радовался их горечи и разочарованиям: так вам и надо! Это не ваша земля,
ваша страна огромная, богатая, у тебя была такая роскошная и огромная
Москва, о такой родине можно только мечтать. Ты мог без виз и таможен
пересечь полмира от католической Прибалтики до мусульманского Самарканда, от
ледовитого океана до пальм в Гаграх, неужели всего этого мало, раз вы
поторопились прилететь сюда, чтобы забрать окончатально крохотный клочок
земли у и так обделенного всем миром палестинского народа? Что мы сделали
плохого вам, фактически русским, что вы привезли сюда своих сыновей, чтобы
они убивали наших... Но -- берегитесь! Тебя, твою женщину я так и быть
сегодня не трону. Я -- не трону. НО жизни вам тут не будет. Вы еще не знаете
своих новых собратьев, это не ваша московская элита, где евреи -- соль любой
компании. Это квинтэссенция мирового еврейства в том его виде, который
отвращал от вас веками весь мир. Мало вам от них не будет. Но и мы ждем
своего часа, Аллах учит нас терпению, как тигра перед прыжком. Мы рано или
поздно всех вас добьем. Я поклялся памятью моего убитого евреями отца, что
сделаю все, но будете вы плавать распухшие вдоль всего Израиля и до
горизонта, как трупы вокруг "Титаника"!..
очнуться от видений. Почему он только сейчас заметил шум встречной машины? А
ЭТИ ВСЕ!? И что это вообще за несуразность сегодняшних удач? Когда такое
было, чтобы ни один яхуд на контрольном пункте не проснулся (да и когда они
вообще спали там?). Машину не только не обыскали, но и не проверили
документы у водителя. Этого быть просто не могло. Туман? Действительно
слишком густой, но звук-то от мощной машины в лабиринте бетонных блоков они
должны были услышать. И где все звуки сейчас? Салах резко затормозил,
свернув к обочине главной дороги страны и прислушался. Полная, зловещая
тишина, подчеркиваемая шелестением придорожных сосен на скалистом склоне на
слабом ветру. Только теперь он осознал, что все машины и навстречу, и
вдогонку стояли. Огни фар со всех сторон, много огней, по ту сторону трассы
белые, по эту -- красные. Он вышел и осторожно подошел к зеленому фиату с
ненавистным флажком. В салоне было пусто, двери закрыты, но не заперты, как
если бы хозяева были внутри. Но -- положение ремней безопасности! Они во всех
машинах были тщательно застегнуты -- на пустых сидениях. Все моторы работали
в режиме стоянки, все машины были припаркованы поспешно, но отнюдь не
аварийным образом. Словно все яхудим вдруг каким-то образом выскользнули из
ремней и пошли купить газету, беспечно оставив ключи зажигания и открытые
двери, сотни, тысячи машин, кое-где в два-три ряда! Было ясно, что кто-то,
чья-то благословенная воля в одночасье ликвидировала могучих врагов Салаха и
его многострадального народа и отдала в его руки весь этот сонм богатых и не
очень машин. Тревога не исчезла. но вместе с изумлением пришла радость.
Аллах велик! Но вот послышался за скалой поворота звук мотора. Тот же
полицейский форд возвращался. Салах был одет как преуспевающий адвокат:
кипа, тонкие очки. Бежать в таком облике опаснее, чем спокойно вернуться к
своему мерседесу. Фары форда уперлись в него. Из машины вышел пожилой не
похожий на полицейского человек и поздоровался по-арабски. Салах ответил на
иврите. Человек извинился на иврите и продолжал по-арабски: "Ваш камуфляж
уже ни к чему, как и все ваши планы, мой господин, они ушли. Взрывать вам
придется кого-то другого и где-то в другом месте. Евреев в Палестине больше
нет, и не только в Палестине. Сегодня ночью они исчезли во всем мире, вместе
с нееврейскими родственниками. Боюсь, господин Салах, что вам следовало бы
вернуться домой и как можно раньше, там вы пригодитесь нашему народу
больше." "А, это ты, Фараж, а я уж думал, что не доберусь до тебя. Что же
твои хозяева тебя не захватили с собой? Или ты отказался? Наверное, там
неважно, куда их унес шайтан, если ты предпочел остаться с теми, кого
предавал всю жизнь?" "Никто ни меня, ни других ни о чем не спрашивал...
Послушайте-ка лучше радио". В приемнике форда говорили по-русски: "...самим
распорядиться богатейшим израильским наследством, -- взволнованно звучал
женский голос, -- тем более, что это соперничество приняло характер
откровенной военной конфронтации. Российское правительство готово направить
Черноморский флот к берегам Палестины, чтобы защитить здесь наши
интересы..." "На этих надеяться нечего, -- буркнул Салах, -- Союз послал бы
флот в нашу поддержку, а у этих топлива не хватит до Босфора дойти, и
корабли ржавые..." Он перевел на другую волну. "...когда Египет подписал
свои позорные соглашения. Только Сирия имеет неотъемлемое право присоединить
к себе свою исконную южную часть, так долго называвшуюся Израилем. Ни
империалисты, ни предатели арабского дела не смеют претендовать на Сирию,
простирающуюся до Красного моря. Наши танки стремительно движутся на юг и
пусть кто-то посмеет их остановить..." "Интересно!" -- Салах повернул
рукоятку дальше. Речь на английском была почти истерической: "... кто бы из
них первым ни овладел Димоной. Шестой флот уже на полпути к Палестине, а
наши силы быстрого реагирования грузятся в самолеты. Действия иракских
коммандос в Хевроне и Газе не могут остаться безнаказанными. Уничтожение
руководства автономии и провозглашение власти Ирака над территорией бывшего
Израиля не означают, что мировое сообщество с этим согласится. Президент дал
приказ немедленно установить контроль над крупнейшими городами Израиля и
главное над Димоной, где сейчас хозяйничают египетские парашютисты. Решение
Сирии отбить Димону и присоединить себе всю Палестину никогда не получит
согласия Соединенных Штатов..." "... только перед нами, -- кричал по-арабски
новый голос.-- Именно мы заставили агрессора вернуть нам до дюйма нашу
территорию, а потому Палестина может принадлежать только Египту. Ни
претензии покойного Арафата, ни тем более тех, кто его зверски убил не
заставят Египет поступиться своими правами. Америке больше нечего делать в
нашем районе! Мы сумеем заставить Шестой флот вернуться обратно, и наши
славные парашютисты уже нашли то, что образумит международного жандарма!"
"Ты понял? -- с болью закричал Салах, срывая кипу и очки, -- Они, все! делят
нашу родину между собой, словно нас нет и никогда не было!" "Я же сказал вам
-- поворачивайте домой, -- тихо ответил Фараж, -- сегодня ваш враг не я".
патрулирования. Это было совсем не похоже на лейтенанта Хафеса, угрюмого
профессионала, ни разу не подводившего Марка и его взвод последние несколько
месяцев. Как ни странно, на этого матерого террориста, одного из тех, кто
уходил с Арафатом из Ливана в Тунис и обратно в Израиль, можно было
положиться как на самого себя. Не нашел нас в этом зеленом тумане? А рация
почему не отвечает? Марк вызвал базу. Опять молчание. Ребята в джипах
притихли, чувствуя непривычное смятение своего сержанта. И тишина. Они знали
цену такой тишине и такому туману на перекрестке в центре палестинского
города, где только вчера были настоящие уличные бои со слезоточивым газом,
резиновыми пулями и тысячами озверелых подростков с камнями, бутылками,
рогатками. И ухмыляющиеся палестинские полицейские в сторонке. Три года
непрерывной свирепой конфронтации выработали у Марка и ребят его разлива
повышенное чувство опасности, особенно вот так, не двигаясь, как бы
превратившись в мишень. Марк дал сигнал двигаться в сторону базы и тут
прозвучал вызов, резко как выстрел в тишине. Голос командира был странно
дрожащим, словно он сдерживал смех: "Все, кончай воевать, домой, все домой,
отбой, полный отбой, хаверим..." "Хафес не прибыл, Дани", -- крикнул Марк,
невольно поддавшись неестественному веселью. "Кибенемат! -- счастливо гаркнул
офицер единственное освоенное им за годы алии русское выражение, -- он уже
никогда и никуда не прибудет. Домой на полной скорости. Автоматы можете
заткнуть себе в задницу, война кончилась, их больше нет!" "Кого? Полицейских
Арафата?" "Вообще никого больше нет, добро пожаловать на глобус Израиля!"
"Ничего не понимаю, -- буркнул Марк и добавил водителю: -- Гони короткой
дорогой". "Там же осиное гнездо, -- возразил водитель, тоже "русский" Дима. --
Даже если Ганди действительно наконец пришел к власти и выгнал Арафата в
Тунис, там, в гнезде хоть кто-то да поджидает нас." Но приказ был выполнен,
джип понесся в редеющем тумане узкими улицами, оглашая пустынный город
сиреной. В квартале, названном осиным гнездом метнулась человеческая фигура.
Марк окликнул, фигура остановилась. Пожилой араб послушно подошел к джипу,
комкая в руках пустую сумку. "Документы", -- приказал сержант, не спуская
глаз с сумки. Араб выглядел не просто растерянным, ошеломленным. Сумку он
тут же вывернул наизнанку. Документы были в порядке. "Где народ? -- спросил
Марк.-- что происходит в городе?" "Что происходит? -- пролепетал старик. --
Дорого бы я дал за ответ, куда все вдруг подевались." "Да кто все?" -- заорал
Марк, чувствуя себя идиотом. "Вы что, радио не слушали? -- удивился араб. --
Сегодня ночью на Земле произошла космическая катастрофа. С планеты исчезли
все, кроме евреев и их родственников.-- Вам больше не в кого стрелять." "Ну
уж и все, -- засмеялся Марк. -- Ты-то вот он." "Я не араб, -- смущенно сказал
старик, -- теперь можно признаться. Я бывший советский разведчик, по
национальности еврей." "Да уж, теперь под араба не закосишь, -- кивнул Марк.
-- Поедете с нами." Как там дома, привычно подумал Марк.Как отец пережил эту
ночь?
еврейского вопроса. Поздно вечером Артур повез на своем велосипеде образцы
словарей в старый город, где жили только "русские" и арабы, которых он вечно
путал с "марроканцами". Когда он выходил из подъезда, как всегда молясь о
том, чтобы его лучший друг и рабочая лошадка, велосипед"Трек"оказался на
месте, он с ужасом увидел то, что без конца снилось ему в ночных кошмарах
последние годы. У замка велосипеда возился подросток ростом с Марка. Как
всегда в экстремальной ситуации, Артур грозно заорал на вора неумелым
русским матом, но тот не испугался, даже не смутился, просто вылупил наглые
веселые глаза и с искренним изумлением спросил на иврите: "Твой что ли
велосипед?" " А ты решил, что твой, ты хочешь иметь дело с полицией?" "Чего
вдруг?" -- наконец смутился подросток, у которого чувство страха было вместо
чувства совести и который, по всей вероятности, знал повадки израильской
полиции не понаслышке. Решив, что велосипед не стоит таких неприятностей, он
Андреев Николай
Буркатовский Сергей
Лондон Джек
Семенова Мария
Мацумото Сэйте
Махров Алексей