друг на друга в ресторане. Уверен, что и в постели оба не разочаровались. Я не
прав?" "В том-то и дело, что прав. Но в этой скорополительной любви есть что-то...
прич°м, с обеих сторон. Майя не совсем психически нормальная. Е° как-то подверг-
ли публичному телесному наказанию. С тех пор у не° мазохистский сдвиг. А я...
Знаешь, что такое зверь в человеке? Не в преступнике, не в садисте - в мужчине
рядом с женщиной? Что-то древнее, свободное..." "Знаю.." "Неужели и это у нас
общее?" "Естественно, ведь мы близнецы... одно существо! Только я этого не
стесняюсь. Нам не дано укрощать пороки, зачем-то заложенные в нас Природой.
Вс° равно ничего не получится, только загонишь порок внутрь, а оттуда, распирая
тебя, он рано или поздно проявится не в постели, а самым что ни на есть преступ-
ным образом. Короче, я бы на тво°м месте дал себе - и ей - волю." "А я не смогу!..
Вот мечтал о ней весь день, а как представлю, как она потребует, чтобы я е° не
ласкал, а мучил, и как мне это самому понравится, как я войду во вкус и потеряю
над собой контроль..." "Я - не потеряю!" "То есть ты хочешь..." "...попытаться
заменить тебя. И с девушкой. И, главное, со Шпицбергеном. И - после него! О
таком шансе я и мечтать не смел: такую страну покинуть навсегда!.." "А я?.."
"Естественно, ты ид°шь на мо° место. Будешь русским. Будешь ленинградцем.
Доктором технических наук, профессором Драбиным. Крупным научным начальни-
ком в солидном институте, к тому же. Чем не альтернатива карьере матроса и му-
сорщика? Согласен?" Борис обессиленно кивнул. Он всегда чувствовал, что уступит
самое серь°зное кому-то. И уступит почему-то добровольно... "Она тебя сразу разга-
дает. У тебя ничего не получится." "Ты лучше думай, как у тебя получится на мо°м
месте. У меня всегда и вс° получится. Потому, что я - не кисну. Короче говоря,
времени мало. Билет у меня на сегодня вечером. А мне надо тебе дать массу инст-
рукций." "Ты считаешь, что если у нас с тобой одна специальность, то..."
"Специальность-то одна, да специфика разная. Я начальник, а ты делатель, пахарь.
Так что скорее ты справишься на мо°м рабочем месте в Ленинграде, чем я бы на
тво°м в Биробиджане." "Но ведь и я тебе должен дать массу инструкций. Я, пожа-
луй, вс° напишу. И ты мне."
над чемоданом и подняла голову на стук двери, откинув с лица густые светлые
волосы. Вспыхнувшая в е° зел°ных глазах радость вдруг сменилась тревогой. Она
напряженно вглядывалась в человека в костюме Бориса, с его лицом и фигурой,
делая обнаженными до локтя полноватыми белыми руками движения, словно сти-
рала что-то с их поверхности. "Я уже решила, что ты вообще не прид°шь, - неуве-
ренно начала она. - Помашешь с пирса платочком. Сплавишь твою однодневную
психопатку, с глаз долой - из сердца вон..." Он шагнул к ней и обнял за тотчас
прогнувшуюся к нему талию, приникая губами к запрокинутому лицу. Внезапно
тело девушки в его руках напряглось, она высвободилась из его объятий и молча
отошла к чемодану, снова наклонившись над ним, словно намеренно качая перед
Валерием белыми шарами в вырезе блузки. "Что?" - едва слышно сказал он. "Я
знала, что он не прид°т больше... А ты... Ты целуешься совершенно иначе, Валерий
Алексеевич... Драбин. Что же он тебе вместе с костюмом и переходящей полярной
блядью свои привычки не передал?.." "Он боится не тебя, а себя, Майечка, - глухо
сказал Валерий. - Брат мне вс° рассказал, прости его... Он боится, что потеряет
контроль над собой и причинит тебе..." "А вы... ты, стало быть не боишься меня
искалечить... Есть же храбрые мужчины за полярным кругом. Особенно геройству-
ют ленинградские уч°ные, так? - уже кричала она. - Ты решил порезвиться с Майеч-
кой, позавидовал братцу, что тот - без приговора и на халяву..." Он властно обнял
е°, прижал к себе и заставил замолчать и задохнуться поцелуем. Майя не вырыва-
лась, даже ответила на поцелуй, но по лицу е° бежали сл°зы. "Он вообще не умел
целоваться, - тихо сказала она. И отошла к табурету у заставленного остывшим
ужином столика. - Итак, ты зачем-то поменялся с Борисом документами, костюмом
, биографией и намерен вместо него идти матросом-грузчиком на снабженец, так?"
"Вот именно. Ты против? Тогда ты просто можешь остаться. Или на судне вообще
не иметь со мной ничего общего. Скажешь мастеру, что поссорились, мол, с Бори-
сом." "Я в любом случае не должна была афишировать нашу близость. Иначе пер-
вый помощник-замполит или стукачи из команды тотчас сообщат куда надо, что на
судне семья. А мы ид°м на Шпицберген, а там почти заграница. А евреи все преда-
тели Родины. Ты ведь теперь у нас, хоть и автономник, но еврей, бедолага... Только
что уж бегать друг от друга раньше времени. Хочешь попробовать то, что мне надо,
верно? Я же сама вижу, как ты вот сюда мне смотришь..."
шара под ровный гул турбин. Сверкающие диски за иллюминатором наматывали на
него невидимые километры над океаном, отбрасывая их назад, в леденящий про-
стор. Изредка на дне сферы появлялись неровные белые осколки-льдины, как един-
ственное свидетельство движения Бориса в мировом пространстве. Чужие ботинки
жали так, что словно остались на ногах даже после освобождения от их тесных
объятий. Точно так же жала оставленная на земле биография и попытка от не°
освободиться. Кроме того, ногам в носках было холодно. Салон спал вопреки ве-
проникающему солнечному свету из всех окон. Справа сочно посапывал седой якут,
впереди без остановки вертелась детская голова. Стюардесса подала Борису похо-
жий на игрушку из чистого льда пузатый стаканчик с водой. К тр°м часам ночи
сфера вдруг оборвалась внизу ж°лтыми языками плоского пустынного берега с
извивами рек, робкими зел°ными мазками многоцветья тундры с уже белыми снеж-
ными проплешинами приближающихся хозяев этого края - вечной зимы и вечной
ночи... Двигатель настойчиво скрипел в ушах мотивом полузабытой блатной песен-
ки, в глазах плясали какие-то человечки, как преддверье сна.
почему люди вокруг галдят и встают к своим плащам на полках. Потом обернулся к
окну и вздрогнул. Самол°т летел над густыми лесами, пересеч°нными сетью бле-
стящих после дождя многочисленных стального цвета дорог с массой разноцвет-
ных машин на асфальте. Деревья, стремительно приближаясь, словно окутывались
т°мно-зел°ным застывшим дымом не виданной Борисом много лет листвы. Проно-
сились бесчисленные пос°лки, каждый из которых после Певека казался столицей,
летели по блестящим прямым как стрела рельсам зел°ные поезда. То была жизнь,
пульс великой страны, цивилизация, оригинал человеческого бытия после суррога-
тов. Запестрели белые стволы бер°з, оступивших полосу, по которой с победным
р°вом катился самол°т с красным стабилизатором полярной авиации. Вокруг про-
носились сотни разномастных самол°тов, бетонные просторы, а главное - деревья с
живой шевелящейся на ветру листвой!..
по чужой земле своей родины, по столичному аэропорту, куда ему с детства вход
был запрещ°н пожизненно. Он ш°л с чужим чемоданом, с чужими документами в
чужом бумажнике в кармане чужого костюма. Эта же вес°лая злость переполняла и
Валерия при расставании в его номере в гостинице, где они лихорадочно обменива-
лись "инструкциями". "Моим отделом ты запросто руководить сможешь. В нашей
стране начальником может быть любой дурак. Вот послать тебя вместо любого
моего специалиста я бы поостер°гся, Боря... А руководить, с моим-то авторитетом,
ты запросто сможешь." Конечно, смогу, думал он сейчас. Где он тут, этот отдел? Но
пока - Москва! Естественно, он с детства слышал, что Москва "познакомила нас,
подружила" в популярной комедии о святой дружбе чеченца-пастуха с вологодской
свинаркой, но после депортации и чеченцев, и евреев, знал цену этой столице всех
советских народов. Как и потомки того экранного мусульманина в исполнении,
естественно, еврейского акт°ра, Борис и его потомство не смели и мечтать побывать
в Москве. И вот он вроде шпиона в столице как бы своей родины. И ему тотчас
нестерпимо захотелось окунуться в настоящую чужую жизнь. Что на этом фоне
проблемы какого-то там отдела! Ну выгонят с работы, так ведь не только на Север,
в Автономию не вернут. Ленинградец он теперь по прописке. И русский по нацио-
нальности. Двойное благородство записано в паспорте с его фотографией, куда
кому до такого великолепия из всех его знакомых в прошлой жизни! Второй заяц
зайцем едет по жизни Страны Советов, входит в столицу мира, надежду всего чело-
вечества. "В город, товарищ?" - подбежал респектабельный московский таксист к
солидному мужчине с кожаным портфелем и плащом на согнутой руке, каким видел
себя Борис в стеклянной стене аэропорта. Сначала сев в машину, как рассказывали
другие, Борис небрежно обронил: "К тр°м вокзалам." И замер от ощущения пре-
красного сна: в Биробиджане не было ни такси, ни личных машин, а легковушки
вообще были напереч°т - у начальства.
усталых и нужных Москве мужчин и женщин. Шли, маршировали гибонистые
самоуверенные юноши в т°мных очках, вытанцовывали самоуверенные модные
девушки. Все граждане советской столицы и е° законные гости владели этим свер-
кающим великолепием, невиданными цветами на клумбах, фонтанами, вылизанны-
ми тротуарами, охраняемыми газонами, бесчисленными башнями-небоскр°бами и,
главное, живыми огромными деревьями с сочной листвой. Неслись, скакали тысячи
машин с породистыми иностранцами и его как бы соотечественниками, имеющими
права иностранцев у себя дома. Переполненный своим неожиданно привалившим
счастьем, он испытывал жалость к глупому Валерию, добровольно отказавшемуся
от такого великолепия в пользу эфемерного желания сменить его на нечто уже
совершенно невообразимое... И на бедную Майку со своими безумными фантазиями
в холодном запл°ванном бараке на берегу Чукотского моря... Весь тот вечер, после-
дующий день в ожидании повторения странной ночи уже казались позорным при-
ступом застарелой болезни. Он без конца ездил и бродил по Москве пока не стем-
нело. Это было давно забытым чудом: вдруг, по-человечески наступил вечер, за-
жглись бесчисленные огни и засветились витрины, а потом настала ночь. Борис без
конца касался ладонью т°плых стволов тополей и лип, уходящих кронами в небо, к
зв°здам, словно не позволяя сну прекратиться. Вечерний летний московский воздух
с его сизым светом раствор°нных газов казался чище полярного ветра с океана. Он
не мог надышаться тем нормальным процентом кислорода, которого не знал ни на
Дальнем Востоке, ни на Севере.
полковник с колодками орденов и седой джентльмен, радостно кивнувший ему, как
хорошо знакомому. Следуя инструкции, Борис солидно кивнул, едва заметно улыб-
нулся и сел напротив женщины.
показывая взглядом на газету. - Каждый раз, в годовщину депортации предателей,
они никак не могут успокоиться. Надо же! Обвинить нас в геноциде! Нас, которые
своей грудью защитили евреев от фашистского нашествия. Нас, которые не позво-
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Корнев Павел
Мацумото Сэйте
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей