Израиле. Тем более, что вы сами настаиваете, чтобы именно я
убеждал ваших генералов в своих возможностях. Пока я этого не сделаю, все
разговоры о практических шагах не имеют ни малейшего смысла, как вас там...
адони..." "Я совершенно согласен. Идеальный вариант, но для этого нам нужно
добраться до вашей Палестины, а я не умею пока перемещаться в пространстве,
и у меня, простите... совершенно нет денег... Ни своих, ни, тем более,
ваших. То, что мне дал Слава, ушло на съём этой квартирки, а..." "Да, Слава
много не даст... - засмеялся Мухин. - Это одна из причин, по которой я,
совсем, кстати, не антисемит, не верю принципиально в саму возможность
существования где бы то ни было и когда бы то ни было какого бы то ни было
Израиля. Деньги не проблема. Но надо придумать, как себя вести в Палестине с
британской колониальной администрацией, подготовить для вас докуметы..."
"Погодите... А перемещу-ка я вас с Мариной сначала в наш, как его,
Ленинград... Санкт-Петербург, как у них снова называется. Не Петроград. Ни с
кем мы там официально встречаться не собираемся. Поэтому документы
Российской Федерации нам не нужны. А нужно только мне на полчасика прямо
сейчас слётать для одежды для вас с Мариной. В таких нарядах вас тотчас
отвезут в Гатчину - к Кащенко. Я куплю что-нибудь простенькое, чтобы вы не
обращали на себя внимания. На это у меня тамошних денег, пожалуй
собой золото или ещё что-то, что можно в Питере обменять на рубли или лучше
на доллары. И нам нужно оружие. Питер кишит бандитами." "Идите... или как
там, летите за одеждой, я займусь золотом и оружием, - поднялся Андрей.
-Встречаемся тут же через час." ***
же брошь вам, пожалуй, отвалят у Финляндского вокзала втрое против того, что
дал вам я. Но я бы не рискнул там показывать ваше золото. Они не только
способны всё отнять, но и убить. Или, - кутающийся в меховую безрукавку
пожилой продавец не сводил глаз с Марины, - или что-то много хуже, когда,
как говорится, живые завидуют мёртвым... Я не спрашиваю у вас, откуда вы
приехали, но могу определенно сказать только одно - за все мои пятьдесят лет
(А на вид все семьдесят, подумал Мухин) я не встречал женщины красивее вас.
Как вас зовут? Прекрасное имя. Так вот, вам, товарищи, с Мариной появляться
среди той публики просто опасно. Вы сказали, что вам нужны деньги как
минимум на еду? Так вот моих рублей и долларов вам всем троим хватит на
неделю, без, конечно, обедов где-нибудь в "Астории". Кстати, тут за углом,
на Троицком есть довольно приличная пирожковая..." "Я помню её, - оживился
Фридман. - На Кировском всегда были такие фантастически воздушные и душистые
пирожки с мясом, а к ним подавался в чашечках такой бульон!..." "Я вижу, вы
бывший ленинградец, - взгляд продавца наконец переместился с Марины на
Фридмана. - И вообще сразу видно, что вы все всё-таки иностранцы, хоть и
одеты небогато, и говорите по-русски. И не из бедных, особенно вы двое. Так
вот, прежнего Ленинграда нет, товарищи. Есть очень опасный город, в котором
я вам советую пробыть как можно меньше времени. И постараться как можно
осторожнее показывать ваше золото. Не так, как вы сразу показали мне.
Господи, что это со мной, я ни на кого из вас не могу смотреть, кроме как на
вас, Мариночка..." "И смотрите на здоровье, - рассмеялась она, счастливо
прижимаясь к Мухину. - Мне даже приятно." "Так ведь и другие вас заметят! -
отчаянно крикнул продавец. - Уезжайте поскорее. Что такого важного можно
сегодня искать в Ленинграде с такой женщиной! Бегите из этого города. Здесь
слишком много бандитов. Вас они не упустят..."
пока они быстро шагали по грязному и мокрому мессиву из снега, соли и песка
по выщербленным тротуарам, осторожено обходя коварные глубокие лужи. -
Старик, конечно преувеличивает, но..." "Хорошо, что вы надоумили нас
вооружить, Арон, - добавил Мухин. - Боюсь, что он знает, что говорит!."
"Какие они все маленькие, - шепнула Марина своим спутникам. - Мы, все трое,
уже потому обращаем на себя внимание, что нормального роста. И какие серые у
всех лица. Даже в наших петроградских трущобах народ куда приличнее... И
этот грязный снег, и этот воздух... Как могла уцелеть хоть четверть русских
в таком воздухе! " "А я надышаться не могу, - возразил Арон. - Это воздух
моей юности. Вон там, в сквере у домика Петра я когда-то всю белую ночь
целовался, когда развели мосты и отрезали нас обоих от дома..." Слишком
высокий Фридман был одного роста с великолепной четой Мухиных, с него и весь
этот неизгладимый советский налет почти сошел за много лет в Израиле. Но на
него никто не обращал внимания, в то время как на Марину и Андрея без конца
оборачивались, а это действительно настораживало. Впрочем, им встретилось
немало явных иностранцев, громко и непринужденно говорящих по-английски и
по-немецки. "Они-то ничего не боятся, - заметил Андрей. - И нам следует
забыть обо всем. Тем более мы все трое при спиралях." "А ты заметил, что и
иностранцы здесь тоже другие?.. - заметил Фридман. - На них тоже наша
революция наложила печать, как бы и они второго сорта..."
проспекту от пирожковой к Неве. - Уж как я скудно питалась недавно, даже в
секс-витрину едва взяли за худобу, но такой дряни не ела никогда в жизни."
"А по-моему могло быть хуже, - весело возражал Фридман. - Конечно, это
совсем не тот вкус, что был тогда, но я отношу это на мой возраст. И небо
было другим." "Вот как раз неба тут вообще нет. И это единственное, что
роднит ваш Ленинград с нашим Петроградом, - отметил Мухин, напряженно глядя
по сторонам. - Надо же, в принципе тот же проспект, но словно пародия... А
там впереди что? Неужели Троицкий мост?" "В мои времена он назывался
Кировским. Сейчас, скорее всего снова Троицкий." "Ага, значит вот в этом
здании и произошло то, что разделило нашу страну на два измерения. Ведь это
- особняк балерины-фаворитки Ксешинской?" "Точно. При мне там был Музей
революции. Я много раз бывал и в особняке и даже на балконе, с которого
некогда выступал Ленин." "Всё-таки мне непонятно..." - задумчиво сказал
Мухин, глядя на балкон и представляя на нем великого оратора, поднятого из
вон той двери на пику и брошенного прямо на головы экзальтированной
наэлектризованной лозунгами толпы. Потом был шквальный огонь двух своих и
четырех трофейных пулеметов из всех окон по цвету большевистской революции,
собравшемуся здесь послушать Ильича. Казакам терять было нечего. Прояви они
малейшее колебание - и их самих тут же подняли бы на тысячи штыков. Пулемёты
раскалялись так, что мокрые тряпки, непрерывно лихрадочно подаваемые
ошалевшим пулеметчикам, начинали дымиться на грохочущих стволах. Но уже
через десять минут живых в поле зрения почти не было. Штыки валялись рядом с
серыми шинелями резервистов и чёрными бушлатами "братишек" по всему скверу.
"Что непонятно? - спросил Фридман. - К казакам присоединились остатки
гвардейских полков, уцелевшие в Мазурских болотах и..." "Это-то я знаю, -
поморщился Мухин. - Непостижимо другое: как, каким механизмом и, гланое,
ЗАЧЕМ можно было уничтожить не сотни, тысячи, даже, страшно произнести
даже и не каждого второго. Даже в этом вашем "Чекисте" показано, что это
вообще очень трудно, чисто технически: убивать даже сотни людей. Газы что ли
они применили?" "Нет, до этого не дошло... Вы знаете, что такое ГУЛАГ?" "На
каком это языке?" "Увы, на нашем с вами русском. Главное управление
лагерей." "Не понимаю. Военных лагерей?" "Концентрационных." "Для
военнопленных?" "Да, если считать пленными десятки миллионов обреченных на
смерть от голода и холода истинных и минимых политических врагов. Плюс
коллективизация для уничтожения зажиточного крестьянства как класс..." "Чушь
какая-то, - задохнулся Мухин. - Никогда никто в истории не уничтожал
крестьян. Кто же общество кормить-то будет?" "Именно потому сразу был голод
с людоедством... А потом начались чистки - уничтожение массами вчерашних
палачей народа и прочих бывших сторонников режима. А нелепо подготовленная и
едва не проигранная война? Это около тридцати миллионов убитых. Только в
блокаде Ленинграда погибло от голода и холода около двух миллионов
горожан?.. Послевоенная разруха сопровождалась не только скудным питанием,
но и новыми волнами репрессий. В лагеря угодили бывшие пленные, которых
немцы брали в начале войны миллионами... А последующее всеобщее пьянство и
неустроенность быта? А авария на атомной электростанции уже в самые
последние годы коммунистического правления из-за поголовного головотяпства?
Всё это - несостоявшиеся браки, неродившиеся дети и их браки и дети,
национальное вырождение... Вот вам и четверть русских вместо ваших ста
процентов при относительно благополучном развитии истории. Заметьте ещё
массовую эмиграцию наиболее продуктивной части бывшего царского общества и
её деградацию на чужбине, когда князья шли в таксисты, а княжны - на
парижскую или стамбульскую панель. Прибавьте безоглядное "преобразование
природы", гибель Арала и приволжских земельных угодий. Самое ужасное, что
большевики свою реводюцию и преобразования задумали и осуществляли для блага
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Жюль Верн
Круз Андрей
Сертаков Виталий
Посняков Андрей